Читать книгу "Дороги скорби - Павел Серяков"

Младший из сыновей Хладвига потянулся к ножнам, но, вспомнив о том, что оружие у них изъяли, стянул с указательного пальца перстень и протянул королю, глядя Рудольфу прямо в глаза. — Этот перстень из Грошевой стали, ваше величество.

— Ну-ка, ну-ка, — один из советников Рудольфа, седовласый старик, занимавший должность королевского алхимика, подошел к Лотару и выхватил из его рук перстень. — Сейчас мы узнаем, брешешь ли ты… или нет.

— Полдти, — выдохнул Рудольф, — хватит разглядывать украшения, я уже шестой год жду, когда ты наконец разродишься эликсиром долголетия. Проваливай в лабораторию, займись делом.

— Ваше величество, — старик поднял глаза, и в них читалось удивление, — это не из Гриммштайна. Мне нужно как следует изучить материал, но, разрабатывай его мы…

— Ваше высочество, дайте Полдти сказать, — прошептал советник. — Он хоть и себе на уме, но тем не менее на уме.

Шут, сидевший в ногах короля, захохотал над остротой, но королевский пинок быстро заткнул его.

— Мечи из этого металла крепче, чем те, которыми воюют Трефы.

— А у Трефов лучшее войско… — заметил первый советник. — Если не считать неудачи с Вранами, но там Гнездовью просто повезло.

— Как тебя зовут, сын разбойника?

— Лотар.

— А я Гуннар, — добавил старший из сыновей Хладвига, человека, все еще не вставшего с колен. — Ваше высочество, поверьте, нам есть что предложить короне.

В тот день Лотар и поведал королю о том, что привез из-за Седого моря берсерка и вместе с егерями тренирует небольшое, но мощное войско, готовое в любой момент пролить кровь за королевскую власть. В тот день перстень Лотара был изучен, и тогда же Рудольф принял решение помочь Хладвигу с добычей металла. Забегая вперед, скажу, что та встреча принесла Хладвигу состояние, ибо от представителей торговых гильдий не было отбоя, стоило молве разнести по стране весть о новом, более прочном сплаве. Как водится, у медали была и обратная сторона — нехватка в Грошевых землях черни, не занятой в полях и на иных работах, черни, не приносящей пользу Хладвигу, людей, которых можно было бы заморить в забоях. С негласного одобрения короля люди, верные Грошевому барону, воспользовались тяжелым положением дел Трефовов, и немалое количество крестьян бесследно исчезло из своих лачуг; число нищих и бродяг, сгинувших в темных забоях во имя великой цели Лотара, не поддается осмыслению, но сталь, которую ценой своих жизней добывали люди, обреченные на кровавый кашель и жизнь во мраке, оказалась прочнее стали, добываемой на Исенмарских островах, но об этом, как уже сказал Рудольф Гриммштайнский, говорить пока рано. Одно, дорогой мой друг, важно в этой истории. Первый советник порекомендовал Хладвигу одного из своих людей. Человека, который не знает о чести и ради пригоршни монет готов безустанно перешагивать через трупы. Того выродка звали Гуго, и это имя уже упоминалось этим вечером.

7

Дети, бежавшие из залитого кровью дома, находились в пути уже девятый день и до сих пор не встретили ни одного путника, а от тех редких всадников они прятались в канавах, кустах и пролесках. Фрида очень волновалась по этому поводу. В былые дни она ни на шаг не отходила от матери, за что Эбба называл свою дочурку хвостиком. Находиться вдали от взрослых, а уж тем более прятаться от них, она не привыкла, и каждый новый день становился для нее великим испытанием.

Их путь лежал в Стальград — город в неделе пешего пути от Репьев. Мама говорила, что в случае войны они смогут укрыться от напастей за высокой крепостной стеной и переждать беду под боком барона Демиана. Мальчик неустанно твердил сестре о своем намерении стать воином, завербовавшись в отряд ландскнехтов.

— Наш папа с работы в поле имел пять крон в неделю, — рассуждал Фридрих. — Когда в деревне был бродячий торговец, взрослые говорили: «Кнехт имеет пятнадцать крон за один лишь бой».

— Ты не сможешь стать ландсхнертом…

— Кнехтом, — поправил свою сестру Фридрих. — Стану. Папа велел стать хорошим воином, и я стану.

— Папа велел слушаться маму! — закричала девочка. — В избе был не папа, а чучело!

— Чучело, которое спасло нас от солдат, да? Фрида, ты дурная морда-голова. Это был отец, и, если я еще раз услышу от тебя эти глупости, я всыплю тебе ремня, — сказав это, он вспомнил слова кузнеца. На глаза навернулись слезы. — Ты дурная морда-голова!

— Не называй меня так!

— А вот и буду! Не называй папу чучелом, ты обещала!

— Я и не называю.

— Называешь… — Фрида остановилась и, поджав губы, какое-то время стояла молча, и солнце нависало над ней тяжелым пятном, и дорога уходила за горизонт, и поля, окружавшие их, были необъятны. Она почувствовала себя брошенной, ненужной, обреченной на голод и холод девочкой. По щекам градом прокатились слезы. — Хочу, чтоб как раньше! Хочу, чтоб мама, папа и ты. Хочу, чтоб как прошлой зимой…

Фридрих взял Фриду за руку, и та, недолго думая, обняла брата.

— Как раньше не будет. Мама… Маму… — Он не смог произнести это вслух, но и плакать не стал. Отец сказал, что теперь он мужчина, и не важно, что думает на сей счет его сестра. — «Теперь я буду защитником», — пообещал он самому себе. — Хватит этих щенячьих слюнтяйств, — сказал как отрезал Фрид и незамедлительно продолжил путь, волоча сестру за руку, не давая ей отстать.

— Фрид, я есть хочу, — все так же, сквозь слезы, но уже полушепотом произнесла зеленоглазая сирота. — Фрид…

— Я тоже, но нечего.

— Фрид…

— Морда-голова, потерпи. Я обещаю, что, если мы будем проходить через какую-нибудь деревню, я добуду нам еду.

— Обещаешь?

— Обещаю. Видишь холм? За ним наверняка будет деревня.

— Ты говорил это еще вчера!

Они шли по Молочному краю, опустевшему и разоренному атаками Врановой конницы, не подозревая о том, что этой ночью судьба уготовила им встречу с человеком, предпочитающим держаться подальше от шумных компаний и всегда находящимся в их центре. С человеком, судьба которого походила на судьбы сирот из деревни Репьи.

8

Гхарр шел по дубраве и слышал, как нечто идет по его следу. Он никогда не разделял тяги его сестры к живым игрушкам, и через это она казалась ему глупой девкой с извращенной фантазией. Лисья дубрава проходила там, где брали свое начало дороги Охоты — вотчина прекраснейшей из дочерей Рогатого Пса, и здесь все жило по её правилам. Даже пламя дорог Войны не могло бы уничтожить дубраву.

Змей стряхнул с себя одеяние тумана, как старый прохудившийся плащ, и надвинул на лицо забрало:

— Веди меня к своей хозяйке, Хельгерд фон Шелудивый Пес.

— Не смей говорить со мной таким тоном, — прорычал человекоподобный волк. — Иначе…

— Ты сгубил многих, кто шел моей дорогой, псина.