Читать книгу "Обвиняемый - Рин Шер"

руку, чтобы остановить его. — Подожди. — Он поворачивается ко мне, приподняв бровь. — Скажи мне еще раз… скажи мне, что ты любишь меня. На этот раз без прощания.

Его губы слегка подергиваются, прежде чем, наконец, сдаться и расплыться в одной из его редких улыбок. А потом его рот врезается в мой.

Эпилог

Джейкоб, девять с половиной лет спустя

Мне требуются все силы, что у меня есть, чтобы не войти в ванную и не вытереть слезы, которые Реми сама вытирает со своих щёк, когда я вижу ее через щель в двери. Я знаю, она пытается скрыть их от меня, пытается скрыть свою сердечную боль.

Поэтому я остаюсь сидеть здесь, на краю кровати, наблюдая, как она хватается за столешницу, пытаясь взять себя в руки. Меня до сих пор убивает, когда я вижу ее слезы. Но, честно говоря, прямо сейчас я пытаюсь скрыть от нее свое собственное разбитое сердце.

Когда она выходит из ванной, она начинает плакать снова, когда видит, что я сижу здесь. Я пытаюсь послать ей успокаивающую улыбку, но, черт возьми, она, должно быть, видит меня насквозь, потому что меняет курс и направляется прямо ко мне.

Встав между моих ног, она обхватывает мою голову руками и прижимает ее к своему животу.

На краткий миг, когда я поднимаю руки и провожу ими по изгибам ее тела, мне становится интересно, растет ли внутри нее прямо сейчас маленькая частичка меня. Драгоценная жизнь, которая только и ждет, чтобы оказаться в наших руках.

Уголки моего рта подергиваются в попытке изобразить улыбку при одной мысли об этом, такое приятное отвлечение от боли.

— Это просто так несправедливо, — всхлипывает Реми, не в силах скрыть свои эмоции в голосе.

— Я знаю, милая. Но мы с самого начала знали, что так и будет. — Я провожу рукой вверх и вниз по ее спине, двигаясь круговыми движениями.

— Я знаю, я просто… — Она делает глубокий вдох и отпускает. — Я просто подумала, что, поскольку осталось всего две недели, они будут более снисходительны. Ты понимаешь?

Я знаю, она так думала. Но я стараюсь никогда не позволять себе слишком обнадеживаться, когда дело доходит до подобных вещей.

— Все в порядке. Еще две недели, и мы сможем начать оставлять все это позади. Верно?

Реми была моим подарком, бесценной наградой за все несправедливости, с которыми я сталкивался. Она была всем хорошим в моей жизни… вплоть до событий, произошедших пять лет назад.

Она отстраняется, глядя на меня сверху вниз своими глазами, наполненными всей любовью в мире. И этот взгляд, направленный прямо на меня, заставляет меня чувствовать себя самым счастливым сукиным сыном в мире, несмотря на все это дерьмо.

— Две недели, — шепчет она, поглаживая ладонью мою щеку.

Момент нарушается, когда в следующую секунду меня толкают вперед, и две маленькие ручки обхватывают меня за шею. К счастью, я удерживаюсь от того, чтобы не упасть вперед и не сбить Реми с ног.

— Хэй, Поппи.

Заведя руку за спину, я подхватываю свою малышку и сажаю ее к себе на колени.

— Поппи, — ругается Реми. — Ты уже растрепала свои волосы. — Мы с дочерью обмениваемся взглядами широко раскрытых глаз, прежде чем она начинает хихикать, а Реми идет за расческой. — Я собираюсь заплести две косички, они не должны растрепаться. Сиди смирно у папы на коленях.

Я наблюдаю, как Реми начинает расчесывать темные волосы Поппи, которые так похожи на волосы ее матери. Помимо цвета ее глаз, которые точно такие же, как у меня, она точная копия Реми, вплоть до ее большого золотого сердца.

— Ты готова к своему первому дню в школе?

— Ага, — отвечает она, подпрыгивая, и заставляя Реми положить руку ей на плечо в молчаливом предупреждении. Затем, как будто что-то вспомнив, ее взволнованная улыбка превращается в подобие надутых губ. — Почему ты не можешь пойти с нами посмотреть мой класс?

Эта трещина в моем сердце расширяется еще немного, когда я вижу печаль в ее глазах. Я провожу рукой по первой готовой косе и изо всех сил стараюсь одарить ее беззаботной улыбкой.

— Я действительно хотел, Попс, но сегодня утром мне нужно покататься на лодке с дядей Кэмпбеллом.

Складка между ее бровями становится глубже, а нижняя губа опускается еще ниже. Дерьмо. Мне бы не хотелось, чтобы это прозвучало так, будто она была недостаточно важной персоной, чтобы я мог пропустить рыбалку.

Мы сделали так, что следующие две недели мы с Кэмпбеллом будем кататься на лодке по утрам, чтобы нам не пришлось лгать о том, почему мне не разрешили ходить в школу.

Я ненавижу, что не могу пойти с ней этим утром. Держать ее за руку, пока мы ищем ее парту. Наблюдать, как она заводит одного-двух новых друзей.

Но знание того, что через две недели меня, наконец, вычеркнут из этого гребаного списка насильников, что ж, это то, что поддерживает меня, и это заставляет меня тянуться вперед, чтобы пощекотать мою маленькую девочку, вызвав у нее еще несколько смешков и перевернув ее хмурое выражение лица с ног на голову.

— Папа! — Когда улыбка снова начинает спадать, я прибегаю к другой тактике.

— Дядя Кэмпбелл каждое утро проводит за рулем час, и если я заставлю его ждать еще немного, он станет большим занудой. — У меня нет проблем с тем, чтобы бросить Кэмпбелла под колеса автобуса. Она любит его почти так же сильно, как любит меня, и в ее глазах он не может сделать ничего плохого.

Конечно, это работает, и она кивает.

— Мама собирается сделать для меня много-много фотографий.

— Может быть, я даже смогу включить ФейсТайм, — добавляет Реми. — Тогда все будет так, как будто он прямо там.

— Да!

— Тогда, может быть, после школы мы сможем поесть мороженого на пляже и поискать красивые ракушки, — говорю я, дергая за кончик одной косички.

Ее глаза широко раскрываются от волнения, и она бросается ко мне, чтобы обнять.

— Сегодня будет самый лучший день. — Она прижимается ко мне еще теснее. — Я люблю тебя, папочка.

И вот так просто все снова становится хорошо.

Боже, эти две женщины точно знают, как растопить меня изнутри. Я закрываю глаза, прижимая ее маленькое тельце к своему.

За эти годы было много трудных времен, но я не могу отрицать, что было и много хорошего.

А потом были времена, много лет назад, когда мы вернулись в наш старый город вскоре после того, как меня выписали из больницы, чтобы я мог заняться своим домом, и