Читать книгу "История, рассказанная ночью, или Добро с клыками - Марина Милованова"

— Не может быть! — От удивления мышь опрокинулась на спину и замолчала.

Я же отрешенно уставилась в потолок. Внутри стояло ледяное спокойствие, скрадывающее все остальные эмоции. Не было ни сожаления, ни ярости, ни боли. Душевная рана была слишком сильной и оттого безболезненной. Такое состояние называют болевым шоком. Сейчас мне хотелось лишь одного — чтобы эта спасительная пустота, заполнившая собой каждую клеточку моей души, продлилась как можно дольше, а лучше не исчезала никогда. Как там говорил Ноа, вернее, Саймон: я живая и умею чувствовать? Что же, теперь я мало чем отличаюсь от бездушных вампирш. Должна признаться, это состояние намного удобней и безболезненней.

С балдахина на кровать свалился шушерка и, задумчиво посмотрев на меня некоторое время, тихо предложил:

— Хочешь, я разберу весь замок на камни? Тогда этому вампиру будет долгое время не до тебя и ты наконец сможешь отдохнуть.

Выплыв из отрешенности, я посмотрела на малыша и отрицательно качнула головой:

— Спасибо за предложение, милый, но я не представляю, что с нами сделает Саймон после того, как восстановит замок. К тому же сомневаюсь, что с его магическими способностями этот процесс займет у него долгое время. К тому же в замке полно людей, которые не должны отвечать за выходки этого чудовища.

Шушерка приуныл, а я вернулась в свое прежнее состояние. Точнее, не совсем прежнее. Сквозь пустоту пробилось острое сожаление и сочувствие к самой себе и к своей обманутой, почти начавшейся любви. Подумать только, я ведь действительно потянулась к Ноа всем сердцем, хотела сбежать и начать вместе с ним новую жизнь. Хотела избавить его от неволи и вампирского гнета. Только выходит, что избавлять теперь некого и не от чего и тем более не от кого. А я в очередной раз осталась в дураках. Точнее, в дурах.

В ответ на это умозаключение из глубины души, окончательно прорывая ледяную преграду спокойствия, поднялась волна всепоглощающей ярости. Покажись сейчас Саймон в поле моего зрения, разорвала бы его в клочки за ложь и насмешку. Никак иначе назвать поведение вампира у меня не получалось.

На свою беду, Саймон появился именно в этот неподходящий момент. Бесшумно материализовавшись посреди комнаты без привычного и теперь ненужного плаща, он застыл, глядя на меня до боли знакомыми омутами манящих глаз. Меня словно подбросило в воздух. Слетев с кровати, я вцепилась стальной хваткой в шею, которую еще совсем недавно обнимала в порыве страсти. Старательно отводя глаза от прекрасного лица, я сжимала изо всех сил пальцы, желая лишь одного — чтобы эта пытка для моих нервов поскорее закончилась. И она закончилась, правда совсем не так, как я того хотела. Не без труда разжав мои руки, вампир впился в губы поцелуем.

Взвизгнув от неожиданности и отвращения, я вывернулась из рук мерзавца, залепила ему звонкую пощечину и ретировалась обратно на кровать, где уселась с видом оскорбленного достоинства.

— Ну вот, я к любимой с цветами, а она на меня с кулаками! Вот она, горькая правда любви! — рассмеялся Саймон, материализовывая в руках букет роз и бросая мне его на колени.

— Циник! — Возмущенно фыркнув, я столкнула розы на пол. — Ты ничего не смыслишь в любви, для тебя это чувство просто не существует. Какого черта ты вообще ко мне привязался?!

— Что значит какого черта? — возмутился вампир, переставая улыбаться. — Я же тебе не раз говорил о том, что люблю тебя! К тому же, дорогая, ты — полукровка.

— Подумаешь!

— Ну не скажи, — обиделся вампир. — Мне повторить о том, что ты сочетаешь в себе качества и вампира и человека?

— Ну так взял бы себе человеческую женщину! Поверь, они умеют чувствовать не хуже меня.

— Зато от них не рождаются дети. Или ты этого не знала?

Да, действительно, я этого не знала. Потому уставилась на Саймона удивленными глазами, забыв на некоторое время о злости и неприязни.

— Как же в таком случае на свет появилась я?

— Вот это меня и самого интересует, — честно признался вампир. — Все дело в том, что семя вампира, пролитое в человеческую женщину, попросту сжигает ее изнутри, не позволяя развиться плоду и убивая ее саму. Так что ты являешься единственным и уникальным исключением из правил.

— Вот как? Сколько живу, впервые слышу о своей уникальности! — невозмутимо фыркнула я, всеми силами гася в себе удивление и интерес. — Получается, ты любишь меня вовсе не за меня саму, а за мою уникальность! Точнее, даже не любишь, просто хочешь обладать очередной диковиной.

— Бред вообще-то, но предлагаю тебе подумать, как бы ты поступила на моем месте. Жениться на холодном куске плоти, годном только на то, чтобы удовлетворять лишь чувственные желания, или заполучить настоящую женщину, способную стать тебе не только женой, но и подругой и к тому же замечательной матерью?

— Разве твои вампирши не могут рожать? — в очередной раз удивилась я.

— Могут, — согласился Саймон. — Только потомство дают такое же холодное и бездушное, как они сами. Причем с момента рождения они даже не приближаются к своим детям, поэтому их воспитывает человеческая прислуга, которую по мере подрастания дети же и выпивают. Первый голод подросшего вампира, знаешь ли, трудно сдержать и удовлетворить.

— Какой кошмар! — искренне содрогнулась я от услышанного. — А скажи мне, откуда же ты такой душевный выискался? Разве тебя не бездушная вампирша родила?

— Я считаю, что мне повезло, — буркнул вампир, явно задетый за живое.

Верно почувствовав мысль, я решила его добить:

— В любом случае твоей няньке точно не повезло. Спорю, что твоя душевность ничуть не помешала тебе использовать ее в качестве своего первого завтрака! — Вампир промолчал, я же скривилась от собственной догадки: — Как все это мерзко!

— Мерзко, говоришь? — Судя по тону, вампир разозлился. — А разве не мерзко есть убитых животных? Люди ведь сначала их выращивают, заботятся о них, а потом безжалостно убивают! Так чем же они лучше нас? Даже ты считаешь себя чистенькой, потому что в жизни никого не убила, но зато убивают другие, а ты поощряешь их действия, покупая мясо для пропитания. Что скажешь теперь?

Я промолчала. Действительно, возразить что-либо было трудно. Оправдываться тем, что если бы все зависело только от меня, то давно запретила бы убийство животных и призвала всех к поеданию исключительно овощей и фруктов? Как-то мелко, да и к тому же несбыточно.

— Если хочешь знать, — тем временем продолжал вампир, — я любил свою няньку и был привязан к ней, словно к родной матери. Она научила меня быть таким, какой я сейчас. Именно она сделала меня непохожим на остальных вампиров. Но я не знал, что однажды убью ее. Если бы мне кто-то сказал заранее, что это случится, если бы предупредил… Если бы она в тот момент не оказалась рядом!.. — Он замолчал, видимо переживая в памяти трагедию прошлого.

Внезапно мне стало его жаль. Получается, он действительно перенес тогда глубокую душевную травму, если до сих пор говорит о случившемся с неподдельной грустью в голосе. Впрочем, этим моментом следовало воспользоваться.