Читать книгу "Мозг Кеннеди - Хеннинг Манкелль"

— Дочитала? Хенрик был в бешенстве. Я тоже. Мы подумали об одном и том же.

— Что это могло произойти и здесь?

Лусинда кивнула.

— Бедняки реагируют одинаково. Почему бы и нет?

Луиза пыталась собраться с мыслями. Она устала, проголодалась, мучилась жаждой, но в первую очередь была в полном замешательстве. И все время отгоняла от себя страшную картину — голову Умби, смерть, смеявшуюся над ней.

— Хенрик общался с Кристианом Холлоуэем и работал в Шаи-Шаи, когда вы были здесь?

— Это осталось в далеком прошлом.

— До того, как он начал меняться?

— Приблизительно одновременно. Как-то утром он пришел ко мне — он жил у Ларса Хоканссона — и попросил показать ему интернет-кафе. Он очень спешил. Впервые проявил нетерпение.

— Почему он не воспользовался компьютером Ларса?

— Он ничего не сказал. Но я, помнится, задала ему этот вопрос.

— Что он ответил?

— Только покачал головой и попросил меня поторопиться.

— Больше он ничего не сказал? Подумай хорошенько! Это важно.

— Мы пошли в кафе, которое, как я сказала, только что открылось. Помню, сеял мелкий дождь. Вдалеке гремел гром. Я предположила, что, если гроза накроет город, может вырубиться электричество.

Лусинда замолчала. Луиза заметила, что она старается вспомнить. Опять возник образ мертвого Умби. Крестьянин-бедняк, больной СПИДом, хотел сообщить ей нечто важное. Луиза поежилась, хотя в помещении было жарко и влажно. Ей чудилось, что от нее воняет грязью.

— На улице он оглянулся. Я вспомнила. Два раза он резко останавливался и оглядывался. Я так удивилась, что мне в голову не пришло спросить, зачем он это делает.

— Он что-то увидел?

— Не знаю. Мы просто пошли дальше. Он еще раз оглянулся. Вот и все.

— Он был напуган?

— Трудно сказать. Возможно, его что-то тревожило, а я не обратила внимания.

— Что-нибудь еще помнишь?

— За компьютером он просидел меньше часа. Работал очень целеустремленно.

Луиза старалась мысленно воспроизвести эту картину. Они сидели за столом в углу. Оттуда Хенрик, подняв голову, мог видеть улицу. Но его самого заслонял компьютер.

Он выбрал интернет-кафе, потому что не хотел оставлять следы в компьютере Ларса Хоканссона.

— А ты не припомнишь, входил ли кто-нибудь в кафе, когда он работал на компьютере?

— Я устала и проголодалась. Что-то выпила, съела липкий бутерброд. Естественно, люди приходили и уходили. Не помню, чтобы кто-то привлек мое внимание.

— Что было потом?

— Он скопировал статью. И мы ушли. А когда пришли ко мне домой, начался ливень.

— На обратном пути он оборачивался?

— Не помню.

— Подумай!

— Я думаю! Но не помню. Мы бежали от дождя. Ливень продолжался несколько часов. Улицы затопило. И, разумеется, электричество отключили до вечера.

— Он остался у тебя?

— По-моему, ты не представляешь себе, что такое африканский дождь. Тебя словно обливают водой из тысячи шлангов. Без нужды из дома не выходят.

— Он ничего не говорил о статье? Почему решил прочитать ее? Как о ней услышал? Какое отношение она имела к Кристиану Холлоуэю?

— Когда мы пришли ко мне домой, он попросил разрешения поспать. Лег на мою кровать. Я велела ребятам вести себя потише. Естественно, они не послушались. Но он спал. Я подумала, что он заболел. Он спал как человек, очень долго мучившийся бессонницей. Проснулся под вечер, дождь как раз кончился. Мы вышли на улицу, когда тучи разогнало. Воздух посвежел, и мы погуляли по берегу.

— И он по-прежнему ничего не говорил?

— Рассказал историю, которую от кого-то слышал. Она навсегда врезалась ему в память. По-моему, это произошло в Греции или в Турции. Причем давно-давно. Группа людей скрылась от захватчиков в пещере. У них были запасы еды на много месяцев, а воду они брали в пещере — она капала с потолка. Но их обнаружили. Враги замуровали вход в пещеру. Несколько лет назад отыскали замурованную пещеру и мертвецов. Но самой поразительной находкой был глиняный кувшин, стоявший на полу. В него собирали капающую воду. За долгие годы образовались натеки, и кувшин оказался внутри сталагмита. Хенрик сказал, что именно так представляет себе терпение. Слияние кувшина и воды в одно целое. От кого он услышал эту историю, я не знаю.

— От меня. Находка этой пещеры на Пелопоннесе в Греции стала сенсацией. Я сама присутствовала там, когда сделали это открытие.

— Почему ты вообще оказалась в Греции?

— Работала там археологом.

— Что это значит? Я не понимаю.

— Я ищу прошлое. Следы людей. Могилы, пещеры, древние дворцы, манускрипты. Раскапываю то, что существовало в далеком прошлом.

— Никогда не слышала, чтобы в нашей стране были археологи.

— Их, наверно, немного, но они есть. Неужели Хенрик действительно не рассказывал, где слышал эту историю?

— Нет.

— Никогда не говорил обо мне?

— Никогда.

— И о своей семье тоже?

— Он говорил о своем деде, очень известном художнике. С мировой славой. И много рассказывал о своей сестре Фелиции.

— У него нет сестры. Он был моим единственным сыном.

— Я знаю. Он говорил, это сестра по отцу.

На миг Луизе подумалось, что это вполне может быть правдой. Арон мог иметь детей от другой женщины и держать это в тайне. В таком случае то, что он открыл это Хенрику, а не ей, было глубочайшим оскорблением.

Впрочем, это наверняка неправда. Хенрик никогда бы не сумел сохранить в тайне такую ложь, даже если бы Арон попросил его.

Никакой сестры нет. Хенрик выдумал ее. Зачем? Этого она никогда не узнает. Она не припоминала, чтобы он когда-нибудь сожалел, что у него нет сестры или брата. Она бы такого не забыла.

— Он когда-нибудь показывал тебе фотографию своей сестры?

— Я до сих пор храню ее.

Луиза подумала, что сходит с ума. Нет никакой сестры, никакой Фелиции. Зачем Хенрик придумал ее?

Она встала.

— Я больше не хочу здесь оставаться. Мне надо поесть и поспать.

Они вышли из интернет-кафе и под палящим солнцем зашагали по улицам.

— Хенрик хорошо переносил жару?

— Он обожал ее. Но переносил ли, не знаю.

Лусинда пригласила ее в тесный домишко. Луиза поздоровалась с ее матерью, согбенной старушкой с сильными руками, морщинистым лицом и приветливыми глазами. Повсюду сновали дети, всех возрастов. Лусинда что-то им сказала, и они сразу убежали в открытую дверь, занавешенную трепетавшей на ветру занавеской.