Читать книгу "Православная Церковь и Русская революция. Очерки истории. 1917—1920 - Павел Геннадьевич Рогозный"

сообщить местной власти о невозможности данного брака. После записи в метрической книге, которую должны были вести полицейские органы, брак мог считаться официальным, что было очень важно в условиях законодательства имперской России. При регистрации должны были присутствовать два свидетеля, гарантировавшие, что препятствий к заключаемому браку нет.

При Временном правительстве было впервые закреплено внеисповедное состояние, то есть человек мог не принадлежать какому-либо вероисповеданию; на этих людей были распространены правила о гражданской регистрации.

Это было близко к тому, о чем говорилось в большевистском декрете и что в нем называлось гражданским браком, - брак, зарегистрированный в светских органах без церковного венчания.

Впрочем, уже и в то время термин «гражданский брак» начинал менять свое смысловое наполнение. Однако когда именно он окончательно принял современное значение, то есть просто сожительство без всякой регистрации, мне непонятно.

В определении Собора по поводу Декрета о браке отмечалось: «брачные сожития на основании одной только записи в гражданские книги, или так называемые гражданские браки, непременно должны быть освящены церковным венчанием».

Впрочем, большевистское законодательство мало что поменяло в вопросе заключения брака: брак по-прежнему в основном регистрировали в церкви, а развод осуществляла Церковь по тем же принципам, что и раньше. «Брачный кодекс» имперской России был обширен и чрезвычайно запутан, о семейном праве было много написано, особенно до революции, и уже тогда говорили о его несовершенстве и архаичности.

Сборник законов о браке и разводе, составленный канонистом Григоровским, составлял более 300 страниц и содержал множество нюансов, запомнить которые было трудно даже образованному священнику. Наиболее быстрым способом развода была супружеская измена, но, чтобы развестись, требовалось наличие свидетелей факта прелюбодеяния «виновной» стороны. Естественно, что удостоверить факт «совокупления» проблематично, хотя при наличии денег и связей всегда находились нужные свидетели. Синодские чиновники, занимавшиеся бракоразводными процессами, быстро сколачивали большие состояния. Современный американский историк Грегори Фриз иронизирует относительно той легкости, с которой находились свидетели супружеской измены: двери домов в России, «похоже, никогда не запирались». Видимо, и после декретов Советской власти ситуация не сильно поменялась.

Естественно, что после революции не все желали использовать столь сложный способ развода. Комиссар Самарской губернии в 1918 г. требовал от духовенства «немедленно приступить к исполнению воли народа, то есть совершать обряды венчания граждан, разведенных гражданским судом по декрету народных комиссаров, причем уклоняющиеся от этого будут увольняемы от должности и преданы суду». Значит, священника, не желавшего венчать «сомнительный» брак, могли уволить как государственного чиновника?

В Калуге местный комиссариат вообще издал приказ о наказании священников, не желающих венчать граждан, расторгнувших предыдущий брак через суд. «Усматривая в этом противодействие декрету Советской власти, объявляю, что в случае отказа в венчании виновные священники будут подвергаться суду революционного трибунала».

Вот так, ни много ни мало за отказ венчать явно сомнительный брак священника могли расстрелять. Правда, в данном случае отдел по проведению в жизнь декрета оперативно вмешался. «Отдел считает нужным отметить, что приказ не может быть обоснован ни на одном из законов рабоче-крестьянского правительства. По новым законам совершение обряда венчания является частным делом, не имеющим гражданского значения. Поэтому отказ священника по тем или иным мотивам совершить обряд венчания отнюдь не является противодействием декрету, и Советская власть не должна принуждать священников к совершению каких бы то ни было обрядов».

В Комиссариат юстиции поступали многочисленные жалобы и прошения, как от официальных лиц, так и от простых обывателей, с просьбой разъяснить положения декрета. Основной вопрос заключался в том, как соотносится этот декрет с церковным браком. Этот вопрос везде разъясняли по-разному. Самый актуальный и проблемный пункт декрета: что такое гражданский брак и как его заключают? Это было непонятно, особенно в сельской местности.

Хотя Декрет о гражданском браке был отдельно издан ранее, еще в декабре 1917 г., но он прошел фактически незамеченным: большевиков тогда всерьез не воспринимали, а в разгар Гражданский войны, когда «ленинцы» контролировали центральную часть страны, проблема так называемого «гражданского брака» затрагивала уже значительную часть населения.

Даже многие называвшие себя большевиками хотели «узаконить» на всякий случай свои отношения и церковным браком, возможно, по настойчивому требованию слабого пола. Отсюда и желание новых местных властей самим вести бракоразводные дела, когда священник должен был послушно венчать разведенные ими браки, а иногда даже требовать от местного архиерея рукоположения в сан угодного им священнослужителя.

Член Поместного собора профессор Николай Кузнецов июне 1918 г. жаловался в Комиссариат юстиции, что, по донесению Симбирского епископа Вениамина, председатель местного Совета Россловский изъял из духовной консистории бракоразводные дела, епископа, стуча «кулаком по столу», назвал «мерзавцем» и предложил ему «в самое непродолжительное время рукоположить в священники какого-то заштатного дьякона Майорова».

В Твери члены Исполнительного комитета еще в феврале 1918 г. забрали все бракоразводные дела из местной консистории, а перепуганному секретарю консистории, как он писал об этом в Синод, заявили, «что сами удовлетворят все просьбы о разводе».

Вопрос о браке и разводе был действительно самым широко толкуемым местом декрета. В сельской местности этот вопрос часто решали полюбовно. Документальных сведений об этом мало, и потому важно каждое свидетельство, как, например, бывшего чиновника департамента Министерства юстиции А.Л. Окнинского, который волею судьбы два года, с 1918 по 1920-й, прожил в Тамбовской губернии в деревне и записывал «акты гражданского состояния». Так как все метрические книги большевики довольно быстро изъяли из церквей, Окнинскому приходилось самому вписывать в книги всех умерших, родившихся и брачующихся. Окнинский описывает следующую схему действий неписаного «брачного кодекса», который сложился в первые годы советской власти и который в целом напоминает современный. Он выписывал «удостоверения», очевидно, проверяя по метрическим книгам возможность вступления в брак и т.п. «... Без такого удостоверения, — пишет Окнинский, — священники не крестили, не венчали, не отпевали». После получения такого удостоверения крестьянин мог идти в церковь, где брак венчали. Сложнее дело представлялось с разводами. Мемуарист вспоминает, что ему пришлось совершить два развода по обоюдной просьбе разводившихся, «каковые разводы, однако, насколько мне помнится, церковной властью признаны не были».

Это и понятно: развестись легче гражданским образом, да и с церковной точки зрения развод не таинство, а вот венчаться надо в церкви, и, конечно, большевистские декреты никак не изменили этого народного мнения. Окнинский вспоминает, что записи о браке приходилось срочно делать и в выходные дни, потому что по «воскресеньям и праздничным дням. в Советской России они были еще неприсутственные» (это было действительно так, под праздниками он имеет в виду, конечно, церковные. — П.Р.), и что однажды местный большевик грубо требовал от него