Читать книгу "Гибель адмирала Канариса - Богдан Сушинский"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы, конечно, храбрый офицер, обер-лейтенант…
— Благодарю, господин фрегаттен-капитан.
— К тому же я помню, что вам уже не раз приходилось вступать во всевозможные переговоры.
— Их было не так уж и много, — попытался Канарис заполнить очередную паузу, которой командир крейсера сопровождал каждую свою фразу.
— Не время заниматься бухгалтерией; главное, что у вас появился кое-какой опыт общения с этими латиносами.
— Именно так: кое-какой опыт, — признал Канарис.
— Так попытайтесь же еще раз блеснуть своим талантом дипломата, — завершил свою мысль фон Келлер. — На свой страх и риск, естественно. Понимаете, к чему я клоню?
Канарис угрюмо помолчал и более чем сдержанно произнес:
— По крайней мере, пытаюсь понять.
Фрегаттен-капитан приказал спустить шлюпку, но прежде чем позволить Канарису сесть в нее, подошел и, немного помявшись, извиняющимся, некстати осевшим голосом проговорил:
— Я знаю, что вы проявляете недюжинные способности в дипломатии…
— Вы уже говорили мне об этом, господин фрегаттен-капитан.
— Однако не уверен, что на этой ржавой посудине найдется человек, способный оценить ваши способности. Понимаете, к чему я клоню?
— Попытаюсь быть предельно убедительным.
— Трудно предположить, как сложатся ваши переговоры, зато совершенно нетрудно понять, что чилийцы попытаются арестовать вас, чтобы допросить, или использовать в виде заложника.
— Стоит ли гадать?
— Не гадать, а предвидеть, — сухо уточнил Келлер. — Понимаете, к чему я клоню?
— Через несколько минут все прояснится, — беззаботно успокоил его Канарис.
— Мне не хотелось бы, чтобы вы оказались в их руках, обер-лейтенант.
— В таком случае наши желания сходятся.
— Вы не поняли меня, обер-лейтенант, — голос командира крейсера становился все жестче и жестче. — Я хотел сказать, что было бы крайне нежелательно, чтобы вы оказались в их руках. Крайне нежелательно, понимаете, к чему я клоню?
— Французы в таких случаях успокаивают себя: «На войне как на войне!»
— Мне плевать на то, что по данному поводу думают французы, — хрипловато проговорил фон Келлер. Он никогда не скрывал своего презрительного отношения к представителям всех наций, кроме германской. Порой Канарису казалось, что этой странной брезгливости по отношению ко всем инородцам барон подвержен от рождения. — Вы в принципе не должны оказаться в руках этого дона, как его там…
— Постараюсь.
— Да уж потрудитесь! — сейчас командир крейсера говорил таким раздражительным, агрессивным тоном, словно подозревал, что обер-лейтенант сам намерен предложить себя чилийцам в качестве заложника или пленного. — Иначе придется топить катер аборигенов вместе с вами. Вы ведь понимаете, что это совершенно недопустимо — чтобы вы предстали перед чилийской контрразведкой, а то и перед правосудием?
Они встретились взглядами, и Канарис понимающе кивнул.
— Установка ясна, господин фрегаттен-капитан. Я найду способ уйти.
— То есть сумеете бежать? — скептически уточнил командир крейсера, решив, что обер-лейтенант опять не понял его намека.
— Я сказал именно то, что сказал, господин фрегаттен-капитан: «уйти», — не стал на сей раз деликатничать с ним Канарис. — То ли от чилийских пограничников, то ли из жизни.
— Вот это уже решение истинно германского офицера, — похвалил его командир «Дрездена».
— Для меня это высшая похвала, — искренне, без малейшего налета иронии, молвил обер-лейтенант.
— И дай-то Бог, чтобы… Словом, вы понимаете, к чему я клоню.
Отходя на шлюпке, Канарис захватил с собой только бутылку французского коньяку и коробку гаванских сигар из запасов командира. В успехе он не сомневался, а вот настроение фрегаттен-капитана ему решительно не нравилось. Единственное, чего он опасался, — чтобы командир крейсера не приказал открыть огонь еще до того, как с катера сообщат, что его офицер арестован.
И расчет обер-лейтенанта оказался точным: еще недавно этот катер был всего лишь обычной рыбацкой шхуной, и теперь его командир и владелец чувствовал себя польщенным тем, что командир мощного боевого корабля прислал к нему офицера-парламентера. Это сразу же настроило его на великодушный лад. К тому же Канарис довольно быстро сумел определить главную цель командира сторожевика: этот сорокалетний разбитной моряк, потомок какого-то испанского идальго и настоящий морской бродяга по совместительству, хотел всего лишь одного: чтобы германцы отказались от захода в бухту, на берегу которой располагался его родной рыбацкий поселок.
Канарис попытался объяснить, в каком сложном положении оказалась команда крейсера, и заверить, что она не собирается ни нападать на поселок, ни причинять какие-либо неудобства его жителям. Наоборот, многие рыбаки смогут немного подработать, продавая морякам вино и всевозможные продукты. Однако на дона Нордино, в пропахшей рыбой и водорослями каюте которого они пытались договориться, эти его доводы никакого впечатления не производили.
— В поселке всего лишь четыре сотни жителей, — мрачно просветил Канариса «дон капитан Нордино», как он себя величал. — И очень мало ружей. Поэтому мы хотим жить в мире.
— Разве вам кто-либо угрожает?
— Уже трижды на нас нападали пираты, обосновавшиеся на лесистом острове в десяти милях отсюда.
— Господи, откуда здесь взяться пиратам?! — артистично удивился Канарис.
— В основном это моряки с какого-то затонувшего неподалеку колумбийского судна, к которым присоединились группа беглых чилийских каторжников и несколько непонятно как оказавшихся здесь аргентинцев. В стычках с ними мы потеряли шестерых жителей, в том числе двух молодых женщин, которых эти бандиты похитили. Только поэтому мы сами уговорили пограничного начальника нашего края превратить шхуну «Темуко», названую так по названию поселка, в сторожевой корабль.
— Если вы позволите нашему крейсеру войти в бухту, чтобы подремонтироваться, никакие пираты сюда не сунутся.
— Пираты, возможно, не сунутся, зато вместо них придут англичане и разнесут поселок Темуко из своих орудий, — мрачновато ухмыльнулся дон Нордино. В облике этого человека не было ничего аристократического. Это был грузный неповоротливый увалень, с морщинистым лицом беглого каторжника и взглядом человека, привыкшего к отчаянному риску. — Нет, этот вариант я уже обдумал. Все сложилось бы по-иному, если бы команда вашего крейсера сдалась.
Канарис демонстративно расхохотался, сосредоточенно всмотрелся в выражение лица командира катера и вновь расхохотался.
— Сдаться вам, дон капитан?!
— Не пытайтесь оскорблять меня, обер-лейтенант, — вспомнил о своей испанской гордыне дон Нордино. — Это никогда не остается безнаказанным.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Гибель адмирала Канариса - Богдан Сушинский», после закрытия браузера.