Читать книгу "Грозовой Перевал - Эмилия Бронте"

Линтон побелел и весь дрожал. В эту минуту он был совсем не мил, Эллен. Какое там не мил — он был страшен. Его худое большеглазое лицо все перекосилось в дикой и бессильной ярости. Он схватился за ручку двери и рванул ее: дверь оказалась заперта с той стороны.

— Впусти, или я тебя убью! Впусти, или я тебя убью! — не говорил он, а прямо визжал: — Черт! Дьявол!.. Я тебя убью… Убью!

Джозеф опять засмеялся своим квакающим смехом.

— Эге, это уже папаша, — хрипел он, — это папаша! В нас всегда есть понемногу от обоих. Ничего, Гэртон, мальчик мой, не бойся!.. Ему до тебя не добраться!

Я взяла Линтона за руки и попробовала оттащить его; но он завизжал так отчаянно, что я не посмела настаивать. Наконец его крики захлебнулись в страшном кашле: изо рта у него хлынула кровь, и он упал на пол. Одурев от ужаса, я выбежала во двор, стала звать во весь голос Зиллу. Вскоре она услышала меня: она доила коров в сарае за амбаром и, бросив свою работу, поспешила ко мне и спросила, что мне нужно. Я не могла объяснить — перехватило горло, — притащила ее в кухню и оглядываюсь, куда делся Линтон. Эрншо пришел посмотреть, каких он наделал бед, и теперь вел несчастного наверх. Мы с Зиллой пошли вслед за ним по лестнице; но на верхней площадке он остановил меня и сказал, что мне входить нельзя и чтоб я шла домой. Я закричала, что он убил Линтона и что я непременно войду к брату. Тогда Джозеф запер дверь и объявил, что я «ничего такого сделать не посмею», и спросил, уж не такая же ли я сроду сумасшедшая, как и мой братец? Я стояла и плакала, пока ключница не вышла от Линтона. Она сказала, что ему немного лучше, но что шум и крики мешают ему, и чуть ли не силком уволокла меня в столовую.

Эллен, я готова была рвать на себе волосы! Я так плакала и рыдала, что почти ничего не видела; а этот негодяй, которому ты так соболезнуешь, стоял и пялил на меня глаза и то и дело шикал на меня, чтоб я не плакала, и приговаривал, что он ни в чем не виноват. В конце концов, напуганный моими угрозами, что я скажу папе и его посадят в тюрьму и повесят, он сам начал всхлипывать и поспешил выйти, чтобы скрыть свое трусливое волнение. Но я еще не избавилась от него: когда они все-таки принудили меня уйти и я отъехала уже ярдов на сто от ворот, он вдруг выступил из темноты на дорогу и, схватив Минни под уздцы, остановил меня.

— Мисс Кэтрин, я очень огорчен, — заговорил он, — но, право, нехорошо…

Я полоснула его кнутом, подумав, что он, пожалуй, способен убить меня. Он выпустил узду, бросив мне вслед отвратительное ругательство, и я в полуобмороке понеслась домой.

В тот вечер я не зашла к тебе сказать «спокойной ночи» и на следующий день не поехала на Грозовой Перевал, — а мне отчаянно хотелось поехать; но я была необыкновенно взволнована и то страшилась вдруг услышать, что Линтон умер, то пугалась мысли о встрече с Гэртоном. На третий день я набралась храбрости или, во всяком случае, не выдержала неизвестности и снова улизнула из дому. Я выбралась в пять часов и пошла пешком, надеясь, что, быть может, мне удастся проникнуть незамеченной в дом и подняться в комнату Линтона. Однако собаки дали знать о моем приближении. Меня приняла Зилла и, сказав, что «мальчик отлично поправляется», проводила меня в маленькую, чистую, убранную коврами комнату, где, к своей невыразимой радости, я увидела лежавшего на диванчике Линтона, а в руках у него — одну из моих книг. Но он битый час не хотел ни говорить со мной, Эллен, ни взглянуть на меня — такой уж у него несчастный характер. И что меня совсем убило: когда он все-таки открыл рот, то лишь затем, чтобы солгать, будто это я подняла скандал, а Гэртона нечего винить! Стань я возражать, я непременно вспылила бы, поэтому я встала и вышла из комнаты. Он негромко окликнул меня: «Кэтрин!». На такой оборот дела он не рассчитывал, но я не вернулась; и следующий день был вторым, что я просидела дома, почти решив не приходить к нему больше. Но так было тягостно ложиться спать и вставать, ничего о нем не услышав, что мое решение рассеялось, как дым, не успев толком сложиться. Недавно мне казалось дурным отправляться в путь; теперь дурным казалось не ехать. Майкл пришел и спросил, надо ли седлать; я сказала «надо», и, когда мой конек понес меня по холмам, я считала, что выполняю свой долг. Мне пришлось проскакать под окнами фасада, чтобы попасть во двор: бесполезно было пытаться скрыть свое присутствие.

