Читать книгу "Ничья земля - Ян Валетов"

Майор продолжал усиливать звук. Кто пойдет? Коренастый подумал и поспорил сам с собой, что на шум придет тот, более возрастной, а «хвостатый» останется караулить тылы. Это если бы почуяли опасность — молодой бы пошел вперед. Он молодой, наглый и безбашенный, такие на риск идут, как мухи на говно. И погибают, если не хватает времени поумнеть.

Второй, похожий на боксера в отставке, явно мужик с опытом. Лезть вперед не будет. Но сходить проверить, что там так орет в вестибюле не откажется — проявит материнский инстинкт. Особенно, если будет чувствовать себя в безопасности.

Он проиграл сам себе пари — на проверку пришел молодой. Он шел беспечно и расслабленно.

— Оглох, Колюня? — спросил он вполголоса. — Ты чего, спят же!

И потряс коллегу за плечо.

В тот же момент, выступивший у него из-за спины высокий, ударил бодигарда по голове короткой тяжелой дубинкой, облитой каучуком. Звука почти не было. Хвостатый осел, цепляясь за диван и высокий нанес ему еще один точный и страшный удар — за правое ухо. Тело так и осталось лежать — переброшенное, как куль с тряпками, через спинку дивана.

Коренастый не любил неоправданных жертв и подумал, что второй удар мог быть и погуманнее. Но, в любом случае, одной проблемой на настоящий момент стало меньше. Убивать того, оставшегося в одиночестве, возрастного мужика, майор не хотел.

Не то, чтобы было жалко — причем здесь жалость, когда речь идет о выполнении, фактически, профессиональных обязанностей? Просто майор почувствовал в нем своего бывшего коллегу. Спиной почувствовал. Что-то знакомое заметил, что-то, что роднило их… Хотя, возможно, это была блажь. Выдумка. Он и видел-то того мужика всего несколько секунд. Что можно было понять по повороту головы? По скупому жесту? Блажь это. Однозначно. А если и нет? Что, собственно, это меняет? Какая, твою мать, разница — коллега, не коллега?

Он выскользнул из ниши надежно скрывавшей его в тени, и плавно, будто бы не ногами шел, а катился на колесах, переместился к углу коридора. Пистолет-пулемет был в боевой позиции — сантименты излишни, все оплачено.

— Получится — вырублю. — Подумал он холодно. — Не получится — извини, придется помереть!

Выпало второе.

Мужик, все-таки, был профессионалом. Давно, правда, но был. Рефлексы притупились, скорость реакции стала недостаточной. Но если бы он был более неповоротлив, то остался бы жив. Не наверняка, но вполне возможно, что остался бы. По обстоятельствам.

Когда коренастый решил повторить свой трюк с зеркальцем, то вовсе не ожидал увидеть охранника настолько близко. Он, ловко, по-крабьи, держа пистолет двумя руками, двигался к вестибюлю. Двигался быстро, уверенно, безо всякого испуга. Увидев его отражение майор мгновенно понял, что делать дальше. Еще секунда — и кому-то из них не жить. Охранник легко, как ласточка, несмотря на лишний вес, вылетит в холл, в руках у него неслабая пушка и…

Дальше, конечно, бабка надвое гадала, но шума будет много и все пойдет насмарку.

Коренастый не раздумывая кувыркнулся вперед через правое плечо, отметив, что никелированная пушка в руках бодигарда начала движение в его сторону, и с колена всадил две пули в противника, туда, где тело по его расчетам не защищал бронежилет: чуть ниже кадыка — в ложбинку у основания шеи. Третья пуля была пущена в лоб — ровно между глаз. Затвор «инграма» лязгнул громче, чем прозвучали выстрелы. Гильзы беззвучно упали на ковровое покрытие. Он успел подхватить тело раньше, чем оно рухнуло на пол и аккуратно опустил труп на пол. Глаза у охранника оставались открытыми и коренастый быстрым жестом, напомнившим ему совершенно другие ситуации в другое время и иных местах, их закрыл.

