Читать книгу "Долгое падение - Ник Хорнби"

Работа не бог весть какая — три раза в неделю по утрам. Да и платят немного — 4,75 фунта в час. А еще он сказал, что будет испытательный срок. Дело в том, что он уже немолод и хочет снова лечь спать часов в девять, после того как разберет газеты и уладит все срочные утренние дела. Он предложил мне работу точно так же, как Стивен с Шоном предложили мне принять участие в викторине, — нечто среднее между шуткой и жестом отчаяния. Между телевизионным и спортивным раундами он спросил меня, чем я занимаюсь, и я объяснила ему, что ничем особенным не занимаюсь, только ухаживаю за Мэтти. Тогда он спросил: «Вам работа, наверное, не нужна?» У меня по спине опять пробежал холодок, только на этот раз в обратном направлении.

В викторине мы не победили. Мы заняли четвертое место из одиннадцати, но всех и такой результат вполне устраивал. К тому же я ответила на несколько вопросов, ответа на которые они не знали. Это были вопросы про телеведущих. С моей помощью они набрали три лишних очка и, наверное, поэтому позвали меня на следующую викторину. На четвертого члена их команды особой надежды не было, поскольку у него как раз появилась девушка. Я сказала им, что более надежного человека, чем я, им не найти.

Пару месяцев назад я читала книгу про одну девушку, которая влюбилась в своего брата, которого она не видела много лет. Потом, конечно, оказалось, что он вовсе не ее брат, а просто так сказал, потому что она ему приглянулась. А еще оказалось, что он далеко не беден, а очень даже богат. А еще выяснилось, что спинной мозг его собаки идентичен спинному мозгу ее собаки, умиравшей от лейкемии, так что его собака спасла жизнь ее собаке.

Честно говоря, книга не такая хорошая, как я вам описала. Она довольно слащавая. Я не хочу, чтобы мой рассказ про работу и викторину походил на ту книгу. Если вам все же кажется, что у меня это не получается, то я вам могу сказать вот еще что. Во-первых, содержание Мэтти в приюте обходится мне больше, чем 4,75 в час, так что в деньгах я даже теряю, а в сказочных историях такого быть не может, ведь так? А во-вторых, четвертый член команды все же будет иногда появляться, так что в викторине я буду участвовать не каждую неделю.

В пабе я пила джин с тоником, за который мне даже не позволили самой заплатить. Быть может, из-за коктейля у меня поднялось настроение, но когда вечер закончился, я знала, что, когда мы снова встретимся тридцать первого марта, у меня не возникнет желания броситься с крыши, даже мысль такая не промелькнет. А то ощущение, ощущение, что пока что все нормально… Мне хотелось удержать его как можно дольше. Пока получается.

На следующее утро я пошла в церковь. Последний раз я была в церкви в Тенерифе, а в нашей церкви не появлялась очень давно, со времени, как я встретила остальных, — ни разу. Но я могла теперь туда прийти, поскольку в ближайшее время не собиралась совершать тот смертный грех, я могла вернуться и попросить у Бога прощения. Он не может помочь, если ты в отчаянии. А если задуматься, то отчаяние… Впрочем, не мое это дело — думать об отчаянии. Я пришла в пятницу утром, и потому людей там практически не было. Пришла только старушка-итальянка, которая никогда не пропускает службы, и какие-то две африканки, которых я раньше не встречала. Мужчин не было. Молодежи тоже. Я нервничала перед исповедью, но все прошло хорошо. Я честно призналась, когда в последний раз была на исповеди, призналась в своем грехе, за что на меня наложили епитимью — читать молитвы с четками в течение пятнадцати лет, — что мне показалось чрезмерно суровым, даже для моего греха, но я не жаловалась. Иногда забываешь, что Господь бесконечен в Своей милости. Он бы не был, кстати, бесконечен, если бы я спрыгнула.

Отец Энтони спросил у меня: «Можем ли мы чем-то тебе помочь? Можем ли мы облегчить твою ношу? Ты должна помнить, Морин, что в церкви у тебя есть братья и сестры».

