Читать книгу "У всякой драмы свой финал - Валерий Пушной"

— В данном случае наши предположения совпадают, Глеб. Я с той же позиции смотрю на эти обстоятельства, — он сделал паузу, неулыбчиво и прямо смотря на Корозова, а руки закрыли записную книжку и отодвинули вбок, толкнув авторучку. Та покатилась и чуть не упала на пол. Аристарх успел схватить ее.

Глеб, удовлетворенный тем, что их мысли совпали, прижался к спинке стула, спросил:

— А не кажется ли тебе, что все это похоже на театр абсурда, ведь логичнее в этом случае было бы убить меня, и тогда вся информация, которой владею я, была бы в тот же миг похоронена!

— А вот это, Глеб, и для меня пока еще полная загадка. Предстоит ее разгадать. — Акламин развел руками и аккуратно неторопливо провел ладонью по записной книжке.

— Сплошной кроссворд получается. Не знаешь, куда и какую букву вставить! — озабоченно проворчал Корозов.

Комментировать его замечание Аристарх стал не сразу. Сначала надел колпачок на авторучку, посмотрел на нее так, будто до этого не видел никогда. Его никак не покидало ощущение, что убийство Дорчакова может не быть последним. И что театр абсурда, о котором сказал Глеб, вполне может в любой момент закончиться, и стрелки будут переведены на Корозова. Неопределенность не может быть вечной. Всегда рано или поздно происходит разрушение нагроможденных неопределенностей. Как, впрочем, любых выстроенных стен. Поиск неминуемо подойдет к концу и приведет к результату. Важно, чтобы результат был таким, какого ты хочешь. Аристарх пальцами покрутил авторучку:

— Да, кроссворд, но только кое-какие белые пятна в этом кроссворде начинают заполняться.

— Ты что-нибудь узнал? — оживился Глеб.

Взяв со стола книжку с намерением положить в карман, Аристарх так и оставил ее в руке:

— Кое-что удалось выяснить о друзьях Нарлинской. То, что лежит на поверхности. Но и это говорит о многом. Так вот, Дорчаков, Думилёва и Ватюшков давно знакомы друг с другом. Дорчаков и Думилёва оказывается, бывшие актеры, когда-то вместе начинали работать в театре. У Думилёвой тогда была другая сценическая фамилия, девичья: Евгения Клюквина. Актриса она была посредственная, в общем, как актрису ее никто уже не помнит. Потом она вышла замуж и ее нынешняя фамилия — это по мужу. Тут интересна одна деталь, она не любит вспоминать и никогда не вспоминает о первом муже. Как будто такого не было вовсе. И надо сказать, что редко кто знает о нем. Прожила с ним буквально несколько месяцев. Затем вышла замуж за другого. Со вторым прожила значительно дольше, но он погиб при странных обстоятельствах. Она с тех пор замуж не выходила, но осталась при больших деньгах после мужа. Работу в театре бросила, но тягу к нему не потеряла и опекала постоянно, спонсировала. Говорят, ее стараниями, благодаря денежным вливаниям, Дорчаков стал Главным режиссером. Вот так. Почему именно Дорчакова она протащила в Главные режиссеры, пока не выяснили.

Глеб слушал, и задумчиво постукивал подушечками пальцев по коленке:

— Теперь это уже не так важно, Аристарх, — вставил он. — Дорчакова все равно больше нет. Мотивы могут быть самые разные. Вряд ли они теперь повлияют на результаты твоей работы.

Покачав головой, Акламин не согласился с ним:

— Важной может стать всякая деталь, здесь сразу не определишь, — сделал паузу. — Я знаю, что у тебя всегда была хорошая память, Глеб. Ты, может быть, помнишь в конце девяностых в городе мелькала кличка преступника Андрюхи Живоглота?

Сведя брови к переносице, Корозов возвратил память в прошлое, в начало двухтысячных. Тогда жизнь только начинала устаканиваться после шальных, бешеных, беспредельных девяностых. Еще с прошлой десятки много разных кличек было на слуху в то время, но почти все носители их давно покоятся на кладбище. С хорошими надгробиями, подчас шикарными. Однако стоило ли ради таких надгробий расставаться с жизнью? Беда, что изменить ничего нельзя. И даже клички уже умерли, и редко найдется тот, кто вспомнит их. Жизнь — впустую. Жизнь — напрасно. Никакого ответа на вопрос Аристарха. Глеб насупился и покрутил головой:

— Нет, не помню. Кто это? Наверно, рэкетир какой-нибудь?

— Вот именно, — подтвердил Аристарх. — На тебя, ненароком, в то время не наезжали? Многие не миновали наездов.

— Да я тогда только оперялся, — ответил Глеб. — Зеленый был. С пустыми карманами. Что с меня взять? Начинал с малого. Наездов не было. Так, пару раз заглядывали какие-то мутные. Открутился. О Живоглоте не слышал. Господь не сподобил встретиться! — он вскинул подбородок кверху.

— В этом ничего странного, — слегка растянув губы, усмехнулся Акламин. — Потому что Андрюха Живоглот не из нашего города. Он промышлял в других местах. Оттуда и на зону отправлялся. А сюда изредка заглядывал к своему тюремному корешу. Наводили вместе шороху, и он исчезал. Работали по-крупному. Мелочью не занимались. Поэтому ты для них был неинтересен. Потому в то время бог тебя не сподобил. Зато вот теперь сподобил, Глеб. Ведь Андрюха Живоглот и Андрей Ватюшков это одно и то же лицо! — сказал он.

— Ну, ты посмотри, какие выкрутасы преподносит судьба! С бандитом, выходит, дружбу я завел! — Глеб оторвался от спинки стула, подался грудью вперед.

Посмотрев на записную книжку, которую до сих пор держал в руке, Акламин положил ее в карман пиджака, сообщил:

— Андрюха Живоглот теперь не бандит, он теперь бизнесмен. После последней отсидки обосновался в нашем городе, поставил крест на уголовной кличке, стал бизнесменом с именем и отчеством.

На лице Глеба заиграли желваки:

— Надо бы присмотреться к этому бизнесмену, Аристарх! — сказал он упругим голосом. — Знаешь, с чем человек родился, с тем человек умрет. Все это вранье, что человека можно перевоспитать! Коммунистическая блажь. Если природа произвела убийцу, он так и останется убийцей. Если произвела добряка, ничто не заставит его стать хамом и бельмом в глазу! А если родился с повадками бандита, так они останутся до самой смерти.

— А, может быть, вспомнишь, в те же годы гулял по городу рэкетир по кличке Варяг? — Аристарх взял со столешницы авторучку и тоже отправил ее в карман следом за записной книжкой.

— Варяг? Погоди, погоди. Варяг. — Корозов поморщился, ему вспомнилось нечто неприятное. — Точно, Варяг! С ним Господь сподобил лично столкнуться однажды. Мерзавец был высочайшего класса. Он, помнится, занимался не только рэкетом, за ним всяческих слухов тащилось целая пропасть. Но ведь его убили. Я его настоящего имени даже не слышал. Да зачем мне знать всю эту мразь?

— Саня Блындин, — назвал Аристарх и скрестил руки на груди. — Второй муж Думилёвой, — уточнил после короткой паузы.

Вытаращив глаза от изумления, Корозов не сдержал возгласа:

— Да ты что? — хотя восклицать было глупо, потому что не верить Акламину просто нелепо, тот никогда не утверждал того, о чем не знал точно.

— Так вот, — говорил Аристарх. — Саня Блындин и Андрюха Живоглот были корешами. Это к Сане иногда наведывался Живоглот в наш город.