— Молодой хозяин в доме, — сказала Зилла, увидав, что я направляюсь наверх, в гостиную.

Я вошла; Эрншо тоже был там, но он тут же вышел из комнаты. Линтон сидел в большом кресле и подремывал. Подойдя к огню, я начала серьезным тоном, сама наполовину веря своим словам:

— Так как ты меня не любишь, Линтон, и так как ты думаешь, что я прихожу нарочно, чтобы тебе повредить, и уверяешь, будто я и впрямь врежу тебе каждый раз, — это наша последняя встреча. Простимся, и скажи мистеру Хитклифу, что ты не хочешь меня видеть и что больше он не должен сочинять басен на этот счет.

— Садись и сними шляпу, Кэтрин, — ответил он. — Ты несколько счастливей меня — ты должна быть добрее. Мой отец так много говорит о моих недостатках и выказывает столько презрения ко мне, что я, естественно, сам начинаю сомневаться в себе. Начинаю думать, что я и впрямь никудышный, как он говорит то и дело; и тогда во мне поднимается горечь и злоба, и я ненавижу всех и каждого! Да, я никудышный, у меня скверный характер и почти всегда скверное настроение. Если хочешь, ты можешь со мной распроститься: избавишься от докуки. Но только, Кэтрин, будь ко мне справедлива в одном: поверь, что если бы я мог стать таким же милым, как ты, таким же добрым и хорошим, я стал бы!.. Я хочу этого даже больше, чем стать таким здоровым, как ты, и счастливым. И поверь, что твоя доброта заставила меня полюбить тебя сильнее, чем если бы я заслуживал твоей любви. И хотя я и не могу не проявлять перед тобой свой нрав, я сожалею об этом и раскаиваюсь; и буду раскаиваться и жалеть, покуда жив!

Я понимала, что он говорит правду, понимала, что должна его простить; и если он через минуту снова начнет ко мне придираться, я должна буду снова его простить! Мы помирились; но мы проплакали, и он и я, все время, пока я сидела с ним; не только от печали, хоть мне и было горько, что у Линтона такая искривленная натура. Он никогда не допустит, чтоб у его друзей было легко на душе, и ему самому никогда не будет легко! С этого вечера я всегда приходила к нему в его маленькую гостиную, потому что на следующий день вернулся его отец.

Раза три, я думаю, нам было весело и отрадно, как в тот первый вечер; остальные наши свидания были мрачны и тягостны — то из-за его эгоизма и злобы, то из-за его страданий. Но я научилась все его выходки сносить без обиды — как не обижалась на его болезнь. Мистер Хитклиф нарочно избегает меня: я с ним почти что и не виделась. Правда, в ту субботу я пришла раньше обычного и услышала, как он жестоко пробирает бедного Линтона за его поведение накануне. Не понимаю, как он мог узнать, если не подслушивал у двери. Линтон, конечно, вел себя в тот вечер возмутительно, но это никого не касалось, кроме меня, я осадила мистера Хитклифа — вошла и объявила ему это напрямик. Он рассмеялся и пошел прочь, сказав, что, если я так смотрю на вещи, он очень рад. После этого случая я сказала Линтону, чтоб он свои злые слова говорил шепотом. Ну вот, Эллен, ты слышала все. Запретив мне приходить на Перевал, ты сделаешь несчастными двух людей, между тем, — если только ты не скажешь папе, — продолжая туда ходить, я не нарушу ничей покой. Ты не скажешь, нет? Бессердечно будет, если скажешь.