Читать книгу "Смертная гильза - Вячеслав Миронов"

Обратили внимание, что можно было бы попытаться это сделать с левого фланга, но там вообще не хожено, не езжено. Хотя остатки травы там гуще. Но местный скот там не пасся, пацаны не бегали, машины не ездили. Верный признак минного поля. Можно, конечно, и рискнуть, но это все равно, что сыграть в «русскую рулетку», только в рулетке шансов больше. Если местные не лазят там, значит не один человек и не один баран там остался. Не стоит. Решили, что не будем рисковать.

Сейчас, рассматривая в бинокль через заросли кустарника блок-пост, что был установлен на въезде в деревню, мы подсчитывали, сколько там бойцов, что за вооружение, как они себя ведут. Получалось, что на блоке было пять-шесть человек. Вокруг поста носились пацаны, на самом посту несли службу вместе с отцами трое мальчишек лет двенадцати. Все были вооружены автоматами и пистолетами. Так сказать — династия. Передача опыта от старшего бандита-папы к младшему сыну.

Кстати, мальчишки несли службу более бдительно, чем их отцы. Они останавливали машины, видимо, не из местного села, потому что многие машины они пропускали беспрепятственно, приветствуя взмахами рук. При досмотре пацаны указывали родителям на что-то, и те уделяли этому внимание. Хреново. Пацаны более наблюдательны. А это не очень хорошо, даже очень нехорошо! Но не век же нам здесь сидеть и ждать, когда эти мальчишки подрастут и станут менее внимательны, как их родители.

Мы достали свои «журналистские» удостоверения. Веревочки не должны быть девственно чистыми. Немного земли, самую малость, втерли в шнурки. Потом надели поверх одежды.

Я перекрестился. Трижды сплюнул через левое плечо, плевок под ноги. Вперед!

3.

Момент выбрали удачный, охранники на посту как раз досматривали очередной автомобиль, в нашу сторону никто не смотрел. Вышли из кустов и двинулись в сторону деревни. Походка непринужденная и немного усталая. Бродят двое умственно неполноценных по территории Чечни и не предполагают, что в любую секунду могут стать рабами кого-нибудь из местных эмиров — полевых командиров. Они так любят себя называть.

Когда подходили к посту, как раз закончился досмотр автомобиля. На нас обратили внимание. Ждут напряженно, всматриваясь в лица. Пацаны за спинами родителей ощетинились стволами автоматов. Забавно все это. Сделай шаг в сторону, и родительские спины закроют сектор стрельбы для молодежи. И тогда вперед, атакуй этих гадов!

Леха, Леха! Ты не о том думаешь! Ты должен выглядеть журналистом, улыбаться им. Именно улыбаться, а не скалить зубы. Улыбайся. Вот так. Шире, шире, как будто у тебя плохой стоматолог, и ты не можешь иначе! Как там у американцев? Смайл, и еще шире этот самый смайл! Чи-и-и-из, сы-ы-ы-ыр, се-е-е-кс! Господи, как же давно у меня его не было!

Живот подводит от страха и голода. В голове всплывает мысль, что при попадании пули в живот на голодный желудок шансов выжить больше.

Гоню эту идиотскую мысль от себя прочь. Прочь! Я сюда не для того вернулся, чтобы получить на первом же блоке пулю от бандитов, которые занимаются грабежом на дорогах! Эх, раньше бы двое спецназовцев, вооруженных лишь тремя ножами каждый, раскурочили всю эту богадельню к едреней фене! Почему три ножа? Один всегда можно применить как метательное оружие. Он может сломаться, выпасть, поднимать, искать нет времени. А когда «спец» вооружен двумя ножами, в каждой руке по одному, то он может таких дров нарубить! Пару раз приходилось видеть, что они делали с часовыми врага. Это было нечто! Эх, были времена, были!

— Эй, пошевелитесь! — сказал самый важный, самый упитанный, самый здоровый дух.