Потом автоматически глянул на часы и отметил, что с момента, как они начали подъем вверх по лестнице прошло десять минут без пятнадцати секунд. Четко в графике! Есть еще порох в пороховницах!

Он взмахнул рукой и высокий, выпрыгнув из-за дивана, как чертик из коробочки, возник за его правым плечом. Они двинулись по коридору к дверям в палату в боевом полуприседе, соблюдаю дистанцию и стараясь не перекрывать один другому сектор обстрела. В инструкциях было сказано, что один из тех, кого предстояло ликвидировать, может быть парнем с сюрпризами — именно он, по словам посредника, сорвал акцию на Бориспольском шоссе.

Сам майор, находившийся тогда на виадуке и сделавший тот самый выстрел из гранатомета, едва не запустивший лимузин Блинова на околоземную орбиту, считал, что акция сорвалась по глупости организаторов. Мужика с сюрпризами он воочию не видел и в значимость его роли при спасении объекта не признавал, а вот выполни первый стрелок свою задачу качественно, как учили — ведь все возможности были — и никого бы достреливать не пришлось.

В то же время, как двое убийц отсчитывали последние метры по направлению к дверям в палату, Сергеев, докурив вторую за последние пятнадцать минут сигарету, тихонько закрыл окно. Пошел, было, к кровати, но остановился на полпути. Посмотрел на дверь, открывавшуюся наружу, потом опять на кровать и на стоящий в её изножье больничный стул — мягкий, дерматиновый, на каркасе из хромированных трубок, и ухватив его двумя руками (действовать одной не позволяли ни рука, ни ребра), поставил к входной двери. Поставил так, что прочный каркас спинки намертво блокировал поворотную ручку открывавшую защелку.

Это произошло ровно за миг до того, как с другой стороны двери за изогнутую ручку взялась затянутая в латекс перчатки рука коренастого.

Очередь со звоном отрикошетировала от стоящей рубо бетонной плиты, в которую Сергеев вжался всем телом и ушла в небо.

Те, кто сидел в засаде поторопились. Это обнадеживало. Будь они поспокойнее, ну, хоть чуть-чуть, выжди еще минуту, а то и меньше, и лежали бы они с Молчуном на асфальте рядком, еще теплые, но уже неживые.

Последние дни у них задались, как никогда. А ведь бывали недели, когда Сергеев думал, что ствол его автомата зарастет грибами и мхом — так было тихо и спокойно. Неустроенность, холод, голод — человек привыкает ко всему и рано или поздно начинает считать все, что происходит нормой жизни. Но одно дело — жить с постоянным чувством опасности, а совсем другое дело постоянно выживать. К этому не привыкнешь. Плотность событий за последнюю неделю была такая, что в пору было выдумать какую-нибудь новую единицу для их измерения. Что-то вроде единицы скорострельности — например, выстрелы в минуту. Или пиз…ц в час. Тоже неплохо.

Встретили их радушно, слов не было.

Верхняя часть города, в которую утыкалась трасса, давно съехала вниз, по направлению к Днепру. Еще задолго до потопа в этих местах бывали оползни, да еще и какие. Волна нарушила и без того непрочное сцепление слоев грунта и огромные пласты земли сошли со скальных подушек вместе с уцелевшими после катастрофы зданиями, образовав нагромождение битого камня, бетона, асфальта и стекла.

Пейзаж, особенно там где языки гигантского оползня перекрыли нынешнее русло Днепра, напоминал кадры из старого фильма о ядерной зиме. Сергеев не помнил, как он назывался, то ли «Письма мертвеца», то ли «Письма мертвого человека», смотрел он картину эту в далеком детстве, но из глубин памяти всплыли бредущие во тьме дети, пурга и человек стоящий среди такого же пейзажа.