Читать книгу "Академия высокого искусства. Беглянка - Александра Лисина"

Как гордился Викран, видя ее последний рывок. С каким искренним восхищением следил за уверенными взмахами ее крыльев. Как устало улыбался, понимая, что она со всем справилась сама. И как измученно прижимался лбом к холодным перилам, раз за разом перечитывая короткую записку. Ту самую, для которой она не пожалела времени на прощание.

Не стоило…

Наверное, Айра была права и надо было рассказать обо всем раньше. Возможно, это могло бы многое изменить. Покрайней мере, она могла бы относиться к нему не как к врагу или бесчувственному мерзавцу. А это, в свою очередь, позволило бы ему незримо присутствовать в ее жизни, незаметно помогать, оберегать, защищать. Просто быть рядом. Смириться с ее выбором, стать ее тенью, незримым хранителем и преданным другом… хотя бы другом, раз уж всего остального он оказался недостоин.

Нетрудно догадаться, как нашел ее на бескрайних просторах Лигерии: сердце… он и через семь лет слышал, как бьется ее сердце. Правда, не так явно, как в первый день, и далеко не сразу научился снова его ощущать. Просто по той причине, что живое сердце она отдала Занду, и Викрану потребовалось целых два месяца, чтобы научиться понимать и узнавать звучание Сердца нового. Того самого. Живого и неприступного, как и сам окруженный игольником, спрятанный в центре Охранных лесов, вечный, непознаваемый, непримиримый к чужакам и никем не покоренный Занд.

Однако Викран, к собственному удивлению, справился даже с этим. Безошибочно угадал направление и долгое время шел за беглецами, оставаясь невидимым, незамеченным и неузнанным. Он лишь у болот рискнул приблизиться и обозначить свое присутствие. Отвлек на себя крикс, задержался возле мертвого источника, чтобы притопить его кровожадного хозяина. А потом увидел израненную волчицу, коршуном упал на землю, с ревом раскидал собравшуюся вокруг нее нежить и в последний миг выхватил умирающую ученицу с чьих-то острых зубов. После чего прижал к себе и в который раз проклял себя за промедление.

Он потратил почти все силы, чтобы залечить ее страшные раны. Израсходовал все амулеты, без колебаний отдал последние резервы. Он двое суток не отходил от ее постели, тревожно вслушиваясь в ритм биения ее сердца. Переживал. Тревожно мерил шагами комнату. И лишь когда она наконец очнулась, позволил себе расслабиться. А потом забылся недолгим, беспокойным сном, который слетал с него каждый раз, когда ей доводилось неловко пошевелиться.

Он долгие дни держался рядом, радуясь хотя бы тому, что получил разрешение остаться. Старательно соблюдал негласные правила стаи, чтобы не спугнуть и ничем не задеть идущую неподалеку волчицу. Он сделал все, чтобы хоть немного сгладить впечатление от прошлых ошибок. Рассказал многое из того, о чем раньше не обмолвился бы ни словом. Дал ей время привыкнуть к переменам. И по-прежнему держался так, чтобы ни разу не коснуться ее против воли.

Для волка это неестественно. Для привыкшего к повиновению вожака — неудобно. Для человека — совершенно немыслимо, а для полуэльфа, придавленного тяжелым грузом Эиталле, и вовсе непереносимо.

Но он старался не замечать ее волнующего запаха. Упорно отворачивал морду, когда она оказывалась слишком близко. Он справился почти со всем, что принесла с собой эта недолгая дорога. А если и позволял себе лишнее, то лишь после того, как Айра засыпала и уже не могла видеть его долгих, тоскливых взглядов и непрерывно шевелящихся ноздрей, с наслаждением втягивающих ее неповторимый, невероятно притягательный запах.

В те долгие ночи он настойчиво искал, как избавиться от ореола непобедимого наставника. Сломал всю голову. Почти отчаялся. Но потом едва не опоздал с даром… и именно тогда сообразил наконец, что надо делать.

Конечно, он не забыл, как накладывается заклятие нити Сердца. И намеренно переставил пару важных окончаний в формуле. А потом постарался как можно достовернее разыграть раздражение.

Да. Он действительно сделал себя зависимым от ученицы. Сознательно пошел на этот риск, надеясь, что Айра успокоится. Получив над ним неограниченную власть, она могла перестать бояться. Спокойно идти. Без страха поворачиваться спиной. Нежиться поутру на солнышке. Зарываться носом в траву, подставлять рассвету нежное брюшко. Она многое теперь могла, и он был безмерно счастлив этому.

Если бы Айра знала, как сильно загрохотало его сердце, когда она в первый раз рискнула заснуть у него под боком. И если бы понимала, что за каждую такую ночь он отдал бы неизмеримо больше, чем за свою собственную жизнь…

В такие моменты он был готов восторженно рычать и царапать когтями землю. Но вместо этого замирал и до рассвета незаслуженно блаженствовал. И втайне мечтал, чтобы утро никогда не наступало. А когда вставало солнце, он с сожалением поднимался, весь день тайком втягивал ее запах и с нетерпением ждал, когда же наконец снова стемнеет. Чтобы снова подставить бок уставшей волчице и обманывать себя до следующего утра.

Конечно, это было безумием — упорно надеяться, когда и так было ясно, что возврата к прошлому нет. Но Эиталле и есть настоящее безумие. Оно заставляет забыть обо всем и идти, оставив дом, семью, всю прежнюю жизнь. Куда угодно идти за слабой надеждой или даже без оной. За легким намеком, неосторожно брошенным словом. Идти по пятам, словно дикий зверь, и терпеливо ждать, когда же любимый голос позовет его по имени.

Викран лишь однажды не смог утаить своих чувств. Возле игольника. Когда он вспомнил каждый удар, каждый вскрик и каждое оброненное слово в ту проклятую ночь, когда Эиталле едва не убило их обоих.

Он с криком кинулся следом, не в силах выносить это душераздирающее зрелище. В последний миг выхватил ее из объятий игольника, увел в сторону, закрыл собой, в ужасе представляя, что она утонет там снова. И снова отчаянно закричит, пронзенная насквозь сотнями и тысячами шипов.

Он не мог на это смотреть. Он не мог отпустить ее туда. И не отпустил бы ни за что на свете, если бы она сама не велела.

В ту ночь он был готов излить на нее столько нежности, сколько могло вместить его взволнованно колотящееся сердце. Мечтал до утра держать ее на руках, всматриваться в ее лицо, неистово желать прикоснуться, но каждый раз останавливаться у последней черты, страшась разрушить то хрупкое доверие, которое она впервые ему оказала.

Он был готов всю ночь разрываться между клятвой и близостью Эиталле. Согласен был терпеть эту сладкую муку вечно. И надеяться, что когда-нибудь — пусть через год или век — она снова улыбнется так же, как сегодня.

Эта надежда жила в нем долго, заставляя блаженно жмуриться и щекоча напряженные до предела нервы. Пока из леса не вернулся встревоженный Марсо и не сообщил, что Айре грозит опасность.

Марсо не сказал, кто пытается взломать границу Занда. И не стал тратить времени на пояснения, а с ходу заявил, что Айра должна пройти инициацию.

Мастер Викран буквально окаменел от мысли, что может ее потерять. А потом и помертвел, потому что понял, что инициацию придется проводить здесь, сейчас… если, конечно, он не хочет лишиться Эиталле во второй раз.