Читать книгу "Руководство астронавта по жизни на Земле. Чему научили меня 4000 часов на орбите - Крис Хэдфилд"

Наконец, когда мы полностью облачились в защитные скафандры и надежно привязали себя к своим креслам в положении, когда колени притянуты к грудной клетке, я отдал команду на отделение от МКС. Мы отправились в путь.

* * *

Отделение корабля от станции проходит очень тихо и спокойно, в отличие от огненного зрелища запуска. Нужно примерно три минуты, чтобы огромные крюки и запоры высвободились и корабль отстыковался. Наш «Союз» — это маленький прилипала, прицепившийся к огромному кораблю, но постепенно небольшие пружины отталкивают его прочь, и мы удаляемся, а наши друзья провожают нас, глядя в иллюминаторы МКС, и машут на прощание.

Сначала корабль движется медленно, примерно 10 см в секунду, но спустя три минуты мы на 15 секунд запускаем двигатели и начинаем набирать скорость. Затем корабль движется по инерции, и законы небесной механики позволяют ему удалиться от станции. Нам нужно отлететь на безопасное расстояние от МКС, прежде чем снова запустить двигатели, иначе продукты сгорания топлива повредят ее огромные солнечные панели, как штормовой ветер повреждает паруса морского корабля.

Таким образом, продолжая вращаться вокруг Земли, мы переходим на новую орбиту, немного отличающуюся от траектории МКС. В Москве рассчитывают все новые параметры, например, время работы двигателей при уходе с орбиты, а мы записываем их в наши контрольные листы. Сейчас все тихо, но я принимаю средство от тошноты. Я знаю, что это спокойствие временное.

Примерно через два с половиной часа мы разворачиваем корабль кормовой частью вперед и устанавливаем в нужное для ухода с орбиты положение, запуская двигатели на 4 минуты 20 секунд. Время работы двигателей — это критический момент, когда мы проходим точку невозврата; мы настолько снижаем скорость корабля, что он неизбежно начнет падение. Мы проходим эту точку и чувствуем, как корабль толкает нас в спину, как будто кто-то пихает нас сзади твердой рукой. Возникает ощущение, словно ускоряешься в обратном направлении, но на самом деле скорость снижается.

Затем следуют 54 сумасшедшие минуты падения на Землю, во время которого кажется, что попал в автомобильную катастрофу, сопровождающуюся не меньше чем 15 взрывами. Траектория «Союза» меняется и становится не круговой, а эллиптической. Несясь вниз, мы входим в верхние слои атмосферы, где плотный воздух начинает замедлять наше падение. Высуньте руку из окна машины, несущейся по шоссе, и вы почувствуете силу сопротивления ветра — это примерно то же самое. Потом, еще через 28 минут после запуска двигателей, срабатывают пироболты, которые отсоединяют и отбрасывают орбитальный и двигательный модули прочь от спускаемого аппарата, чтобы они сгорели в атмосфере. Я думаю о Юрии, Пегги и Со Ён и надеюсь, что наш «Союз» справится со своей задачей. Звук громкого стаккато, раздавшийся при срабатывании пироболтов, был правильным, и я увидел в иллюминатор, как вспыхнула ткань, покрывавшая корабль. Затем положение капсулы начало стабилизироваться под напором воздуха, и я понял, что у нас все в порядке. Мы еще испытывали некоторую болтанку, но ненужный модуль благополучно отцепился от нашего спускаемого аппарата.

Становилось все жарче, и влажность увеличивалась, несмотря на прочную броню теплозащиты. Снаружи корабля я видел оранжево-желтое пламя и поток искр, льющихся с поверхности нашего корабля, и слышал серию взрывов. Либо в теплозащите образовалась трещина, либо это эффект, связанный с вмороженной влагой, ну или у нас серьезная проблема. Я ничего не сказал. Ну а что тут скажешь? Если теплозащита повреждена — мы погибнем. Мы несемся огненной пулей, разрезающей пространство.

