Читать книгу "Стальное лето - Сильвия Аваллоне"

Озираясь вокруг, Кристиано и искал Алессио. Где же Алессио? Он вглядывался в лица рабочих, на которых читался ужас.

Ты помнишь, Кристиано? Помнишь ту зиму, когда снег выпал? Какой это был год — девяносто четвертый? девяносто пятый? Помнишь? Снежинки как снежинки, а если присмотреться, внутри можно разобрать символ Ильвы…

Он увидел Маттиа и рванул к нему, залепив по морде карабинеру, который пытался его задержать. Добравшись до погрузчика, Кристиано схватил Маттиа за плечи и стал трясти его, заглядывая в глаза:

— Маттиа, где Алессио? Скажи мне, где Алессио, и мы сразу пойдем домой.

Маттиа пошатнулся и, глядя в пустоту, произнес:

— Кошка.

В груди Кристиано разверзлась пропасть.

— Уведите его! Дайте успокоительное!

Кристиано опустил глаза и только теперь увидел кровавую кашицу, запекшуюся под солнцем.

— Это не он! — раздался его крик. — Это не он! Этого не может быть! Вы ничего не поняли! НЕ ОН!!!

Тем временем карабинеры оттесняли людей с площадки.

Маттиа наконец увели.

Кристиано все твердил и твердил:

— Это не он, не он…

Его пытались успокоить, кто-то дал ему воды, кто-то удерживал его, но он вырвался и ринулся к погрузчику.

В припадке слепой ярости Кристиано принялся пинать машину. Он бился лбом о металл до тех пор, пока кровь не залила глаза.

Нет нам прощения — будет написано завтра на пятой странице «Тирренской газеты». Прощай, Алессио, — нет нам прощения.

Никто, даже Паскуале, не назвал его имени. «Поздравляю, и на этот раз ты вышел сухим из воды!» — сказал ему адвокат. Артуро возвращался домой свободным и счастливым. Перепрыгивая через две ступеньки, он думал: «С завтрашнего дня все будет по-другому…» Поворачивая ключ в замочной скважине, он ощущал, как дрожит рука. Много месяцев он ждал этого момента. «Отныне все изменится, — уговаривал он себя. — Сандра, я клянусь тебе!»

Он мысленно повторял это, пока открывал дверь, и весь зарделся от радости, когда наконец переступил порог.

Сандра стояла в коридоре с трубкой в руках. Внезапно Артуро замер, улыбка с его лица сползла. Сандра положила трубку и сказала:

— Алессио погиб.

На следующий день мэр и муниципальный совет распорядились отменить фейерверк в честь летнего праздника. Профсоюзы объявили забастовку на всем предприятии, с 16:00 до 22:00.

Однако доменная печь продолжала работать.

Часть четвертая

Эльба

39

Остров плавал в воде, как печенье в молоке.

Анна смотрела на него, стоя на балконе.

Внизу на улице ребятня играла в футбол новым мячом «Супер Сантос». В соседнем квартале уже поднимались стальные жалюзи на окнах магазинов.

Анна была в пижаме и босиком. Эльба казалась ей такой близкой в прозрачном утреннем воздухе. Она могла разглядеть рыбачьи деревеньки на берегу и лодки, раскачивающиеся на волнах.

В восьмом доме телевизор орал про войну в Афганистане и на Ближнем Востоке. У соседей на кухне что-то разбилось. Анна проводила глазами футбольный мяч, влетевший в куст агавы. И чего ей не спится, детворе?

Все, что она видела, и все, что слышала, — это был ее мир, простой и понятный. Мир улицы Сталинграда.

Ребята толпой побежала вытаскивать мяч из колючек.

— Ааа… — раздались вопли. — Проткнулся!

Очень скоро из подъездов выйдут подростки с полотенцами на плече, затарахтят скутеры, женщины пойдут в магазин, старики и старухи выползут на скамейки…

Откуда-то донеслась песня Лауры Паузини — скорее всего, из лавки зеленщика. Хорошая песня, но немного грустная.

Ей нужно жить в мире с самой собой. По-другому просто нельзя.

Домохозяйки вытряхивали коврики в окнах, ребятишки проказничали, кидая камушки в окна первых этажей.

Анна наблюдала за двумя арабами в оранжевых робах. Они ловко переворачивали мусорные бачки. Дети внизу снова принялись пинать спущенный мяч.

Обстоятельства давят. Но и их можно победить.

Дженнифер перешла через улицу, держа Джеймса на руках, и уселась на скамейку у автобусной остановки. Малыш хлопал в ладошки и весело смеялся. Сандра на кухне варила кофе.

Анна пыталась представить Франческу. Не важно, где и с кем. Может, она сейчас завтракает, а может, еще спит. Или гуляет по аллее в Фоллонике, с трудом удерживая равновесие на высоченных каблуках.

Не важно, где и с кем…

Анна вспомнила, как в детстве они ловили крабов на прибрежных камнях. У Франчески была молниеносная реакция, она хватала крабов так быстро, что те даже не успевали поднять клешни.

Потом они наполняли общее ведерко песком и морской водой, сажали туда крабов и тащили домой, чтобы приготовить «настоящую морскую пасту».

Франческа, живая и настоящая, где-то рядом, и только это имеет значение.

Было обычное утро. Выпив кофе, Сандра вытирала пыль. Роза поливала цветы. А Анна неподвижно стояла на балконе дома номер семь.

В это самое время по региональному шоссе Гроссето — Ливорно ехал скрипучий автобус.

Единственная пассажирка в самом заднем ряду смотрела в окно, прижавшись к стеклу виском.

По обочине дороги еле полз трактор с прицепом, наполненным сеном. Молодые парни из Ганы собирали помидоры.

Водитель автобуса поглядывал в зеркало, опасаясь, что пассажирка заснет и пропустит остановку. Она сидела, как не сидят в автобусе, поджав колени к подбородку, полностью погруженная в свои мысли.

Местность за окном была болотистой, затем болота сменились пустырями, поросшими низким и сухим кустарником. За отбойником то и дело встречались трупики раздавленных ежей.

Франческу клонило в сон. Над безлюдным берегом возвышались строения «Энель» и «Дальмине-Тенарис». Между зарослями тростника в районе Торре Моцца, Рива Верде и Перелли то и дело проглядывало море, заполненное в этот час рыбацкими баркасами, возвращающимися с промысла. Неторопливо плыл огромный круизный лайнер.

Когда автобус проехал Ганьо и стал приближаться к Котоне, вдалеке показались трубы и краны, а над ними — громады доменных печей. Франческа давно слышала разговоры о перепрофилировании и реконструкции, о стимулировании туризма и сферы услуг. Кто знает, как будет… Она всматривалась в силуэты умирающего завода, напоминавшего ей одновременно Колизей и остовы брошенных судов. Если так дело пойдет, через десять лет на домне останутся одни кошки…

Ей очень хотелось спать, и она терла веки, глядя на свое отражение в запотевшем стекле. Франческа ехала домой.