Читать книгу "Вдовий клуб - Дороти Кэннелл"

– Меня кто-то поминал? – С черного хода вошла Магдалина: носик покраснел от ветра, берет натянут на ушки.

Пуся рвалась с поводка, норовя вцепиться мне в ногу.

– Я слышала, чайник свистел… Обычно я всегда пью чай в это время, Жизель… О-о, я вижу, чайник еще и не ставили. Ничего, обойдусь без чая. Должна тебе сказать, Жизель, что я передумала насчет сегодняшнего вечера.

– Как мило, Магдалина. Позвольте представить вам миссис Мэллой.

– Очень приятно, – церемонно кивнула Мамуля и кротко улыбнулась Рокси. – Наверное, вам не стоит приходить так часто, пока я здесь. Так вот, Жизель, пока я сидела на скамейке и смотрела на деревья – Божьи создания – и думала, что они нуждаются в подрезке, я поняла, в чем состоит мой долг. Я обязана пойти на этот прием и проследить, чтобы ресторан моего единственного сына открылся как полагается.

Должна признаться, я не была без ума от родительницы Бена, но в мужестве отказать ей не могла.

– Рада познакомиться, мадам! – встряла обиженная невниманием Рокси. – А теперь, если вы чуток сдвинетесь, я подотру пол. Надеюсь, миссис X., я вас предупредила, что за собаками не убираю?

Только эти слова сорвались с ее губ, как Пуся недвусмысленно присела.

Это славное животное на две трети состояло из воды.

* * *

16.28. Я извивалась внутри черного платья, стараясь водворить плечи на их законное место. Управившись с платьем, отыскала жемчужные серьги, однако туфли без каблуков никак не попадались на глаза. Мне будет легче разгуливать на шпильках, зная, что в сумке припасена нормальная обувь. Я страшилась подняться наверх и попрощаться с мужчинами. В последний раз Бен обвинил меня в сговоре с доктором Мелроузом. Зловещий смех мужа все еще звенел в ушах: «Меня не удержать в постели в самый главный день моей жизни!»

Выходит, свадьба отошла на второй план.

16.34. Я улиткой взобралась по лестнице и тихонько приотворила дверь спальни. Там царила безмятежная идиллия. Бен мирно лежал в кровати, Папуля сидел в старинном кресле, вырезая деревянные украшения для бутафорского торта. Он наотрез отверг мое робкое предложение ограничиться картоном. Атмосфера – как в «Антикварной лавке Делакорта», слишком благостная. У меня возникло мерзкое предчувствие, что Бен немедленно помчится в «Абигайль», стоит нашей машине пропасть за поворотом в облаке выхлопных газов. В критический момент от Папули не будет никакого толку. Даже крикнуть: «Стой!» – было бы изменой принципам.

Я на цыпочках прокралась, чмокнула воздух в полуметре от лица собственного мужа и была такова.

16.45. Когда я выскочила во двор, хлынул дождь. Магдалина сидела на переднем сиденье, прижимая к груди серебряную чашу для пунша, завернутую в газету. Пока я устраивалась на водительском месте, она наградила меня вымученной улыбкой. Я была совершенно уверена: как только небо заволокло тучами, она пожалела о своем решении ехать в ресторан. Интересно, осталась бы Мамуля дома, если бы не подслушала, как Папуля наказывал мне не спускать с нее глаз, потому что она не привыкла к спиртному и жирному?

Рокси уселась на заднем сиденье, шмякнув рядом с собой емкость с цыплячьими тартинками. Она не знала, на что решиться, пока не пропустила автобус, но даже слышать не хотела о том, чтобы подвезти ее домой. И чего она сегодня так рвется работать? Не иначе как ради дармовой выпивки в укромном уголке.

Магдалина что-то тихонечко нашептывала себе под нос. У меня имелась своя молитва: «Господи, сделай так, чтобы последний ремонт пошел „хайнцу“ на пользу. Даруй нам, Господи, благополучно доехать до места, чтобы ни двери, ни колеса не отвалились». Включила зажигание. Скрежет! Грозный, натужный скрежет. Мамуля судорожно вцепилась в чашу. Я сжала руль и подышала на иней, намерзший на лобовом стекле. Оставалось надеяться, что я домчу до места быстрее, чем «хайнц» окончательно отдаст концы.

