Читать книгу "Девочка и мертвецы - Владимир Данихнов"

— Что там такое? — закричал Первоцвет Любимович, заметно нервничая: как заевший механизм, он снова и снова открывал и закрывал папочку.

— Нас разбрасывают! — в ужасе закричал Пехоткин и, смешно размахивая руками и ногами, отлетел в направлении дороги.

Неведомая сила и впрямь подбрасывала в воздух и разоружала федералов.

Вскоре вокруг Первоцвета Любимовича и Рыбнева с товарищами никого не осталось из прямоходящих: люди лежали на земле с переломанными руками-ногами и как-то привычно, задушевно стонали. Землю вспучило прямо между Рыбневым и Первоцветом: из-под земли им под ноги выплюнуло перепачканное плюшевое сердце. Вслед за сердцем полезли щупальца, а потом вылезла сама Наташа.

— Та-да-да-дам! Ты разве не рад меня видеть, любимый?

Рыбнев побледнел:

— Наташа, я…

— Я не тебе, дурачок, — сказала Наташа, подошла к Первоцвету Любимовичу и от души влепила ему пощечину щупальцем. — Я так тебя любила, подонок! Я на такой риск ради тебя пошла, а ты мною, получается, воспользовался и после убил!

— Убил?! — У Рыбнева глаза чуть из орбит не вылезли. — Но как же…

Первоцвет Любимович замахал руками:

— Рыбнев, я надеюсь, ты не веришь этой безумной мертвой женщине?

— Так ты еще и заставил несчастного Рыбнева поверить, будто это он меня убил?! — возмутилась Наташа. — Накачал его наркотиками небось! Верх бесстыдства! Вот уж не ожидала, что ты так радикально промоешь мозги этому несчастному безумцу, который после стольких лет беспамятства мечтает отомстить! — Наташа схватила плюшевое сердце, ткнула Первоцвету в руки. — Вот она моя любовь! Давай! Топчи до конца!

Первоцвет Любимович растерянно посмотрел на Рыбнева. Рыбнев подумал с обидой: «Так Наташа меня и не любила вовсе?»

Потом вспомнил о несчастном из Платоновска, которого принял за соглядатая и убил, думая, что после убийства безвинной Наташи терять уже нечего.

Рыбневу поплохело: в висках будто сверла закрутились. Четверки, не меньше.

Он закричал — натурально, как зверь, — и кинулся на Первоцвета Любимовича.

И в этот момент пришла в движение некромасса.

Глава седьмая

Приблизившись к некромассе, Ионыч стянул с головы шапку, плюнул на ладонь, пригладил жидкие волосенки. Грудь колесом, явился он на прием к мертвому существу: можно сказать, при параде. Вежливо постучал по гнойной корочке; некромасса отозвалась глубоким внутренним шевелением.

— Исполать тебе, некромасса!

Из некромассы выглянула остроносая серая голова:

— Чего разглагольствуешь? Ныряй в наше сообщество и все дела.

— Обсудить кое-чего надо, — скромно ответил Ионыч. — Дело одно.

— Да чего обсуждать? — горячилась голова. — Захотим — щупальцем тебя внутрь затянем и сразу обсуждать нечего станет.

— Дело у меня к некромассе, — упрямо повторил Ионыч. — Важное.

— Что за дело? Говори быстрее, не задерживай!

— Дело к вашему наиглавнейшему начальнику.

Голова нахмурилась:

— Сударь, вы, видно, новенький и кой-чего не понимаете: мы — это единый организм и каждый из нас — и начальник, и слуга. Так что можете спокойно свое дело высказать мне — сильно не ошибетесь.

Ионыч почтительно поклонился:

— Прости, уважаемый, но тебе доложить не могу: только самому главному; дело у меня безотлагательное и крайне важное.

— Твою ж мать, — сказала голова и вернулась в некромассу. После непродолжительного шевеления вынырнула новая голова: большая, солидная, лысая.

— Так устроит? — спросила. — Перед тобой самое наиглавнейшее начальство. Докладывай.

— Ох, не вели казнить, некромассонька! — завопил Ионыч, бухаясь на колени. — Дай слово вымолвить, великая масса некротическая!

— Говори, говори уже, — нетерпеливо бросила голова. — Без тебя забот полон рот.

— Я — человек праведный, — начал рассказ Ионыч. — С малолетства приучен к смирению и посту…

— Ближе к делу! — рявкнула лысая голова.

— Прошу защиты я, о великое существо, — сказал Ионыч. — За мной гонятся люди, приведшие меня в мертвое состояние, но и этого им мало! И мертвого меня хотят изничтожить злодеи!

— И что ты предлагаешь? — уточнила голова.

— Прошу защитить от нападок убийц и контратаковать.

— Мы не знаем твоих убийц.

— Передайте управление некромассой на денек мне, о мудрейшие! Я найду и покараю негодяев, а затем верну вам власть.

— Сударь, как вы себе это представляете? К тому же мы заняты важным делом и отлучиться не можем.

— Позвольте спросить, каким именно делом вы заняты, о великие? — спросил Ионыч.

— Ждем, когда жители Некрасова одумаются и признают нас своими братьями по крови, — сказала голова.

— И выполняем просьбу маленькой мертвой девочки, которая захотела увидеть своих живых родственников! — сказали откуда-то из глубин некромассы.

— Понятно, — с горечью сказал Ионыч, — значит, просьбу мертвой девочки вы удовлетворить в состоянии, а просьбу существа, подвергающегося живительной опасности от живых, вы считаете пустяковой. Что ж, вполне понятная логика: выживает смазливейший.

— Да погоди ты… — буркнула голова смущенно. — Не так оно всё…

— Понятно, — сказал Ионыч, тяжело поднимаясь на ноги, — значит, то, что я слыхал о мертвом братстве, всё, что слышал о том, будто проблема каждой частички мертвой массы — проблема всего великого мертвого существа, было простой болтовней, не имеющей под собой никаких оснований.

— Да погоди ты! — воскликнула голова. — Пойми, черт возьми: процесс передачи управления в руки одной из частиц, нас составляющих, — это долгий процесс. Во-первых, мы должны убедиться, что твои помыслы чисты, а действия не причинят вреда планете как единому организму…

— Понятно, — сказал Ионыч, поворачиваясь к некромассе спиной. — Что ж, я пришел зря: услыхал от вас только общие слова и ни капли конкретики…

— Да погоди ты! — позвала голова, заметно смущаясь.

— Дай ты ему шанс защититься от убийц! — крикнули из глубины некромассы. — Долго, что ли? Особенно для нас, чье время исчисляется миллениумами! Пусть найдет их и покарает.

Ионыч украдкой обернулся.

— Разрешил вам свободно высказываться на свою голову, — буркнула голова. — А если он вам высказываться запретит, а? Абсолютная власть может привести к абсолютному злу!

— Да нормальный он перец! — заявили из глубины некромассы. — К тому же мертвому-то что делить? Протестируй его на знание поэзии и порядок!

Голова откашлялась: