Читать книгу "Тихий дом - Элеонора Пахомова"

Не думая, она рванула вперед со всех ног. Бежать! Бежать как можно быстрее! Неважно куда! Просто нестись изо всех сил! Ужас огрел как хворостина. Вылетев из прохода, она побежала прямо, хотя нужно было через дорогу направо. Но это уже не важно! Важно оказаться быстрее! Оглянуться было нельзя и страшно, но по топоту она понимала – он бежит за ней, и он не наваждение, он реален!

Вдруг до нее дошло: без конечной цели далеко она не убежит, выбьется из сил и рухнет. Надо поворачивать к дому! Она рванула вправо, через дорогу, чуть было не оказавшись под колесами седана. Водитель дал по тормозам, вильнул, возмущенный сигнал вспорол вечернюю тишину спального района.

Уже во дворах ее охватил новый приступ паники: она не узнает это место! Сознание будто пульсировало в такт с биением сердца: проясняясь и темнея, словно от света лампочки под потолком в железном конусе абажура, которая неистово качается из стороны в сторону в кромешной темноте. И в такт этим колебаниям в голове ее вдруг стали вспыхивать строчки из стишка:

Синий кит меня спасет

Держать скорость сил уже не хватало. Она повернула за пятиэтажку и увидела высотку, которая показалась очень знакомой. Дверь подъезда была приоткрыта, кто-то положил булыжник между створкой и рамой. Катя влетела внутрь, отшвырнув ногой камень.

В Тихий дом он приведет

Окончательно перестав соображать от усталости и ужаса, она понеслась вверх по ступенькам. Пролет, еще пролет. Дверь подъезда тяжело лязгнула. Внизу послышался быстрый топот.

Я в игре раз-два-три

Куда она бежит? На крышу? Мельком взглянув в окно на лестничной клетке, она узнала вид: вон там, вдалеке, левее ее дом. Она была здесь прежде, поэтому высотка и показалась ей знакомой! Сюда, на балкон тринадцатого этажа, любила приходить Лиза, чтобы посмотреть на небо. Это тот дом, рядом с которым ее нашли! Это тот дом, с балкона которого она прыгнула!

Синий кит, мне дорогу покажи

Что делать?! Остановиться нельзя. Назад тоже. А что впереди, выше? И вот Катя окончательно выбилась из сил. Уже все равно, что будет дальше, лишь бы вздохнуть! Чуть не падая, она потянула на себя дверь с грязным двойным стеклом, на котором расползлась трещина. Знакомая трещина, очень знакомая! Она глянула направо, там красовалась цифра «тринадцать», нарисованная с помощью трафарета белой краской на светло-голубой грязной стене. Тот самый балкон! Может быть, если шагнет с него, то попадет прямиком к Лизе и они снова будут вместе? Теперь уже навсегда. С Лизой ничего не страшно. Она подошла к перилам…

– Да стой ты, дура! От Замятина я! – Раздался за ее спиной звонкий мальчишеский голос.

Этот голос, будто дробина, попавшая в стекло, заставил страх треснуть и осыпаться осколками вниз, явив Катиному взору реальность без ретуши. Она обернулась. Позади в проеме балконной двери она увидела рыжего парня с веселыми веснушками. Капюшон толстовки был сброшен, кепка – зажата в руке. Слегка согнув колени, упираясь в них руками, он стоял и пытался отдышаться.

– Что? – Не поверила Катя своим ушам, от бессилия опускаясь на грязный пол.

– Говорю же, от Замятина! Он меня к тебе приставил для охраны.

Рыжий, похоже, тоже совсем выдохся. Он сполз спиной по дверному косяку и уселся на пол, как Катя.

– Чего сразу не сказал? – Спросила она, пытаясь совладать с дыханием.

– Думал, догоню в два счета, но ты шустрая оказалась! Зачем ты, дура, на балкон-то полезла?

– Сам дурак!

– Согласен… – вздохнул рыжий. – Прости, что напугал. Я Игнат.

