Читать книгу "Научные сказки периодической таблицы. Занимательная история химических элементов от мышьяка до цинка - Хью Олдерси-Уильямс"

Внешний облик здания не менее удивителен. Здание напоминает зубчатую тильду с отвесными стенами, со всех сторон заключенными в футляр цинкового параллелограмма. Узкие окна по диагонали прорезывают фасад, сталкиваясь друг с другом под самыми невероятными и абсолютно случайными углами, подчас создавая нечто, напоминающее разломанную звезду Давида или зигзагообразную тропу поисков и потерь.

Либескинд поясняет, что он выбрал цинк в качестве отклика на традицию, созданную Шинкелем, и как попытку создания некой гармоничной структуры с расположенным рядом Берлинским музеем, на окнах которого цинковые рамы. Однако существует и более глубокая символика этого металла, которая делает его выбор в данном случае особенно удачным. Как мне стало известно, в символике сновидений цинк ассоциируется с переездами. Значит, выбор цинка вполне оправдан для создания постройки, призванной запечатлеть вклад в немецкую культуру эмигрантов, которым вновь пришлось эмигрировать. Названная символика, вероятно, объясняется довольно поздним появлением цинка в истории химии, так что он не смог приобрести себе партнера в алхимическом танце, в котором металлы получали себе партнеров из планет солнечной системы. Медь, железо, олово и свинец – каждый из металлов связан с определенной планетой (в разных алхимических традициях с разными). Но цинк остался в одиночестве. Кроме того, цинк, как считается, символизирует движение к цели, что вполне подходит зданию, которое, по словам Либескинда, «всегда находится на грани становления».

Еще более очевидна связь цинка с церемониями защиты от распада и похорон. Когда Уильяма Дидса, журналиста, послужившего прототипом для главного героя романа Ивлина Во «Сенсация», послали освещать события войны в Абиссинии, все свои пожитки он положил в ящик из древесины кедра, обшитый цинком, чтобы отпугнуть муравьев. Цинк часто используют для обшивки гробов в качестве относительно дешевой и надежной альтернативы свинцу. Один из моих консультантов при написании этой книги, Андреа Селла, сохранил очень яркие воспоминания детства в Италии о подготовке к похоронам, которая сопровождалась звуком паяльной лампы, использовавшейся для запаивания цинка на гробе перед закрытием крышки. Немецкий художник Йозеф Бойс в ряде своих работ использовал цинковые ящики для хранения жира. Хотя наибольшего внимания критики удостоился именно жир, наряду с войлоком признаваемый наиболее значимым для Бойса материалом, цинк для него тоже очень важен, так как выбран прежде всего потому, что символизирует противоположности: яд и целительный бальзам, а также замок, который со временем неизбежно разрушается. В данном контексте здание, построенное Либескиндом, превращается в огромный саркофаг, метафорическую гробницу тел шести миллионов евреев, уничтоженных в годы Холокоста, а также и в средство сохранения памяти о них.

Цинк также используется для гигиенической транспортировки мертвых тел через государственные границы. Металл создает как бы двойной барьер. С одной стороны, он предотвращает проникновение загрязнителей, которые могли бы ускорить разложение тела, а с другой стороны, он способствует защите окружающей среды от загрязнения трупным веществом. В стихотворении Бертольта Брехта «Погребение подстрекателя в цинковом гробу» говорится об этом непроницаемом слое, который хранит зловещую тайну. Это стихотворение вместе с другим произведением Брехта «Борцам в концентрационных лагерях» было положено на музыку учеником Шёнберга Гансом Эйслером в его грандиозной «Немецкой симфонии». Эта симфония должна была исполняться на музыкальном фестивале в рамках Парижской всемирной выставки 1937 г., но нацисты своим давлением вынудили организаторов фестиваля предложить автору, чтобы вокальные партии заменили на вставки для саксофона и, таким образом, слова Брехта были выброшены. Эйслер, естественно, отказался вносить какие-либо изменения, и на фестивале было исполнено более раннее его произведение. «Немецкая симфония» впервые прозвучала лишь в 1959 г. Стихотворение Брехта начинается словами:

В этом цинке, здесь, Покоится человеческий труп, Или его ноги, или голова, Или еще меньшая кроха его, Или вообще ничего, ибо он был Подстрекателем.

