Читать книгу "История Энн Ширли. Книга вторая - Люси Мод Монтгомери"

Ребекка Дью не совсем уверена, что я оказываю на Элизабет хорошее влияние. Она считает, что я поощряю ее во всяческих завихрениях. Как-то вечером, когда меня не было дома, Ребекка понесла к калитке молоко. Элизабет так внимательно смотрела на небо, что даже не услышала ее тяжелой поступи.

— Я слушала, Ребекка, — объяснила она.

— Слишком много ты слушаешь, — недовольно проурчала Ребекка.

Элизабет улыбнулась своей отрешенной улыбкой. Разумеется, Ребекка выразилась не так, но я хорошо себе представляю, как именно улыбнулась Элизабет.

— Ты и вообразить себе не можешь, Ребекка, что я иногда слышу, — сказала она таким тоном, что у Ребекки Дью похолодели кости — так она, по крайней мере уверяет.

Но что поделаешь, если Элизабет дитя страны Фантазии?

Твоя самая-самая Энн.

P. S. Я никогда в жизни не забуду лицо Сайруса Тейлора, когда жена обвинила его в пристрастии к вышиванию. Но я также никогда не забуду, как он целый день искал этих котят. Мне нравится, что Эсма заступилась за отца, хоть и понимала, что все ее надежды рухнули по его вине.

P. P. S. Я вставила в ручку новое перо. И хочу написать, что люблю тебя, потому что в тебе нет надутой важности доктора Картера… И еще потому что у тебя не торчат уши, как у Джонни. Но самое главное, я люблю тебя за то, что ты такой, какой есть, мой единственный Джильберт».

Глава двенадцатая

30 мая

Аллея Оборотней

Звонкие Тополя

«Мой самый дорогой и самый любимый!

Пришла весна!

Ты, наверное, в экзаменационной горячке этого и не заметил. А я чувствую весну всем телом, от пяток до макушки. И весь Саммерсайд чувствует. Даже самые невзрачные улицы украсились цветами, перевесившимися через старые заборы, и желтыми огоньками одуванчиков вдоль дорожек. Фарфоровая дама, которая стоит у меня на полке, тоже это чувствует, и я уверена, что если бы я внезапно проснулась среди ночи, то увидела бы, как она выделывает разные хитрые па своими красными туфельками с золотыми каблучками.

Все кругом, куда ни посмотри, весело поет: «Весна!». И бесчисленные маленькие ручейки, и голубая дымка на Царе Бурь, и клены в роще, куда я хожу читать твои письма, и одетые в белый наряд вишни вдоль Тропы Приведений, и толстые малиновки, нахально прыгающие во дворе под носом у Мукомола, и свежие листочки на диком винограде, обвивающем калитку, к которой приходит за молоком Элизабет, и молодые нежно-зеленые кисточки на елках вокруг старого кладбища… и даже само кладбище, где на могилах распускаются цветы, словно говоря: «А жизнь все же сильнее смерти!» Позавчера вечером я с удовольствием прошлась по кладбищу. Ребекка Дью считает мое пристрастие к таким прогулкам чем-то нездоровым и вечно говорит мне: «И что вас тянет в это жуткое место, да еще по ночам?» А я бродила по дорожкам, освещенным белыми звездочками ароматных нарциссов, и размышляла, действительно ли жена Натана Прингла пыталась его отравить. Ее могила под ковром молодой травы казалась такой умиротворенно-невинной, и я решила, что бедную женщину оклеветали понапрасну.

Через месяц я уже буду дома! Каникулы! Я все время представляю себе наш старый сад в белоснежном убо-ре. и Лучезарное озеро… и шорох моря… и Тропу Мечтаний в солнечных зайчиках… и тебя!

У меня сегодня как раз подходящий карандаш, и я хочу сказать тебе…

(Далее опущены две страницы.)