– Катя.

– Это я знаю.

Он улыбнулся. Улыбка ему очень шла, и Катя, сама того не заметив, заулыбалась тоже. А потом смутилась:

– Почему ты раньше не подошел познакомиться?

– Что ж это за наблюдение, если бы представился?

– А ты типа в тайного агента решил поиграть? И это с такой-то особой приметой.

Она дернула себя за прядку, намекая на огненную шевелюру.

– Я конспирировался. Да ты и сама рыжая.

– Почти.

– Почти рыжих не бывает, как и почти беременных. В общем, Катерина, ты как знаешь, но я беру тебя под свою опеку, даже не спорь. А-то ты глупенькая такая, без меня пропадешь, пожалуй.

Он снова улыбнулся, и Катя снова смутилась. На этот раз даже пуще прежнего. Спорить с этим парнем ей совсем не хотелось.

Уровень А. Глава 5

Телефон лежал так, что, едва взглянув на экран, и Погодин и Замятин без труда прочли короткое послание. Над столом повисла пауза: сидящие за ним молча уставились друг на друга. Майор, который перед приходом сообщения набрал в рот хороший глоток томатного сока, казалось, не знал, куда его деть: проглотить или выплюнуть. Пока он, надув щеки, принимал это сложное решение, Погодин осторожно взял телефон в руки. Так осторожно, будто из него могла вдруг вырваться огромная щупальца и затянуть их с Замятиным в потусторонний мир. Мирослав смотрел на сообщение, не веря глазам, и неизвестно, сколько пробыл бы в таком оцепенении, если бы не зычный бас майора:

– Ну чего ты сидишь-то, Мир?! Давай звони ему! Чего тянешь?

– Ну да…– отмер наконец Погодин. – Я как раз пытался сообразить, можно ли ему звонить сейчас.

– Нет, блин, нельзя! Он ведь уже в Тихом доме гребаном!

У Погодина нервы тоже оказались не железными: в ответ на эту реплику он разразился хохотом, и Замятин почувствовал себя будто под обстрелом черно-белых перцовых горошин.

– Тьфу ты черт! – В сердцах выругался майор. – Совсем уже с ума посходили!

Он выхватил из рук Мирослава телефон и без промедления набрал номер Рэя. Ответа дожидался мучительные секунды, прошло их порядка десяти. Наконец, на вызов ответили.

– Алло, Рэй? – Закричал Замятин в телефон будто в глухую трубу. За соседними столиками обернулись. – Ты где сейчас? С тобой все в порядке, жив-здоров? Что с Домом?

– Приезжайте и сами увидите, – донеслось из трубки. – Адрес вы знаете....

До места добирались молча. Что было толку сотрясать загустевший от напряжения воздух пустыми разговорами? «Гелендваген» упорно пробирался к цели, обозначенной пульсирующей точкой на экране навигатора, в плотном вечернем трафике. Напряжение ощущалось во всем: в тесном скоплении автомобилей, которые едва ползли по дороге, чуть не касаясь друг друга боками; в духоте жаркого городского дня, которая к вечеру опустилась к самой земле, сгустившись, смешавшись с пылью и парами разогретого асфальта; в молчании двоих, сидящих в салоне.

Молчание это было особого свойства – тишина прошивала воздух нитями невысказанного, но проживаемого прямо сейчас на пике, как дерево почву корнями, и получалось полотно такой плотности, хоть топор на него вешай или что потяжелее. Нервы, похоже, сдавали у обоих. Погодин смотрел вперед, и профиль его казался высеченным из камня. Все в нем было напряжено, твердо и монолитно как изваяние: нахмуренные надбровные дуги, обозначившиеся рельефными выступами тонкой работы; нос с едва заметной горбинкой и узкими крыльями; четкие скулы, под которыми напряглись бугры желваков. Замятин же сидел, отвернувшись к окну, сложив на груди руки, и его крепкое массивное тело тоже казалось тяжелой твердокаменной глыбой.