В Париже ассоциации с цинком более приятные. Повсюду, куда ни кинешь взгляд, крыши из светло-серых листов металла, изогнутых над мансардами. В какой-то момент цинк, вероятно, одержал верх над свинцом и шифером с весьма положительными последствиями: крыши больше не выглядят мрачными крышками, а изящно сливаются с молочно-голубым небом.

По ночам, правда, наибольшее количество цинка находишь в барах. В английском языке тоже масса метонимических образований с названиями элементов. Но именно в Париже в пору их расцвета, в начале ХХ века, бары стали называть «цинками». Жак Превер написал стихотворение о пьяной болтовне «цингёра» – как называли кровельщиков, что крыли крыши цинком – в таком баре, а Ив Монтан сделал из стихотворения известную песню «И праздник продолжается». Я обнаружил один из немногих пока еще уцелевших «цинков» на левом берегу Сены неподалеку от знаменитых кафе «Два маго» и «Кафе де Флор». Не исключено, что Эрнест Хемингуэй и Гертруда Стайн заглядывали и сюда тоже. В настоящее время бар входит в состав сети ресторанов, владельцы знают о его «цинковом» происхождении и, как видно, гордятся им. Стулья покрыты металлической краской, название ресторана вырезано из листового металла, меню оформлены в серых тонах. Остатки какой-то экстравагантной металлической конструкции в стиле модерн все еще поддерживают здание. Но пространства от старого «цинка» в нем осталось меньше, чем на длину руки бармена. Теперь здесь из цинка пюпитр метрдотеля со сложным барельефом, изображающим виноградную лозу с гроздьями и листьями на темно-сером металле. По всему же помещению протянулась сияющая новизной барная стойка, подозрительно яркая для цинка и, скорее всего, изготовленная из другого металла.

Это меня заинтриговало, и я отыскал единственного специалиста, до сих пор занимающегося изготовлением и ремонтом подобных барных стоек. В «Ателье Некту» на краю Дефанса, делового района на парижской периферии, Тьерри Некту признался мне, что всю свою продукцию он в основном делает из олова, и так было на протяжении трех поколений его семьи. «В нашей мастерской никогда не было цинка, – говорит он. – Из цинка нельзя изготавливать барные стойки, так как он не alimentaire (то есть его нельзя использовать с пищевыми продуктами), и он окисляется. Кроме того, он плохо режется, будучи холодным, с ним сложно работать и его неудобно чистить. Олово совершенно иное». Конечно, в этом есть своя логика. Всем известно из школьных уроков химии, что цинк растворяется в кислоте, и представьте, что будет, если на него пролить концентрированный лимонный сок или даже кока-колу.

Но если барные стойки делают из олова, почему же когда-то их прозвали «цинками»? Предположение Некту кажется фантастическим. Он полагает, что они получили свое название от тех самых «цингёров», которые забегали в такие бары, чтобы перед работой пропустить рюмашку для храбрости, а от алкоголя якобы проходил любой страх высоты. Это звучит неубедительно. Наверняка подобные бары назывались «цинками» потому, что когда-то барные стойки в них действительно делались из цинка, а оловом его заменили впоследствии, сфальсифицировав традицию. «Карманный Ларусс», принадлежавший моему франкоязычному дедушке, подтверждает мои подозрения. Опубликованный в 1922 г., в самый расцвет эры «цинков», словарь дает в качестве одного из разговорных значений слова «цинк» барную стойку для продажи вин. Никаких сведений о происхождении данного значения словарь не дает, однако нигде в нем не говорится и о том, что барные стойки делались не из цинка, а из какого-то другого металла.