Читать книгу "Доллары царя Гороха - Дарья Донцова"

– Бедненькая, – чуть не заплакала я.

Зая выглядела ужасно. Синяк под глазом, заработанный ею вовремя падения с лестницы, переливался всеми оттенками фиолетового цвета, щекипокрывали царапины, на лбу виднелось несколько ссадин, а губы походили на клювутки.

– Киса, – заорала я, – немедленно неси пилу!

Старичок опрометью кинулся назад. Пока он носился туда-сюда,я как могла подбадривала Зайку. Наконец у меня в руках появилась ножовка.Пилить я умею лишь теоретически и считала, что ничего тяжелого в этом процессенет. Но на практике все оказалось иначе. Гибкая лента гнулась в разные стороны,застревала в половицах. Борясь с инструментом, я поняла, каким образом Заявлетела в люк и не разбилась. Дело в том, что хитрый механизм-подъемникпомещался не на потолке, а внизу, в стене. А наверху имелся люк; когда Зайкасильно топнула ногой, из него выпали «качели», они же одновременно являютсякуском потолка первого этажа и пола второго. Если бы Ольга не села на деревяшкуи работай подъемник исправно, квадрат из досок мирно встал бы на свое место. Носейчас там застряла Зая. Оставалось гадать, зачем безумный Киса придумал«кнопку-катапульту». Хотя кто же разберет, что творится в мозгу ополоумевшегоизобретателя. Я вспотела и ужасно устала, дергая туда-сюда ножовку. Киса же,вместо того чтобы мне помочь, куда-то исчез. Похоже, старичок нашел какие-тоостро необходимые детали для своих очередных гениальных изобретений, потому чтодо моего слуха сверху долетали звяканье и его довольные восклицания.

Окончательно утомившись, я крикнула:

– Киса, немедленно иди сюда!

Но изобретатель, увлеченный изучением хлама, и не подумалоткликнуться. Обозлившись, я поднажала на пилу. Вот сейчас расширю отверстие ивтащу несчастную сюда, на второй этаж!

То ли я сумела самостоятельно, без обучения, освоить наукувыпиливания человека из пола, то ли злость придала мне сил, но ножовка вдруглегко забегала туда-сюда. Я смахнула пот с лица, мне стало ужасно душно. Сейчасотпилю еще вот этот крохотный кусочек, и Зая на свободе!

Но не успела последняя преграда отлететь в сторону, какОльга провалилась вниз. И как только я не подумала о том, что тело девушкидержат половицы? Когда дырка стала достаточно широкой, Заюшка, послушная законувсемирного тяготения, ринулась к земле.

Я встала на колени и с ужасом заглянула в люк.

На полу, в куче одеял и подушек, которые навалила Маня,сидела стонущая Ольга. Над ней с торжествующим видом стоял полковник.

– Вот, – с неприкрытой радостью вещал он, –теперь, надеюсь, всем понятно, что такое правильное руководство? Стоилообъяснить вам, как поступить, и Оля на свободе.

Я возмутилась до глубины души. Пока Александр Михайлович несахинею про оцепление и представителей мэрии, я ловко выпилила Заюшку,освободила ее, так сказать, из оков.

– Интересное дело, – не утерпела я, свешиваясь издыры, – что же ты такого сделал, а?

Дегтярев задрал голову.

– Дарья! Как ты туда попала?

– По приставной лестнице, она прислонена с внешней стороныдома! Так каким образом ты спас Заю?

Полковник гордо заявил:

– Просто я подумал и решил: «Пусть висит, через некотороевремя сама упадет».

Я, кряхтя, поднялась с коленей и попыталась стряхнуть сджинсов пыль. В этом заявлении весь Александр Михайлович. Я выпилила Зайку,Маня догадалась притащить гору постельных принадлежностей и швырнуть их в томместе, куда могла шлепнуться Ольга, а Дегтярев, страшно довольный собой,считает себя героем-спасателем. Может, открыть ему глаза? Спокойно объяснить,как обстоит дело? Но зачем? Людям вообще не свойственно признавать свои ошибки,а уж мужчины и вовсе не способны на это. Лучше отправлюсь спать.

Я поднялась на чердак и, поняв, что Киса давным-давносмылся, осторожно пошла к окошку с лестницей, стараясь не споткнуться оразнообразный хлам. Внезапно на глаза попалась еще одна картина, она былавставлена в простой некрашеный, копеечный багет. Я повернула полотно. Поверьте,я бывала во многих музеях мира, знаю, что Мане и Моне – два разных человека, непутаю Ван Гога с Гогеном и в курсе того, что Гойя, живший во временаинквизиции, осмеливался писать обнаженную натуру. Но сейчас передо мной былапоистине необычная работа.

Глава 26

На ней изображен художник, одетый по моде начала XIX века.На юноше были красный бархатный камзол, расшитый золотом, и белые, тугообтягивающие ноги лосины. Правую руку, державшую кисть, украшали перстни сбольшими камнями, левая сжимала палитру.

На первый взгляд – ничего особенного, но почему я не могуоторваться от этой картины? На губах юноши скользила слабая улыбка, он словноговорил: «Знаю некую тайну». Художник стоял в саду, среди высокой травы, рядомс мольбертом, на котором на листе бумаги были изображены тюбики с красками,сваленные кучей. Яркие желто-зеленые и сине-красные ручейки вытекали из них,смешивались, создавая сначала некое подобие многоцветной реки, потом потокпревращался в деньги – купюры разных стран. Там были марки, фунты, песо, но восновном доллары. Зеленые бумажки, выписанные с удивительной точностью, падалис мольберта на землю, почти сливались с травой под ногами художника, а в самомуглу полотна было запечатлено дерево – ель. Я пригляделась и поняла, что онапокрыта не молодой хвоей, а долларами. Еще на заднем плане виднелось крыльцодеревенского дома и качели.

Я отошла в сторону – мужчина на картине словно следил замной глазами, казалось, он живой. Внизу стояла подпись, неразборчивая, потомцифры «1979» и надпись, сделанная очень мелкими буквами: «Поле в страненедураков». Портрет вызвал у меня странное чувство. Это сейчас доллар неявляется редкостью. Можно сказать, что в нашей стране параллельно ходят двевалюты, и еще неизвестно, какую, рубль или доллар, более охотно принимают коплате. Но в семидесятые годы прошлого, XX века, деньги США были в диковинку, иза обладание ими обывателю грозил тюремный срок.

В крупных городах СССР имелись «Березки», магазины, гдеотоваривались те, кто работал за границей. Но расплачивались покупатели невалютой, а так называемыми чеками, которые были разного цвета. Одни получалите, кто вернулся из стран социализма, другие выдавали работавшим в странах«третьего мира» – Сирии, Иордании, Ливии, Индии, а самыми престижными считалисьчеки тех, кто отдал за них доллары, фунты, марки…

Что хотел сказать художник этой картиной? Почему она такстранно называется? Одно ясно: выставить ее в салоне в годы советской властибыло просто невозможно.

Я вновь повернула полотно лицом к стене и очень осторожно,еле дыша от страха, спустилась по шаткой лестнице вниз.