Читать книгу "Магический круг - Кэтрин Нэвилл"

— Вы с Вольфгангом выросли в Нюрнберге, где судили нацистов после войны. В суде шла речь об этих предметах?

— Я не знаю, — сказала Бэмби, для устойчивости опершись локтем на стол. — Все эти судебные процессы и сама война закончились задолго до того, как мы с Вольфгангом родились. Хотя и после войны все в Нюрнберге знали об этих реликвиях. Они хранились в залах дворца. Гитлер верил, что они являлись священными и обладали таинственным могуществом, связанным с древними родословными Германии. У Гитлера была квартира в Нюрнберге, где он останавливался, приезжая на свои сборища. Эта квартира находилась в центре города, рядом с оперой, а ее окна выходили на дворец, так что Гитлер всегда мог видеть из своих комнат место, где хранились реликвии. Их часто выставляли на публичное обозрение на взлетном поле дирижаблей, где нацисты устраивали большие политические митинги. Всю войну реликвии оставались в Нюрнберге и только после ее окончания вернулись в Австрию.

— Ну конечно же, Нюрнберг!

До того момента я совершенно не вспоминала об этих событиях, но сейчас они как будто вспыхнули в моей памяти. Все те многочисленные фильмы о ночных митингах с огромными знаменами в лучах прожекторов, перекрещивающих темное небо, с тысячами людей, выстроившихся по квадратам, напоминающим живую шахматную доску, — все эти знаменитые сборища проводились в Нюрнберге. Но тогда возникал другой вопрос.

Взглянув на бутылку, я заметила, что она почти опустела, но мне не хотелось, чтобы Бэмби выпала в осадок до того, как я выясню все необходимое, поэтому я вылила остатки коньяка в свою рюмку.

— А почему именно Нюрнберг? — спросила я. — Ведь это всего лишь провинциальный городок, на сотни миль отстоящий от проторенных дорог. Почему Гитлер привез эти вещи в такое непутевое место и там же устраивал все свои митинги? Бэмби смотрела на меня широко открытыми, но уже затуманенными коньяком глазами.

— Но ведь Нюрнберг находится на оси, — сказала она. — Разве ты не знаешь?

— На оси? Ты имеешь в виду, что там встречались во время войны державы «оси»? Мне казалось, они обычно встречались в Риме, или в Вене, или…

— Нет, я имею в виду исходную ось, — сказала она. — Ось мира, то место, где, как принято считать, пересекаются все геомантические линии земных сил. В древности это место называлось Nornenberg — гора Норн, скандинавских богинь. В нашей истории есть три такие норны, три богини судьбы — Урд, Верданди, Скульд: судьба, становление и долг. Считается, что они жили на этой самой горе со времен сотворения мира. Они прядут пряжу судьбы и плетут наши судьбы, создавая рунические гобелены. Эти женщины подобны судьям, а их магический гобелен — подлинный суд Нюрнберга, поскольку написанная ими история определяет судьбы мира в его последние дни: die Gotterdammerung — «сумерки богов», то есть история о событиях конца света.

Возможно, наивно было воображать, что мне по силам распутать столь запутанный клубок событий, просто пытаясь разобраться в семейных связях моей семьи. Но я невольно заметила, что мои ближайшие родственники, похоже, по горло увязли в этом мифологическо-космополитическом и национал-социалистическом немецком Scheiss, или, выражаясь по-нашему, в дерьме.

Нет ничего удивительного в том, что совершенно незнакомые мне люди типа Бэмби знают так много отвратительного из истории моих родственников, которую сама я совершенно не знаю. В конце концов, я всю жизнь старалась отгородиться от них. И вот сейчас оказалось, что у меня имелось множество законных, хотя и неизвестных до недавнего времени, оснований для такого поведения.

Но вот что интересно: если Бэмби рассказала правду, то почему же Лаф, Пандора и Зоя так хорошо жили после кончины Гитлера? В послевоенном Париже француженок, слишком дружелюбно относившихся к гестаповцам, обривали наголо и проводили по улицам, заполненным презрительно улюлюкающими людьми. Музыканты многих стран, если они даже просто выступали перед нацистами во время оккупации, были публично опозорены после войны, и их репутация погибла. А те, кто вообще имели тесные связи с их главными идеологами — как Пандора, по мнению Вольфганга, — получили большие тюремные сроки или были повешены. Тут возникал очень важный вопрос: если Пандора жила в Вене и всю войну оставалась любимой оперной звездой Гитлера, как сказала Бэмби, то почему Лаф так спокойно вспоминает о ней, не говоря уже о том, что подчеркивает и близкое знакомство Зои с фюрером, вместо того чтобы вообще вычеркнуть таких родственничков из своей жизни?

Однако в нашей семейной саге имелось еще одно странное и почти пугающее совпадение. Эта мысль мелькнула у меня в голове как раз перед тем, как я провалилась на пару часов в целительный сон перед моим свиданием на Овечьем лугу.

Бэмби сказала, что все началось семь лет назад, следовательно, противоречия между ее братом Вольфгангом и моим дядей Лафом возникли в Вене в 1982 году. Но именно семь лет назад, в 1982-м, умер мой дядя Эрнест. В том же году Сэм унаследовал этот рунический манускрипт и потом внезапно исчез, и мы ничего не знали о нем. До нынешнего времени.

В предрассветном сумраке снежные просторы поблескивали жутковатой голубизной на фоне зловеще черного леса. Лунный диск еще висел, словно елочное украшение, среди звездочек, поблескивающих на небесной берлинской лазури. В воздухе ощущалось холодное дыхание опасности, как всегда бывало в это время года перед рассветом. Снегопад, видимо, закончился поздно, и на лугу не было никаких свежих следов. Я выехала на середину снежного поля и, развернувшись на лыжах, пристально посмотрела на темнеющую полосу леса.

Чуть погодя меня что-то ударило сзади, сбив с головы шапку, а рассыпавшийся снежок сбрызнул ледяными струйками мою шею. Обернувшись, я заметила среди деревьев очертания движущейся фигуры: она появилась на миг в лунном свете и вновь быстро скрылась в лесу. Но по взмаху руки я узнала Сэма и поняла, что должна следовать за ним. Отряхнув шапку, я сунула ее в карман, быстро проехала по полю и нырнула в провал между серебристой елью и березой, где исчез Сэм.

Я остановилась и прислушалась. С какого-то пригорка донесся крик совы, и я последовала на этот звук в глубину леса, в почти непроглядную темноту. Когда я вновь остановилась, не зная куда дальше направиться, то услышала его шепот:

— Ариэль, держись за палку и иди за мной.

Я почувствовала, что он взял меня за руку и, сунув в нее кольцо своей лыжной палки, повел меня дальше в темноту. Держа свои палки в другой руке, я слепо следовала за ним, не представляя, куда он ведет меня. Мы довольно долго петляли по лесу, а потом начали подниматься на верхний луг. Когда наконец мы вышли на открытое пространство, небо стало кобальтово-синим, и я уже начала различать очертания Сэма, маячившего впереди меня.

Развернувшись, он подъехал ко мне так близко, что концы наших лыж перекрестились, словно сцепленные пальцы, и схватил меня в объятия так же, как восемнадцать лет назад я обхватила его в горах. От него пахло дубленой кожей и дымом костра. Он зарылся лицом в мои волосы и прошептал:

— Хвала Господу, Ариэль. Ты жива, с тобой все в порядке…