А я ответила: «Спасибо, отец, но у меня есть друзья, которые мне помогают». Я, правда, не стала объяснять ему, что это за друзья. И не сказала, что они все готовы были совершить смертный грех.

Помните пятидесятый псалом? «Призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня». Я оказалась на Топперс-хаус, потому что призывала, призывала, призывала, но меня никто не избавил, а мои дни скорби были, как мне казалось, слишком долгими, и им не было видно конца. Но в итоге Он услышал меня, Он послал мне Мартина, Джей-Джея и Джесс, а потом Он послал мне Стивена, Шона и викторину, а потом Он послал мне Джека и работу в газетном киоске. Иными словами, Он доказал мне, что слышал мои мольбы. И как я только могла продолжать сомневаться в Нем, когда вокруг было столько доказательств. Так что лучше я буду прославлять Его изо всех своих сил.

Джесс

В общем, у того парня с собакой не было имени. То есть когда-то, наверное, было, но он им больше не пользовался, потому как был против имен. Он утверждал, что имена не дают нам быть теми, кем мы хотим быть, и как только он сказал это, я, в общем, поняла, что он имеет в виду. Скажем, вас зовут Тони или Джоанна. Вы были Тони или Джоанной вчера, и будете Тони или Джоанной завтра. В общем, вам крышка. Люди всегда могут сказать: ах, как это похоже на Джоанну. Но этот чудак мог побыть сотней разных людей за один-единственный день. Он сказал, чтобы я называла его любым именем, которое только будет приходить мне в голову. Поначалу я называла его Собакой, потому что у него была собака, а потом он стал Безсобаки, потому что мы зашли в паб, и он оставил собаку на улице. За первый час нашего знакомства он успел побывать двумя совершенно разными людьми, поскольку Собака и Безсобаки — это своего рода противоположности. Парень с собакой отличается от парня без собаки. И нельзя сказать: этот Безсобаки опять спокойно смотрел, как его собака гадит в чужом дворе. Ведь бессмыслица получается, правда? Как у человека Безсобаки могла быть собака, которая гадит в чьем-то дворе. А он считает, что мы все можем побывать Собаками и Безсобаками за один и тот же день. Папа, например, мог бы превращаться в Непапу, когда он на работе, потому что пока он на работе, он не папа. Я знаю, что понять это непросто, но если призадуматься, то вы увидите в этом смысл.

В тот же самый день он был Цветком, потому что он сорвал мне цветок, когда мы гуляли по небольшому парку у Саутуоркского моста. Потом он стал Пепельницей, потому что у меня было ощущение, будто я целуюсь с пепельницей, а ведь Пепельница — это совсем не Цветок. Теперь понимаете, о чем речь? Люди меняются по миллиону раз на дню, и он понимает это намного лучше, чем вся западная культура. Потом я дала ему еще одно имя, но не очень приличное, так что пусть оно останется нашим с ним секретом. Называя то имя неприличным, я лишь хочу сказать, что, вырванное из контекста, оно вам покажется неприличным. Оно неприлично, только если вы без должного уважения относитесь к мужской физиологии, а по-моему, это куда неприличнее с вашей стороны.

В общем, эта теория… На самом деле по общепринятой точке зрения — когда у всех только одно имя — есть единственное преимущество: всегда знаешь, как обратиться именно к тому человеку, который тебе нужен. Но это лишь одно маленькое преимущество при множестве серьезных недостатков, в том числе и самый страшный недостаток: имена — это чистой воды фашизм, поскольку нас лишают возможности самовыразиться в качестве людей и сливают всех в общую серую массу. Но так как я много о нем говорю, я лучше буду называть его только одним именем. Безсобаки — вполне сойдет для этой цели, потому что оно оригинальное и намного лучше, чем имя Собака, — ведь вы тогда можете подумать, будто я говорю о какой-нибудь гребаной собаке, а это не так.