Жесты важные, начальник, кол осиновый ему в сердце! На пальце сверкает золотой перстень, там какой-то камень, что-то большое и блескучее. Терпеть не могу у мужиков украшений, ни цепей, ни колец, ни браслетов. Только часы. Очень хорошие. Дорогие, функциональные часы.

— Да, да! — мы ускорили шаг.

Идти быстрее и улыбаться так, что рот до ушей, сложно, крайне сложно. Надо смотреть под ноги, вся дорога в рытвинах и ухабах. Подошли, теперь только хорошее настроение и полное расположение.

— Здравствуйте! — я первым вступаю в диалог, чувствую, как холодная струя пота бежит между лопаток, скатываясь через пояс брюк в трусы.

— Вы кто? — пальцем больно тыкают в удостоверение журналиста на груди. Палец грязен, ноготь обломан, а воняет от них! Как от козлов! Тот, который справа от нас, чешет у себя в промежности. Мыться надо! Козлы!

— Мы — журналисты! — продолжаю скороговоркой я.

Попутно взгляд на Андрея. Мне худо от того, что вот так, «голый», без оружия беседую с бандитами. А Андрею вообще худо. Весь бледный, пот катится по лицу, на лице застывший оскал, взгляд стеклянный.

Нас рассматривали молча, как потенциальных рабов, точно так же, как вы рассматриваете мясо на базаре. Молча прикидываете насколько оно хорошо, куда его лучше использовать — в суп или для котлет. А может, отбивные получатся?

С чувством собственного превосходства, уверенные в своей силе, безнаказанности, они обходили нас, трогали на ощупь ткань. И все это молча. Вот это молчание как-то больше всего и вселяло в души ужас, даже не ужас, а панику.

Рабинович тоже молчал. Но не от чувства превосходства, а из-за страха. В очередной раз до меня дошло, в какое дерьмо я вляпался. Но только сейчас я не просто это осознал, это дошло до самой последней клетки моего организма. Но надо как-то выбираться из этого положения — мяса на базаре. Нужно взять себя в руки, немедленно.

— Господа, мы журналисты, и имеем задание от нашей уважаемой газеты — написать несколько статей о том, как федеральные войска творили здесь бесчинства, и как страдало мирное население.

Я старался говорить убедительно, сохраняя при этом достоинство, хотя это было крайне непросто. Страх смешивался с ненавистью. Теперь надо поторопить этих молчаливых мужиков с оружием.

— Итак, господа, вы проводите нас к вашему старшему командиру или будете просто стоять и рассматривать нас? — у меня прорезался «командный» голос.

Чеченцы наконец-то что-то сообразили и начали переговариваться между собой. Потом молча уставились на нас. Опять двадцать пять. Что делать? Что делать? Господи, что делать? И кто виноват? Сам, дурень, сам виноват, жадность тебя толкнула, теперь жри это дерьмо большой ложкой! Гражданин Мира! Сейчас ты станешь удобрением. Не сразу, сначала поработаешь на этих шакалов, а потом будешь компостом.

Тут наконец-то проснулся Андрей. Он что-то им сказал на ломаном чеченском языке, не знаю, что именно, но чеченский я не перепутаю. И то, что Андрей что-то сказал им с акцентом, я понял. Оба-на! «Чехи» активно заинтересовались этой короткой фразой. Посыпались вопросы, Андрей что-то отвечал. Потом перешел на арабский, потом на английский. Полиглот хренов. Если очень не повезет, то Андрея они оставят в живых, в качестве говорящей мартышки, вернее попугая, а меня в распыл.

Но, видно, русский еврей с английской фамилией «Коэн» говорил им что-то убедительное, и они его слушали. Не знаю, что именно, но после последней фразы Рабиновича они похлопали его по плечу, потом полезли к нему целоваться. Надеюсь, что он не сказал, что мы гастролирующие гомосексуалисты! Очень на это надеюсь!