Волны розового масла прокатились по машине, когда Рокси наклонилась вперед и похлопала Магдалину по плечу.

– Знаете, почему я на всю жизнь расплевалась с католической церковью? Не хотите слушать – не надо, я все равно скажу. Трепали они, трепали насчет единения всей паствы… А тут Папа возьми да и вычеркни из списков святого Христофора, единственного святого, что делом занимался – хворых врачевал…

17.00. Два официанта, безукоризненные от ботинок до улыбок, приветствовали нас у дверей «Абигайль». Каждый взял по подносу тартинок с цыпленком, но передать кому-либо пуншевую чашу Магдалина наотрез отказалась. Официанты прошествовали впереди нас по ступенькам, устланным персидским ковром, на второй этаж. Справа гардины скрывали вход в парадный зал. Я заглянула туда, и кровь закипела в моих жилах. Фредди!

Мерзавец упал на колени, подполз ко мне и ухватился за подол платья. Официанты обменялись многозначительными взглядами.

– Элли, прости меня! Я опомнился! Я хочу работать! Или по крайней мере получать жалованье!

– Прекрати!

Я попыталась стряхнуть его руки, но кузен лип, как наэлектризованный нейлон. Магдалина едва слышно ахнула. Придерживая газету, в которую была завернута чаша, она пробормотала:

– Пойду отнесу это куда следует! – и вприпрыжку помчалась по коридору, словно воробышек, удирающий от кошки.

Ухмыляющиеся официанты последовали за ней. Рокси не двинулась с места, и Фредди ей подмигнул.

– Элли, знаю, я тебе очень насолил. Ты выглядишь на все сто… лет. Наверное, это из-за платья. Черт его знает, какой оно эпохи, а?

Роскошное платье, авторская работа (в магазине висели только два таких же). Я обзавелась им специально для свадебного путешествия, в которое мы так и не поехали. Я свирепо глянула на часы. Может, успею быстренько смотаться домой и переодеться? Исключено. Времени нет даже на то, чтобы спустить Фредди с лестницы.

18.15. Прошмыгнув в банкетный зал, я вволю насладилась минуткой одиночества. Все было великолепно. Столы выстроились вдоль стен, накрытые белыми полотняными скатертями и уставленные такими роскошными яствами, какие встретишь разве что на глянцевых разворотах поваренных книг, где деликатесы соответствуют интерьеру. Бра на стенах оттеняли блеск полированной обшивки стен, сияние серебра и хрусталя. Повсюду стояли цветы. Комната пахла весенним садом. Капли дождя растекались по окнам, выходящим на Рыночную улицу. Очень мило, но, если задернуть набивные гардины, в зале станет уютнее. Я коснулась штор и засмотрелась в окно. Отсюда казалось, что машины и автобусы образовали длинную змею, ползущую брюхом по грязи. Люди торопились по домам, подняв воротники и прикрываясь зонтиками. Я решительно задернула гардины. Вошел официант и спросил, куда поставить пуншевую чашу.

18.25. Осталось пять минут. Бен сейчас лежит и напряженно ждет, когда часы на ратуше пробьют половину. Может, позвонить домой? Я кинулась в кабинет Бена, через две двери от парадной гостиной. Поскольку в спальне у нас аппарата нет, на звонок ответит Папуля. Негнущимися пальцами я набрала номер. Папуля, наверное, запишет, что я скажу, и обязательно передаст записку Бену. Что же ему написать? «Победа на носу»? Или просто «Я тебя люблю»? Телефон прозвонил раз двадцать, с каждым гудком во мне нарастала паника. Тут я вспомнила, что Папуля, должно быть, сидит в наушниках, и скоренько повесила трубку, пока Бен не встал с постели, чтобы подойти к телефону.