Читать книгу "Что рассказал мне Казанова - Сьюзен Сван"

– Да, он выглядит как человек, принимающий свою работу и свою веру всерьез. – Она положила открытку и раскрыла маленький пенал, осторожно вынув тростник. Он казался хрупким на ощупь. Люси быстро положила его обратно. Бог знает, какими старыми были эти предметы, подумала она.

– А из чего писцы делали свои чернила?

– Обычно из ламповой сажи. И это напомнило мне о еще одной увлекательной истории. Архитектор Сулеймана Первого так спроектировал свою мечеть, чтобы воздушные потоки приносили сажу со всех масляных ламп в здании в специальную комнату. Копоть оседала на стенках комнаты, и слуги приходили и соскребали ее, чтобы делать чернила.

– Вы серьезно, Эндер?

– Мы туда как-нибудь сходим, и я покажу вам эту комнату. Верите ли вы в это или нет, но наши предки знали множество различных трюков.

– Вы шутите. – Люси на секунду замерла. – Вы религиозный человек?

– Я вырос мусульманином, но сейчас не исповедую ни одну веру. Я по мере возможности избегаю религиозных доктрин. – Эндер махнул рукой. – Они – причина слишком многих бед в этом мире.

– Но у вас есть своя вера, Эндер. У каждого из нас она есть. Моя, наверное, состоит в том, что мне важно содержать все документы в порядке, – прибавила Люси, вспомнив как Ли тогда в Афинах сказала, что она выбрала профессию под влиянием дела матери.

– Ну тогда мое хобби – изучение Оттоманской каллиграфии – это и есть моя вера. Позвольте мне рассказать вам историю, объясняющую, почему к письму в исламе относятся именно так. Однажды исламский ученый увидел мальчика, сидящего на сосуде с маслом, произведенным в Англии.

«Вставай, – сказал он мальчику. – Ты загораживаешь надпись на одной из сторон».

«Это письмо неверных, – возразил мальчик, указывая на английские слова».

«Да, есть мусульмане, и есть неверные, – ответил писец. – Но всякое письмо одинаково священно».

– Мне нравится эта история, – сказала Люси тихо.

Молодой человек посмотрел на нее с такой теплотой, что девушке пришлось опустить глаза, притворяясь, что она поглощена созерцанием эмалированной коробочки его дяди.

– Хорошо. А теперь позвольте мне прочитать вам еще один фрагмент манускрипта. – Эндер ухмыльнулся, открывая ноутбук. – Сдается мне, там полно сюрпризов.

«Но я отклонился от своей цели, о Могущественный Халиф. Я вспоминаю ту ночь, когда решил обсудить с шевалье план нашего побега. Мы перешептывались, обсуждая подробности, после того как разбойники погрузились в свои опиумные грезы. Мой спутник производил впечатление человека недюжинного воображения и таланта, которого при этом не раз трепала судьба. Он взял на себя ответственность убедить мисс Адамс, что у нас нет иного выхода.

Я не знаю, слышал ли Могущественный Халиф историю о Бендис. Но когда воры танцевали вокруг костра, на каменистом обрыве появилась фигура, и, в результате моей сметливости, наши похитители узрели богиню.

Один за другим эти идолопоклонники взбирались на утес и падали пред ней ниц. Когда очередь дошла до разбойника, охранявшего Махмуда, он потянул принца за собой, думая, что иначе он воспользуется этой возможностью и убежит. Ошибочно поверив в то, что я в ужасе от их презренного поведения, они и мне позволили взобраться по ступенькам, вырезанным в скале, с опущенными руками и склоненной головой. Когда мы приблизились к уступу, луна, зашла за тучу и все вокруг погрузилось во тьму. Тихо ругаясь, охранник Махмуда зажег маленький факел и толкнул юного принца вперед. Перед нашим взором предстала обнаженная фигура, высокая, с руками такими же мускулистыми, как и у наших дворцовых стражников. Тем не менее идол воров был очень женственным, с рубиновыми губами и глазами, сиявшими величественной лазурью Босфора в летний день. А потом богиня вдруг крикнула нашим перепуганным похитителям, что их маки снова вырастут, если они освободят пленников.

