Читать книгу "Пересуды - Хуго Клаус"

Я попытался представить себе, как выглядит минеер Кантилльон, пролежав два месяца в склепе. Стал свинцово-серым, надо полагать.

Поздно вечером выяснилось, что Юдит беспокоится, потому что давно ничего не слыхала о своем магометанине.

Мы слишком много выпили.

— Почему капитан сказал, что ты ничем не лучше своего брата? — спросила она задумчиво.

Я промолчал.

Какие только невзгоды не обрушились на нас из-за проклятой деревни, где зачали и меня, и Юдит по образу и подобию Божьему. И то, что сделали с ней, много хуже случившегося со мной!

— Скажи мне, миленький, хорошенький, симпампошенький, — попросила Юдит, еле шевеля языком. — Что капитан хотел этим сказать?

И тогда я ей рассказал. Все по порядку.

О том, что случилось с Патриком Декерпелом?

А что еще я мог рассказать?

Все остальное.

Что остальное? Нет ничего остального!

Нечего кричать на меня. Чтоб я этого больше не слышал. Иначе пойдешь назад в камеру.

Извините. Я рассказал ей, где он лежит, в пластиковых мешках. И почему он туда попал. У нее челюсть отвалилась, она уставилась на меня безумным взглядом. Хотел показать ей фотографии Флоры Демоор и письмо, но она затрясла головой:

— Хватит. Ничего больше не хочу знать!

Ушла в ванную. Я услышал звук льющейся воды. Похоже, она не хотела знать деталей. Меня это устраивало, я-то уже почти все забыл. Меня радовало, что справедливость восторжествовала. Мы оба хлебнули достаточно горя, нечего в нем копаться.

Юдит вернулась в комнату обнаженной. Держалась прямо, откинув плечи. Самое прекрасное, что я видел в жизни. Ее смуглое тело, казалось, излучало теплый, влажный свет. Капли воды, отражая свет лампы, сверкали в волосах, на бровях, на лобке.

Она прислонилась к стене:

— Смотри. Смотри на меня.

От этого я опьянел еще сильнее. Я потянулся к ней. Она отвела мою руку:

— Я позволила тебе смотреть на меня. На мое тело. Потому что избрала тебя, единственного из всех мужчин.

Мне захотелось спросить: «А как же твой магометанин?» — но она ответила прежде, чем я спросил, сказала, он бросил ее в трудную минуту.

— Мне это знакомо, — сказал я. — Это больно. Один раз уронят, а травма на всю жизнь.

— Смотри на меня.

Я смотрел на ее лоб, на серьги в ушах, полуоткрытые губы, ключицы, соски, складочку на животе, проходящую через пупок и темные кудряшки ниже, на ее бедра, острые коленки, золотой браслет на левой лодыжке и длинные ступни.

— Посмотрел, — сказал я.

Она накинула халат Алисы. Поцеловала мою руку, отпустила. Сказала, что собиралась ехать к нотариусу за деньгами. С Рашидом, тем алжирцем на серебристом «корвете». Теперь мне придется поехать вместо него. Может быть, с Рашидом что-то случилось, может, его зацапала секретная служба, или еще что. Так оно и было, но она этого еще не знала.

Какую секретную службу она имела в виду?

Ну, ту, оттуда.

Армейскую службу или службу партии?

Ту, от религиозной партии.

Так я занял место Рашида. Ну, не совсем.

Дверь открыл сам нотариус. Провел нас в ту же комнату, что в прошлый раз, там пахло так же, табаком и мастикой для натирки пола.

— Ты и малыша привела с собой. — Малыш — это я. Старший — Рене. — А Рашид? Он позже приедет?

— Нет, — сказала Юдит, и меня поразил ледяной взгляд, которым она смерила нотариуса; тот только что поел шоколаду, в уголках рта остались коричневые следы.

Юдит села. Никто не пригласил сесть меня, и я застыл у окна. На подоконнике все так же стояла фарфоровая статуэтка, молочно-белый юноша с подвязанными лентой длинными, как у женщин, волосами, держащийся рукой за ствол дерева с отсеченными ветками. В другой руке сжимающий лиру. У ног — лук со стрелами.

Нотариус спросил, где Рашид. Юдит ответила, что не знает и это не важно.

Кажется, он вздохнул с облегчением. Спросил, сколько ей нужно. Она сказала, миллион бельгийских франков. Тогда он больше ее не увидит.

— Мне тебя всегда приятно видеть, деточка. Но с ощипанной курицы ни перышка не получишь.

Мне понравилось, как он это сказал.

— Не в моих силах… — начал он.

— Нефиг языком молоть, — огрызнулась Юдит. — Ты знал, что я сегодня приеду.

Он стал рассуждать, что, в принципе, она имеет право, что регулярно, в установленном порядке, по закону, и тому подобные слова, что денежные потоки в наши дни, и еще разные слова в таком роде. Помню, он достал из кармана жилетки ножнички и стал подстригать ногти, складывая желтоватые обрезки в мраморную пепельницу на столе. И сказал:

— Сто тысяч франков. Это максимум.

Юдит засмеялась. Нехорошо засмеялась.

— Миллион я где угодно могу занять, — сказала. — Под ипотеку к примеру.

— За дом и землю ты и двадцати франков не получишь, — сказал и стал объяснять, что после стольких лет судебной волокиты бар «Tricky» обречен, что в земле нашли ядовитые отходы деятельности фабрики.

Те два гектара, на которых стоит дом, пропитаны ядами, на них не вырастишь ни цветочка, ни овоща. На всех фермах к западу от Алегема заражена земля. Люди болеют раком костей. Коровье молоко стало ядовитым. Приговор суда первой инстанции обязывает собственника участка очистить землю от ядов. Суд и эксперты оценивают затраты по очистке как минимум в тридцать миллионов бельгийских франков.

Нотариус сдвинул очки на лоб.

— Слышишь? — спросила меня Юдит.

— Я не глухой, — говорю.

— Хотите яблочка? — нотариус спросил. Указал на полную корзину. — Свежие, хрустящие, очень сладкие. Из Новой Зеландии.

Я засмеялся, у Юдит стало такое мрачное лицо.

Нотариус сказал: окончательное решение по делу, конечно, будет принято нескоро. Команда въедливых экспертов и опытных адвокатов может тянуть процесс бесконечно. Ко всеобщему удовольствию.

— Я хочу получить свои деньги, — сказала Юдит.

Только теперь я заметил, что она успела уже нанюхаться. Не знаю, носила ли она контактные линзы. Думаю, что да. Глаза у нее были нежно-зелеными, цвета весенней травы, как у Карамель.

— Деточка, не дури. Оставь деньги у меня и не беспокойся. Лучше меня никто о них не позаботится. Ты в любом случае их получишь, но позже. Тем более, у тебя и права на них нет. Пока нет.

— Я хочу получить деньги, — сказала капризным, детским голоском.