Читать книгу "Черная книга русалки - Екатерина Лесина"

Наконец-то в доме мир.

– Ну вот тут начинается вторая история, уже настоящая, безо всякой там чертовщины. Много лет назад в Майю Кузнецову влюбился ее одноклассник Макар, правда, любовь эту всячески скрывал, но потом-таки не выдержал, признался. И предложил бежать на край мира. Его брат говорит, что Майин отец их семью недолюбливал, почему – уже и не столь важно, главное, что девушка на побег согласилась.

– Бедняжка, – вздохнула Ленка, сгребая веником пыль с пола.

– Дура, – буркнула Евдокия Павловна, отскребая еще один кусок. – Все мы, бабы, дуры, когда о любови речь заходит.

И выразительно глянула на Антона Антоныча, тот же сделал вид, что ничего не заметил и намека не понял, просто продолжил рассказ:

– План был хитрым. Чтобы сразу не хватились и не сопоставили пропажу обоих, решено было, что Макар некоторое время поработает на старом месте – помощником лесника. А через месяца два-три, когда страсти поутихнут, они с Майей уедут. Все это время она бы жила в хижине, построенной еще прадедом Макара, да после смерти Макарова деда забытой до поры до времени.

Шукшин слез и, переставив табуретку, принялся отдирать следующий лист темно-синих, в желтые колокольчики, обоев.

– Все бы хорошо, только вот за пару месяцев одинокой жизни любовь Майи поутихла и, полагаю, она стала проситься домой. Но Макар ее не отпустил.

– Любовь зла, – снова поддела дражайшая теща.

– Точно. Зла. Вот и Макар при всей своей любви не нашел сил расстаться с возлюбленной, держал в хижине до самой смерти, и похоронил рядом, и за могилой ухаживал.

Белый шиповник, красный шиповник, дикие, проросшие друг в друга, перепутавшиеся ветвями, зацепившиеся колючками, заботливо укрывшие и холмик, и небольшой, в полметра, крест над ним.

– А она родила ему дочку...

Новую русалку озера Мичеган.

– Макар так и не решился отпестовать ребенка. Он ухаживал, растил, воспитывал как умел... – тут Антон Антоныч понял, что рассказать не сможет. Ее видеть надо, чтобы понять, насколько она отлична от людей. Не поймет Евдокия Павловна со слов, не поймет и жена, хоть и любит, и верит, а потому стоит ли углубляться в чужие секреты?

– Постепенно, когда она повзрослела, позволил ей выходить из дому самостоятельно. И тут ее заметили. Сначала старик, который не только увидел, но и выследил, откуда она приходит. Думаю, он у магазина Макара встретил и спросил, а может, просто выражением лица дал понять, что знает. В общем, Макар испугался и решил проблему привычным способом. Так же, как и с Кушаковым. Тот сам про бинокль рассказал, вот Макар и подстраховался. И репортера убрал, как выяснилось, сам его к деревне подвозил, знал, что тот к озеру пойдет.

– Ох ты, Господи. – Теща широко перекрестилась ножом.

– Ну а дальше ситуация вышла из-под контроля. Продавщица и бывшая одноклассница, которой вдруг вздумалось шантажировать, при этом она ссылалась на бывшую классную руководительницу, которая якобы знала о любви Макара, ну и об остальном догадалась... ее супруг-то с Макаровым дедом самогон гнал, а значит, и про хижину знал, и проговориться мог. Темнева-то он еще после похищения убрал, а вот с классной сомневался. До поры до времени сомневался, до шантажа. Вообще он уже видел угрозу там, где ее не было. И защищался как мог. А мог одним способом – убивая. Когда же понял, что следующим, кого придется убить, станет родной брат, то выбрал другой путь.

Антон Антоныч сглотнул, припомнив обугленный скелет, который удалось извлечь из остатков избушки. И запах его, прилипший, надоедливый, не одну неделю напоминавший о нерасторопности и недогадливости Шукшина, говоривший, что если б он хотел, то сумел бы успеть.

Успеть – и Лита-Аэлита осталась бы жива, и не пришлось бы думать, что делать с полупарализованным Груздановым. Или с несостоявшейся шантажисткой Клавой, что скоро выпишется из больницы. Поделись она догадками... поспеши бы тогда сам Шукшин...

Нет, никто его не винит, но разве этим совесть успокоишь?

И, спрыгнув с табуретки, Антон Антоныч решительно подошел к рулонам, поднял один, взвешивая и примеряясь взглядом, да поинтересовался:

– Мам, а клеить как будем? В стык или внахлест?

Теща зарделась. Она любила, когда с нею советовались.

– А по-моему, я похожа на идиотку. – Ксюха с раздражением накрутила длинную фату на рукав. Скривилась, выпятила нижнюю губу, демонстрируя обиду, но, поймав в зеркале свое отражение, расплылась в улыбке. – Теть Оль, ну зачем этот цирк? Для кого?

Ольга вздохнула. Объяснять в сотый раз, что цирк этот суть затея Ксюхиной же бабки при молчаливой поддержке, хотя отнюдь не одобрении, Юльки, она не собиралась. Хватит и того, что ее заставили участвовать.

Хотя нет, никто не заставлял... более того, как Ольга подозревала, если б не Ксюха, ее бы не пригласили. Кажется, даже считали виноватой, что предварительный план рухнул, попустительствовавшей знакомству столь неуместному, закрывавшей глаза на Пашкины поползновения

На том, что поползновения если и были, то много раньше, задолго до ссылки в загородный дом, ни Георгина Витольдовна, ни Юлька не заостряли внимания. Ну и пусть.

Плевать.

– Теть Оль, ну ты прямо как на похоронах! Никуда твой Вадик не денется. И вообще, поверь мне, – Ксюха погладила живот. – Иногда в любви следует идти на крайние меры.

Она была и права, и неправа одновременно. Она была молода и самоуверенна. Она хотела жить, и это, пожалуй, оправдывало все.

А Вадик и вправду не денется. На сегодня у них запланировано еще одно дело.

– Оставь в покое фату. И спину выпрями.

– Теть Оль, ты все такая же зануда!

Солнце бежит по скользким плиткам. Квадратные. А зайчики круглые. Двери – прямоугольные. Сегодня ей нравилось видеть в предметах форму.

– Здравствуй, – привычно сказал Другой-тот-кто-любит, протягивая руку – квадрат и пять пальцев-прямоугольников. А ногти овальные.

– Привет. Где она?

– Ольга? Они чуть позже придут. Как ты здесь? Не обижают? Скоро я заберу тебя отсюда, обещаю.

– Домой?

Домой ей хотелось, к озеру, к темно-зеленой воде, в которой тонет свет, к кривой коряге и рыбе, что скучает под нею.

– Домой, – пообещал он, улыбаясь. Сейчас снова заплачет. Почему он все время плачет? Разве она плохо себя ведет? Она ведь старается, ей хочется радовать и хочется домой. К озеру.

– Ольга и Вадим выступят в мою защиту на суде, адвокат считает, что причин, по которым могут отказать в опекунстве, нет, что...

Скучно.

– ...и я твой единственный близкий родственник...

Очень скучно. Скорей бы пришла она. И тот, который Остроносые Ботинки. В прошлый раз кубики принесли и альбом, а еще оранжевые апельсины.