Читать книгу "Клуб неисправимых оптимистов - Жан-Мишель Генассия"

Леонид спокойно выслушивал эти окрики и немедленно начинал все сначала:

— Если я не буду говорить о войне, Владимир, если не расскажу, что тогда пережил, как же люди об этом узнают?

Время от времени с Леонидом происходило нечто странное: он вдруг начинал принюхиваться, как будто ощущал неприятный запах, и смотрел на партнеров, пытаясь понять, чувствуют ли они то же самое. Потом доставал из кармана пузырек матового стекла, капал пять капель на носовой платок и прикладывал его к носу. Спросить самого Леонида, зачем он это делает, я не осмелился и решил попросить разъяснений у Игоря.

— Не обращай внимания, это лекарство. У него небольшая проблема с носоглоткой.

Летом и зимой Леонид носил растянутый черный кашемировый свитер с высоким горлом и потертый плащ «Берберри», купленный в Лондоне в лучшие времена, и не снимал с правой руки золотые часы фирмы «Lip Prе́sident» с увеличительным стеклом, которые за десять лет не отстали ни на секунду. Эти часы были его главным сокровищем. Каждый день Мадлен, питавшая к Леониду слабость, делала ему два сандвича с ветчиной и швейцарским сыром, причем и того и другого клала вдвое больше положенного. Она заворачивала их в тканый мешочек, и Леонид засовывал его во внутренний карман плаща. На следующий день Мадлен не раз обнаруживала, что Леонид съел только один сандвич, и принималась по-матерински бранить его. Он виновато улыбался и говорил, что у него не было аппетита. Леонид утолял голод алкоголем. Он пил, но никогда не пьянел. По части выпивки он был непобедим: не один глупец, попытавшийся перепить Леонида, падал после такого состязания под стойку, а он пожимал плечами и удалялся небрежной походкой, садился в свое такси и ехал точно по прямой. Никто не мог объяснить причину столь невероятной устойчивости Леонида к алкоголю. Он был лучшим игроком клуба. Даже попав в трудное положение или играя после обильного возлияния, ухитрялся сделать ничью. Он приобрел известность за стенами «Бальто», многие хотели с ним сразиться, в том числе студенты самых престижных институтов. Каждый мечтал победить Леонида, и он принимал пари — на бутылку Кот-дю-рон или аперитив. Чаще всего те, кто пытался помериться с ним силами, уходили опозоренными и сильно под мухой. В конце концов отступились все, кроме Игоря, Вернера и Виржила, не терявшего надежды «сделать» Леонида. Проигравшим приходилось терпеть саркастические выпады короля шахматной доски: «Ты молодец, Тибор, только почему-то все время пятишься!», «Ты мелкий провинциальный игрок, Имре!» Однажды он жестоко оскорбил Грегориоса, у которого напрочь отсутствовало чувство юмора: «По шкале от одного до десяти ты — ноль с минусом».

Худшим из шахматных оскорблений Леонид награждал тех, кто пытался усомниться в его превосходстве, их он называл слабоумными ничтожествами. Я не раз пытался уговорить Леонида сыграть со мной партию, но он только улыбался и говорил:

— Лет через десять, когда научишься играть, мы вернемся к этому разговору. Тренируйся с Имре и Владимиром, а ко мне приходи, когда они перестанут у тебя выигрывать.

Я часами наблюдал за игрой Леонида, записывал ходы и задавал вопросы. Он был человеком воистину увлеченным, не нуждался ни в доске, ни в фигурах и мог прокручивать партии в уме. Леонид утверждал, что помнит наизусть двести восемьдесят семь самых полезных партий и несколько сотен лучших дебютов и эндшпилей. Как это ни странно, Леонид, во всем любивший точность, не подсчитал, сколько именно. Он помнил каждый ход, каждую серию разменов,[125]мог провести сравнение с таким же эпизодом, случившимся на знаменитом турнире, задавался вопросом, что бы сделали в подобной ситуации его кумиры Алехин и Ботвинник. Алехина Леонид считал гением планетарного масштаба, знавшим наизусть больше тысячи партий, — он трижды играл с ним и трижды проиграл, — а Ботвинника называл чемпионом чемпионов, играл с ним и всегда был бит. Я понимал далеко не все, едва ли половину ходов, и как-то раз Леонид, заметив мой потерянный вид, расставил на доске фигуры и сказал:

— Вот, это легкая партия. Ты должен сделать мат в четыре хода.

Он оставил меня наедине с моей ничтожностью — я смотрел на фигуры и не видел решения. Подошли Павел и Виржил, и мы попытались вместе разобраться в поставленной Леонидом задаче.

— Он сказал «в четыре хода»? — усомнился Виржил.

— Тут не может быть нескольких решений, и мы не законченные идиоты, — согласился Павел. — Он тебя разыграл.

— Иди к чемпиону и спроси, как он решает задачку в четыре хода, — предложил Виржил. — Я утверждаю, что это невозможно. В пять ходов — да, но не в четыре.

— Он сейчас играет партию.

— Плевать! — раздраженно бросил Павел. — Побеспокой его величество!

Я решился подойти только после того, как Леонид сделал ход и нажал на кнопку часов.

— Ты уверен, что не ошибся? Мы все считаем, что в четыре хода мат не поставить.

— Не можешь подождать? Я ведь говорил: никогда не отрывай игрока от партии. Разве что в клубе случится пожар. Когда-то мы добавляли: или немцы пойдут в атаку. Прямой опасности нет? Ну так не приставай!

Судя по напряженному лицу и затравленному взгляду студента, с которым играл Леонид, он попал в безвыходную ситуацию: стрелка приближалась к роковой цифре «XII». В конце концов он тяжело вздохнул, сокрушенно покачал головой, опрокинул своего короля, прошептал писклявым голосом «Браво» и протянул победителю руку.

Леонид коснулся ладони поверженного соперника кончиками пальцев и подозвал Жаки:

— Принеси нам бутылку Кот-дю-рон, мсье угощает. Выпьете со мной, молодой человек?

— Нет, благодарю вас.

— Всегда к вашим услугам.

Леонид налил себе полный стакан, выпил залпом, снова налил, встал и пересел за наш столик.

— Странные они, эти ребятишки из Политеха. Сильны в математике и совсем неплохи в шахматах. Взять хоть вот этого — он мог бы со временем набрать силу, но слишком осторожничает, боится проиграть.

— Угостишь нас вином? — спросил Павел.

— Угощу — когда начнешь делать успехи. Ждать, судя по всему, придется долго.

— Ну, на сей раз ты сел в галошу! — бросил Виржил, подходя к столу.

— Эх вы, банда слабоумных ничтожеств! — Леонид укоризненно покачал головой и сделал четыре хода белыми и черными фигурами. — Мат! Да с вами даже мой кот не стал бы играть.

Виржил и Павел молча удалились.

— А ты, — обратился ко мне Леонид, — закончишь партию и попытаешься понять, почему этот маленький придурок сдался. Он хоть и придурок, но понял, что деваться некуда.

Я склонился над доской и поставил короля на место: