Читать книгу "Убийственный возраст - Геннадий Сорокин"

– Его отпечатки пальцев… – хотел продолжить Костин, но Абрамкин, что называется, снял вопрос с языка.

– Я сейчас объясню, – сказал он. – Игорь Павлович, как специалист по малолеткам, клянется и божится, что согласно уличным законам Быков не мог просто так прийти в чужой микрорайон и разгуливать там, где ему заблагорассудится. В то же время сам Игорь Павлович докладывает, что Турист разрешил Быкову провожать по вечерам Кайгородову до дома. Ситуация, согласитесь, очень скользкая: то Быков может гулять по Волгоградской, то – нет. Эта двусмысленность расшатывает версию о причастности Быкова к убийству. Лично у меня нет стопроцентной уверенности, что он у подъезда Бурлакова страховал человека в квартире. Если такой уверенности нет, то на каких основаниях мы бы стали брать отпечатки пальцев у Козодоева? Сразу же возникнет вопрос: почему именно у него, а не у всех бывших одноклассников? Взять отпечатки пальцев рук у одного конкретного человека – это косвенно объявить его причастным к преступлению. У Козодоева мать работает в институте. Узнав, что мы проверяем ее сына на причастность к тяжкому преступлению, она бросится жаловаться в прокуратуру, в райком партии. Мать Козодоева не техничкой работает, к ее жалобе прислушаются и примут меры.

– Понятно, – вздохнул Костин. – Если мы при Щелокове не успели взять отпечатки пальцев Козодоева, то сейчас рисковать не стоит. Никакой уверенности, что он был в квартире у Бурлакова, у нас нет, а значит, нет законных оснований отрабатывать его на причастность к преступлению. Соцзаконность прежде всего!

Обсудив ход раскрытия убийства Бурлакова, Костин закончил совещание и отправил инспекторов по рабочим местам. В кабинете у начальника остался один Абрамкин.

– У меня есть план, – сказал он.

Выслушав Абрамкина и полностью одобрив его предложение, Костин пошел с докладом к начальнику милиции.

– Мы предлагаем располовинить дело, – сказал он Балагурову.

– Выкладывай! – потребовал Николай Борисович.

– У нас есть покойник – некто Быков. В день убийства он стоял у подъезда потерпевшего и что-то высматривал. Его сообщник, тот, который находился в квартире, нам неизвестен и вряд ли в обозримом будущем будет установлен. Наше предложение: уголовное дело по факту причинения тяжких телесных повреждений Бурлакову разделить на две части. За первой оставить основной номер дела и прекратить его в связи со смертью лица, подлежащего уголовной ответственности. Покойник-то у нас есть, и его надо использовать! Вторую половину дела в отношении преступника, оставившего в квартире отпечаток пальца, мы перенесем на будущий год и в установленный срок приостановим. Суть: электронно-вычислительная машина в информационном центре областного УВД посчитает только первый номер и по процентам даст нам раскрытое преступление, а второе уголовное дело на раскрываемость в следующем году никак не повлияет.

– Скандал же будет, – недовольно поморщился начальник милиции.

– Шум поднимется в январе, когда дело уже будет сделано. Прокурор, без сомнения, отменит постановление о выделении нового дела из основного, но на проценте раскрываемости его гнев не скажется – машина считает проценты один раз. Информационная база закроется вечером 31 декабря. Карточку на раскрытие преступления и на прекращение его в связи со смертью Быкова мы выставим числа так 29 декабря. За два дня ее обработают, посчитают проценты, и мы выкрутимся из положения.

– Я человек в областном центре новый и с вашим прокурором еще не установил плотный рабочий контакт. Что он потребует, когда история с этим мухлежом вылезет наружу?

– Сам прокурор скандалить не станет: это не его уровень – за следствием в милиции надзирать. Разгромную депешу подготовит его заместитель Куприянов. Он потребует крови. Вы, как начальник милиции, отреагируете на прокурорское представление и накажете нашего начальника следствия, инспектора ИДН и нескольких инспекторов уголовного розыска. Скажем, Буторина, Лукьянова и Ефремова.

– Ефремова-то за что? Он же официально делом Бурлакова не занимается.

– Быков – несовершеннолетний, значит, Ефремов в свое время не усмотрел за ним. Если в деле есть малолетка, то инспектора ИДН и Ефремова хоть как надо наказывать.

– Уголовное дело по Бурлакову у нас? – уточнил Балагуров.

– Конечно! Если бы оно было в прокуратуре, мы бы влетели с процентами на тот год, а так – своя рука владыка. Начальник следствия РОВД пострадает, так у него такая должность – выговора собирать. Николай Борисович, вы за наших сотрудников не переживайте. Мы один коллектив, мы в одной лодке, у нас одно общее дело. Если кому-то надо пострадать, то этот человек воспримет взыскание как должное.

– Я вот о чем думаю. Нашему начальнику следствия на следующий год звание получать, а тут – выговор…

– Николай Борисович, если мы показатели следующего года завалим, то начальника следствия накажут вдвойне. За мелкое нарушение УПК он всегда отбрешется – недоглядел, закрутился, просмотрел незаконное постановление. А за проценты с него спросят по полной программе. Пока у нас в стране процент раскрываемости превыше всего, в областном УВД на наши фокусы с карточками глаза закроют. Все же понимают, что мы не от хорошей жизни дело решили располовинить. К тому же что в этом незаконного? Покойник-то у нас есть! Мы же не выдумали его.

– Быкова надо жестко привязать к Бурлакову: свидетели, что-нибудь еще. Окурки с его слюной нигде нельзя достать?

– Поезд ушел! – развел руками Костин.

Балагуров откинулся в кресле, подумал.

– Действуйте! – решил он. – Этот год у нас все равно провальный, а тот нам вытягивать надо.

Костин достал сигареты, пододвинул к себе пепельницу.

– Николай Борисович, мне всегда было интересно: кто конечный получатель информации по проценту раскрываемости? Кто тот дядя, для которого вся страна мухлюет? Раньше все на Брежнева кивали, мол, ему министр МВД лапшу на уши вешает, чтобы дорогого Леонида Ильича не расстраивать. А теперь? Все говорят, что Андропов лжи не переносит, а с процентами что, исключение? Даже дураку понятно, что раскрываемость преступлений от девяноста процентов и выше – это откровенное вранье. У нас же девяносто восемь – норма.

– Наши проценты в том же магазине продают, где мяса – завались. Все врут, вся страна, на всех уровнях. Мы, когда проценты подгоняем, большого ущерба государству не наносим, потому что наши проценты никому из советских граждан даром не нужны. Наши проценты – это то, что нельзя потрогать руками и очень сложно проверить, а вот школьные отметки – это да! Любому лоботрясу и тупице по окончании восьми классов гарантированно выдадут аттестат с тройками. Вдумайся, что значит отметка «удовлетворительно»? Это означает, что ученик постиг все премудрости предмета, но недостаточно хорошо. А теперь пойди и попроси своих инспекторов уголовного розыска прочитать передовицу в журнале «Новое время» на иностранном языке. Кто сможет? Никто. Вот тебе и ответ на все вопросы.

– Так и живем! – согласился Костин. – Директору школы нужен средний балл по успеваемости, нам – процент, а на молочной ферме – рост удоев.