Вчера меня пригласила на ужин жена Томаса Прингла — та самая, которая отказалась сдать мне квартиру. Ребекка Дью говорит, что я очень выгодный жилец, так как меня без конца приглашают в разные дома то обедать, то ужинать. Теперь я очень рада, что миссис Прингл не сдала мне комнату. Она довольно милая женщина — этакая мурлычущая кошечка. И она отлично готовит, но ей далеко до тети Кэт, тети Шатти и Ребекки Дью. Я очень их полюбила и собираюсь жить у них все три года. Стул, на котором я сижу, называют «стул мисс Ширли», и тетя Шатти призналась мне, что, когда меня нет дома, Ребекка Дью все равно ставит мне прибор — чтобы не было так скучно. Иногда, правда, я умудряюсь ненароком обидеть тетю Шатти, но она говорит, что научилась меня понимать и знает, что я сознательно никогда не сделаю ей больно.

Мы с Элизабет теперь ходим гулять два раза в неделю. Миссис Кемпбелл согласилась на это, но настаивает, чтобы мы никогда не гуляли в воскресенье. С приходом весны жизнь Элизабет стала немного повеселее. Даже в этот мрачный дом все-таки проникают лучи солнца, а снаружи, когда на его стенах танцуют тени елок, он просто красив. Но Элизабет все равно всегда рада из него сбежать. Иногда мы с ней ходим в город посмотреть на освещенные витрины магазинов. Но чаще всего уходим как можно дальше по «дороге, которая ведет к краю света», и за каждым поворотом надеемся увидеть что-нибудь замечательное, а может быть, и само Завтра.

Иногда мы наблюдаем, как подгоняемое ветерком судно бежит к гавани, и Элизабет каждый раз надеется, что на нем ее отец. Она упорно цепляется за веру, что он когда-нибудь к ней приедет. Честно говоря, мне непонятно, почему ему не приходит в голову навестить дочь. Он, наверное, не понимает, как она мечтает его увидеть. Вероятно, все еще представляет дочь младенцем, который стоил жизни его жене.

Скоро закончится мой первый год на посту директрисы Саммерсайдской школы. Первый семестр был сплошным кошмаром, но остальные два прошли очень приятно. Принглы, оказывается, довольно милые люди. Я даже не понимаю, как могла сравнивать их с Пайнами. Сегодня Сид Прингл принес мне букетик примул. Джен, конечно, окончит год первой ученицей, и мне доложили, что, по словам мисс Эллен, я единственная учительница, которая по-настоящему понимает эту девочку. Вот только Кэтрин Брук по-прежнему разговаривает со мной холодно и враждебно. Но, кажется, я перестану делать ей дружеские авансы. В конце концов, как говорит Ребекка Дью, всему есть предел.

Да, чуть не забыла… Салли Нельсон попросила меня быть подружкой на ее свадьбе. Она состоится в конце июня в Боннивилле, загородном доме доктора Нельсона, что стоит на мысе. Салли выходит замуж за Гордона Хилла. И тогда Нора останется последней незамужней дочерью доктора Нельсона. За ней много лет — с перерывами, как говорит Ребекка Дью, — ухаживал Джим Уилкокс, но из этого ничего не вышло, а теперь, по-видимому, уже и не выйдет. Я очень люблю Салли, но с Норой мне как-то не удалось сойтись. Она, конечно, гораздо старше меня и держится замкнуто и высокомерно. И все-таки мне хотелось бы с ней подружиться. Она не очень красива и умна, но что-то в ней есть своеобразное, интригующее.

Кстати, о свадьбах. Эсма Тейлор в прошлом месяце вышла замуж за своего доктора философии. Венчание происходило во второй половине дня в среду. Я занималась в школе и не могла на нем присутствовать, но все говорят, что Эсма была очень красива и вся светилась от счастья, а у Леннокса был вид человека, уверенного, что он поступает согласно велениям совести. С Сайрусом Тейлором мы стали друзьями. Он часто вспоминает тот обед, на котором, как он теперь считает, всем сестрам досталось по серьгам. «С тех пор я ни разу не посмел сыграть с ними в молчанку, — признался он мне. — Боюсь, мать в следующий раз скажет, что я люблю плести кружева». И он каждый раз посылает привет вдовам. Нет, Джильберт, люди все же восхитительны, и жизнь тоже восхитительна.