Читать книгу "Мой мальчик - Ник Хорнби"

Это было непривычно, Уиллу не хватало прежнего Маркуса. После своего "вылупления" Уилл испытывал потребность поговорить с Маркусом о том, каково это, бродить по свету нагим, страшась всех и вся, потому что Маркус был единственным человеком в мире, который мог бы ему что-нибудь посоветовать; но Маркус — во всяком случае, прежний Маркус — начал постепенно исчезать.

— Ты женишься на моей маме? — как-то раз ни с того ни с сего спросил Али, когда они где-то обедали перед кино. Маркус оторвался от своей картошки и с интересом уставился на него.

— Не знаю, — пробормотал Уилл. Он много об этом думал, но не мог заставить себя поверить в то, что имеет право просить ее об этом; всякий раз, оставаясь у нее на ночь, он был на вершине блаженства и не хотел делать ничего такого, что могло бы лишить его этой привилегии. Порой он едва мог решиться спросить, когда увидит ее снова, спросить же, согласна ли она провести с ним остаток дней, казалось ему слишком большим риском.

— Когда-то я тоже хотел, чтобы он женился на моей маме, — весело сказал Маркус. Уилл едва сдержал желание выплеснуть огненный макдоналдсовский кофе Маркусу на рубашку.

— Правда? — спросил Али.

— Ага. Почему-то мне казалось, что это решит все проблемы. Но с твоей мамой — другое дело. Твоя мама более уравновешенный человек.

— А ты все еще хочешь, чтобы он женился на твоей маме?

— А мое мнение тут не в счет? — спросил Уилл.

— Не-а, — сказал Маркус, игнорируя реплику Уилла. — Видишь ли, мне кажется, это будет неправильно.

— Почему?

— Потому что… Знаешь, в цирке показывают пирамиды из людей? Теперь я пытаюсь жить, руководствуясь этим принципом.

— Маркус, ты что несешь? — спросил его Уилл. Вопрос был не риторический.

— Просто детям легче, если все вокруг — друзья. Когда люди начинают разбиваться на парочки, то… не знаю. Как-то это ненадежно. Посмотри, как все вышло: твоя мама и моя мама хорошо ладят. — Так оно и было. Теперь Фиона и Рейчел встречались регулярно, к мучительному беспокойству Уилла. — Уилл общается с ней, а я — с тобой, с Элли и Зои, с Линдси и папой. Теперь все наладилось. И, если тебе кажется, что, когда твоя мама и Уилл поженятся, ты будешь в безопасности, то ты ошибаешься, потому что они или расстанутся, или Уилл сойдет с ума, или что-нибудь в этом роде.

Али послушно кивал. Желание Уилла облить Маркуса кипятком сменилось желанием застрелить его, а потом застрелиться самому.

— А если мы с Рейчел не расстанемся? Если мы всю жизнь будем вместе?

— Хорошо. Здорово. У тебя есть возможность доказать это. Просто мне кажется, что будущее не за семейными парами.

— Ну, спасибо тебе… Эйнштейн. — Уилл хотел, чтобы его выпад прозвучал более язвительно. Он попытался вспомнить имя какого-нибудь специалиста по социокультурным и семейным отношениям, которое было бы знакомо двенадцатилетнему ребенку, но в голову ему пришел один только Эйнштейн. Уилл понял, что сказал что-то не то.

— Какое отношение он к этому имеет?

— Никакого, — пробормотал Уилл. Маркус с жалостью посмотрел на него. — И пожалуйста, давай обойдемся без высокомерия.

— Что такое "высокомерие"? — спросил Маркус совершенно серьезно. Приехали! Уилл страдает от высокомерного отношения со стороны человека, который еще слишком мал, чтобы понимать, что означает слово "высокомерие".

— Это когда смотрят на других, как на дураков.

Маркус посмотрел на него, и в его взгляде Уилл прочел: "А как еще мне на тебя смотреть?" Да, ему можно только посочувствовать. Теперь ему приходилось стараться изо всех сил, чтобы сохранить возрастной барьер: авторитетная манера Маркуса, нотки бывалого парня, появившиеся в его голосе, были настолько убедительны, что Уилл не знал, как с ним и спорить. Да ему этого и не хотелось. Пока еще он не совсем потерял лицо; еще оставалась его малая толика, величиной с прыщик, и ему не хотелось с нею расставаться.

— Кажется, он так повзрослел, — заметила Фиона как-то вечером, когда Уилл подбросил Маркуса до дома и он исчез в своей спальне, бегло поблагодарив его и мимоходом поздоровавшись с мамой.

— Где же мы ошиблись? — жалобным голосом спросил Уилл. — Мы дали этому ребенку все, и вот чем он нам за это платит.

— Мне кажется, я теряю его, — сказала Фиона. Уилл так и не научился шутить с ней. Фраза, в которую он вложил все водевильные страдания героя второсортного сериала, прозвучала для нее совершенно нормально. — Во всем виноваты эти "Смэшин Пампкинз"[77], Элли и Зои и… мне кажется, он курит.

Уилл засмеялся.

— Это не смешно.

— Вообще-то, смешно. Сколько бы вы отдали за то, чтобы поймать Маркуса, курящим в туалете с приятелями пару месяцев назад?

— Нисколько. Ненавижу, когда курят.

— Да, но… — Он сдался. Фиона решительно не хотела понимать, что Уилл имеет в виду. — Ты переживаешь из-за того, что теряешь его?

— Зачем спрашивать? Конечно, переживаю.

— Просто мне показалось… Не хочу быть нетактичным, но мне показалось, что последнее время тебе лучше.

— Наверно, да. Не знаю, в чем дело, но я больше не чувствую такой усталости от жизни.

— Здорово.

— Наверно, я лучше контролирую ситуацию. Не знаю почему.

Уилл подумал, что догадывается об одной из причин, но решил, что было бы неразумно и бессердечно развивать эту тему. Просто с новым Маркусом легче справляться. У него были друзья, он мог позаботиться о себе, у него образовался защитный покров — тот покров, который совсем недавно сбросил Уилл. Он стал двухмерным, таким же простым и неприметным, как и все остальные дети двенадцати лет. Но им всем пришлось с чем-то расстаться, для того чтобы что-то приобрести. Уилл утратил свою защитную скорлупу, невозмутимость и отстраненность, он был испуган и чувствовал свою незащищенность, но зато у него была Рейчел; Фиона потеряла большую часть Маркуса, но теперь ей удается избегать больничной палаты; а Маркус потерял самого себя, но зато теперь домой он возвращается в ботинках.

Маркус, нахмурившись, появился из своей комнаты:

— Мне скучно. Можно я возьму напрокат кассету?

Уилл не мог удержаться, чтобы не проверить на нем свою теорию.

— Слушай, Фиона, доставай-ка ноты, и давайте споем "Both Sides Now", а?

— Тебе и вправду хочется?

— Да, конечно. — Краем глаза он наблюдал за Маркусом, на лице которого было такое выражение, словно его попросили станцевать голым перед целой толпой супермоделей и кузенов с кузинами.

— Мама, пожалуйста, не надо.

— Не глупи. Ты же любишь петь. И любишь Джонни Митчелл.