Через две минуты мы спустились до высоты в 120 км, где плотность воздуха ощутимо выше. Температура внутри нашего модуля продолжает подниматься, и мой джемпер Maple Leafs насквозь промок от пота. Теперь сила сопротивления стала еще больше, и кроме того нас грубо поприветствовала вернувшаяся сила тяжести, которая вдавила нас в кресла. Перегрузка быстро достигла значения 3,8g и переносилась очень тяжело после пяти месяцев наслаждения невесомостью. Я мог почувствовать тяжесть кожи на своем лице, так сильно она натянулась по направлению к ушам. Я дышал неглубоко; мои легкие не хотели бороться с гравитацией. Казалось, что мои руки весят целую тонну, и неожиданно выяснилось, что нужно приложить усилия, чтобы поднять руку хотя бы на десяток сантиметров и щелкнуть переключателем на панели управления. Переход от невесомости к максимальным перегрузкам, а потом к обычной земной гравитации длится всего десять минут, но эти десять минут бесконечны.

Когда мы существенно снизили скорость (представьте камень, погружающийся в глубокий пруд), раскрылись тормозные парашюты, резко замедлив наше падение. На высоте 5 км раскрылся главный парашют, и мы засмеялись и закричали «Йе-хуу!». «Союз» бешено кувыркался, грохотал и крутился так быстро, что даже мы почувствовали себя плохо. Потом вдруг «бам»! Наша капсула стабилизировалась, вися на туго натянутых стропах парашюта. Модуль сбросил тепловую защиту, которая охраняла нас во время спуска в плотных слоях атмосферы (иллюминаторы были черными после воздействия высокой температуры), но теперь защитный слой отвалился, и мы смогли увидеть утреннее голубое небо. Все неиспользованное топливо было сброшено при падении модуля, чтобы не произошел взрыв при столкновении с поверхностью земли.

Мы пытались перевести дух, ослабленные после дезориентирующего падения, этакого безумного аттракциона в парке развлечений. В довершение наши кресла неожиданно резко подскочили вверх, автоматически поднявшись на максимальную высоту своих амортизаторов, чтобы смягчить главный удар. Ускорение помогло нам потуже затянуть ремни безопасности. Мы знали, что момент удара будет очень неприятным; спинки кресел были подогнаны персонально под наши тела, поэтому спину мы не сломаем. Перед ударом все молчали, даже Роман, который комментировал наш спуск, как ему и полагалось. Он тараторил всю дорогу, сообщая наземным службам о том, что у нас происходит. Мы все слегка сжали зубы, чтобы не откусить себе языки.

Наш небольшой гамма-лучевой высотомер по отраженному от земли сигналу определяет высоту и за две секунды до момента удара отправляет команду на запуск двигателей, получивших оптимистичное название двигателей мягкой посадки — по сути, это пороховые заряды, взрыв которых должен снизить скорость падения до 1,5 м в секунду. Эти двигатели позволяют выжить в ситуации, подобной ужасающей автокатастрофе: мы — тонна стали, титана и человеческой плоти — сталкиваемся с твердой землей Казахстана. В степи ветрено, и парашют тащит капсулу, словно поваленное дерево. Мы несколько раз переворачиваемся, пока Роман не щелкает переключателем, чтобы перерезать парашютные стропы. Мы останавливаемся. «Союз» замер на боку. Я свисаю вниз головой с потолка на ремнях безопасности, ошеломленный, потрясенный, взбаламученный.

Посадка прошла в штатном режиме и в назначенном месте. Мы слышали гул поискового и спасательного вертолетов. Мы вдохнули едкий воздух с горелым запахом нашего приземлившегося корабля. Том показывал на иллюминатор: там, где еще недавно был космос, теперь — светло-коричневая, рыхлая грязь. Мы услышали шум голосов — это были люди из российских наземных служб.