Пораженный, Махмуд шагнул вперед, исчезнув из лучей света факелов, и чуть не упал с обрыва. Он крикнул, но тут его схватили за руку, и идол прошептал его имя. Когда факел снова зажгли, богиня исчезла. Молодой принц был встревожен и глубоко взволнован увиденным до тех пор, пока я не сказал ему, что это была рука Аллаха Всемогущего, который, для того чтобы его поддержать, воспользовался языческой богиней Фракии.

Я не сказал Махмуду, кто скрывался под этим образом, мой Повелитель. Но я смиренно прошу Могущественного Халифа обратить его драгоценное внимание на храбрость чужеземки, схватившей принца за руку в присутствии наших похитителей. Она не знала, что Махмуд будет среди верующих, и, если мне будет позволено смиренно добавить, даже принимая в расчет силу моего убеждения, этой девушке было действительно страшно стоять обнаженной в лунном свете.

Проснувшись на следующий день, мы увидели, что воры исчезли, а все наше оружие и лошади остались в неприкосновенности. Разбойники также оставили нам запас риса и карту с краткими инструкциями, как добраться до Ксанфа, находящегося на восточном конце долины».

На Стамбул опускался вечер. Люси и Эндер заканчивали ужинать в крошечном рыбном ресторанчике в Кумкапи, выходящем на маленькую площадь.

– Оказывается, твоя родственница спасла будущего султана, – сказал переводчик.

– Или писец выдумал эту историю, чтобы поразить воображение своего повелителя. В конце концов, он же был не просто писец, не так ли? Этот человек сочинял эротические сказки для развлечения Селима.

– Возможно, ты и права. Посмотри на закат, Люси. Какая красота!

В умирающем свете солнца шпили минаретов сверкали, подобно магическим флейтам, созданным могущественным чародеем. Но Люси решила не восхищаться красотой города вслух, чтобы Эндер не посчитал ее впечатлительной западной туристкой, ищущей экзотики Востока.

Часть дня они провели «босфорясь», как он назвал это. Они спустились с холма, где располагалась квартира дяди в Султанахмет; и доехали автобусом до Йеникоя. Потом гуляли по улицам рядом со знаменитой рекой, то и дело останавливаясь посмотреть на корабли и паромы, скользящие вниз и вверх по течению. От воды шло тепло, а на узких, деревянных фасадах домов, выстроившихся на противоположном берегу реки, играло радужное сияние света.

Сидя в ресторане, Эндер вытащил перевод и проверял его, добавляя последние штрихи. Он оставил подлинник в квартире дяди, но полагал, что стиль в некоторых местах нуждается в доработке. Люси чувствовала, что испытывает удовольствие от одного только вида сидящего напротив нее мужчины, чьи глаза, полускрытые густыми черными бровями, сияли интересом, а рука осторожно, медленно двигалась над бумагой. Ветер с Босфора играл его волосами.

Наконец он отложил ручку; извинившись, что это заняло столько времени. Люси в ответ шутливо упрекнула его за излишнее стремление к совершенству. Эндер рассказал ей, что он заинтересовался каллиграфией еще будучи маленьким мальчиком. У его отца был один знакомый старик писец, и они вместе с Теодором Ставридисом часто приходили к нему домой и следили, как его рука с зажатым в ней старым тростниковым стилом легко выводила безупречные узоры букв. Эндер был очарован рассказами старика о средневековых каллиграфах, таких, например, как Шаих Хамдулла, умерший в 1520 году. После его смерти, говорил Эндер, другие писцы закапывали свои письменные принадлежности вокруг могилы Хамдуллы, надеясь, что талант и душа великого каллиграфа перейдут таким образом к ним.