Читать книгу "Логотерапия и экзистенциальный анализ. Статьи и лекции - Виктор Франкл"

Итак, как уже было сказано выше, не всякий невроз является ноогенным. Сам по себе невроз гораздо логичнее считать психогенным, кроме того, есть и соматогенные неврозы, в существовании которых я убедился на собственном опыте. Однако и для лечения неноогенных неврозов в рамках логотерапии были разработаны специальные методы, а именно техника дерефлексии и парадоксальной интенции. Парадоксальную интенцию я начал практиковать еще в 1929 г., то есть даже до появления «негативной практики» К. Данлопа, а затем в 1939 г. (6) впервые описал парадоксальную интенцию в научной публикации, хотя сам термин ввел только в 1947 г. (9). Разумеется, аналогичные подходы применялись и раньше, но я воздал должное всем моим предшественникам в этой области, по крайней мере всем, о ком мне доводилось слышать, когда упомянул в работе (9, стр. 115 и далее) Ханса фон Хаттинберга, Дрейкурса и Вексберга. Не забывайте: если вы делаете снимок церкви Карлскирхе, затем показываете его коллеге, а он вдруг вынимает из сумки фотографию Карлскирхе – вы же не будете подозревать его в том, что он выкрал у вас пленку, а просто предположите, что вы оба сфотографировали одну и ту же церковь. Аналогично многие исследователи совершенно независимо друг от друга открыли терапевтические методы, сходные между собой. Что в особенности касается парадоксальной интенции, логотерапия претендует лишь на то, что именно в ее рамках парадоксальная интенция была оформлена в самостоятельный метод, а кроме того встроена в систему. Принцип, на котором она базируется, называется «механизм совладания» и как таковой доступен каждому. Как удалось доказать И. Хэнду, И. Ламонтаню и И. Марксу (13), их пациенты могут самостоятельно обнаружить этот прием, то есть «независимо изобрести парадоксальную интенцию». К чему бы мы пришли, если пустились бы в бесконечные поиски «кто первый»? В таком случае мы ничуть не сочли бы себя в долгу у индивидуальной психологии, описавшей приспособительный характер невроза, – ведь еще на три тысячелетия ранее в Библии было сказано (Притчи 22, 13): «Ленивец говорит: „лев на улице! посреди площади убьют меня“». Как видите, уже в библейские времена агорафобия расценивалась как алиби.

Тем временем эффективность парадоксальной интенции давно доказана в рамках теории учения и поведенческой терапии, а кроме того, Л. Шойом и др. (16) и Л. Ашер и др. (3) также подтвердили эту эффективность и экспериментально. В последнем случае доказательства даже были получены в рамках контролируемого эксперимента.

Прошу вас обратить внимание на следующее. Если выше мы говорили о «взаимно схожих методах», в каждом случае необходимо четко определиться, что понимается под парадоксальной интенцией. Когда весьма уважаемый мною Пауль Вацлавик выступал с лекцией в Вене, он начал свою речь с замечания о том, что, прибывая из Пало-Альто в Вену, город, где родилась парадоксальная интенция, ему кажется, словно он приезжает с совой в Афины. На самом же деле, если можно так выразиться, он приезжает в Вену с углем. (Я намекаю на английскую пословицу, равнозначную немецкому выражению «привозить сову в Афины», – она звучит как «приезжать с углем в Ньюкасл».) Что я имею в виду? Принцип двойной связи[130] обладает лишь внешней и поверхностной связью с тем, что лежит в основе парадоксальной интенции. Напротив, феномен «двойная связь» практически тождественен «предписанию симптома». Оба метода стимулируют пациента усилить симптом, допустим, испытать еще больший страх. Однако в рамках парадоксальной интенции объектом ее является не сам страх, а конкретное содержание и предмет страха. Рекомендация парадоксальной интенции «по всем правилам искусства» заключается в том, что пациент должен пожелать или предпринять нечто такое, чего он ранее очень боялся. Одним словом, объектом парадоксальной интенции является не сам страх, а его источник. В первую очередь это действие совершает сам пациент, и при этом удается исключить патологическую манипуляцию[131], присущую другим парадоксальным методам, стремящимся, так сказать, «навредить» неврозу пациента; при этом у пациента исчезают симптомы, но фактически врач не справляется с неврозом.

Я хотел бы продемонстрировать вам разницу между парадоксальной интенцией и усилением симптомов на конкретном примере, который можно найти на «Международном форуме логотерапии». Мой корейский ученик профессор Бён-Хак Ко (14) описывает там следующий случай. Его пациент страдал от страха смерти, и врач не просто посоветовал ему бояться сильнее, но и сформулировал свою рекомендацию таким образом: «Старайтесь быть более растерянным, чтобы у вас участилось сердцебиение, душите себя. Пробуйте умирать на виду у людей. Вместе мы составили фразы, которые пациент должен был говорить сам себе, парадоксально намереваясь тушеваться, потеть, удушать себя и умирать. На следующую консультацию он пришел в прекрасном настроении и заявил, что у него все получилось». Таким образом, пациент должен был «парадоксально направлять» весь спектр своих фобий, от сердцебиения до страха быть задушенным; однако о самостоятельном усилении страха смерти не могло быть и речи.

Теперь сравните метод профессора Ко с вмешательством, которое рекомендует профессор Лео Миссине из Университета Небраски (речь идет не о неврозе страха, а о навязчивом неврозе): «Например, если человек хочет мыть руки по десять раз в день, ему будет предложено делать это 30 раз в день» (из неопубликованной рукописи). Это классическое предписание симптома! В моей книге «Психотерапия на практике» (Die Psychotherapie in der Praxis, 9)[132] в разделе «Случай 19» вы можете почитать о том, как в аналогичной ситуации применялась парадоксальная интенция. Эльфрида Г. предприняла две попытки суицида – так мучителен был для нее навязчивый невроз. В особенности следовало отметить ее навязчивую тягу к мытью рук: «Пациентка стремилась помыть руки пару сотен раз в день». В первый день ее пребывания в клинике пациентку «побудили к тому, чтобы она „изменила отношение к микробам и не боялась их, а, наоборот, пожелала ими заразиться“. Она должна была рассуждать так: „Хочу сегодня словить как можно больше микробов, поэтому мне надо как следует испачкаться. Микробы такие миленькие!“» Затем она обращалась к женщинам, с которыми познакомилась в лечебнице (она лежала в моем отделении), с просьбой, не отдаст ли ей кто-нибудь микробов. «Я буду активно общаться и знакомиться с этими микробами, больше никогда их не смою; пусть бедные зверушки живут!» Никто из нас, врачей, и близко не мог подумать о том, чтобы – по примеру Миссине, в духе «усиления» симптома – посоветовать пациентке мыть руки не сотни, а тысячи раз в день…