Читать книгу "Чингисхан. Имперская идея - А. Мелехин"

«Оседло век векует народ тангудский, бессменно в глинобитных городищах жительствует он. И не уйдут они с насиженного места, ввек не покинут глинобитную свою обитель! Так воротимся тотчас восвояси! Когда ж от недуга оправится владыка, мы снова выступим на недругов в поход».

Сыновья Чингисхана и ноёны его одобрили речи Толун чэрби и оповестили об этом владыку. И молвил тогда Чингисхан:

«Коль воротимся мы теперь, тангуды скажут, что монголы оробели. Вернее будет к ним посланника послать и, ожидая возвращения его, здесь, в Цорхе, недуг уврачевать. Когда по возвращении посла известен станет нам ответ тангудов, тогда мы все и порешим!»

И назначил Чингисхан посла, и повелел ему затвердить и передать тангудам сии слова:

«Бурхан, дотоль ты сказывал, что верные тебе тангуды мне правою рукою станут. И потому, когда отправился я воевать сартаулов, тебя через посла я известил. Ты ж слова не одержал и не послал подмогу, зато надменными речами нанес мне кровную обиду. Тогда свой бег стремили мы в края другие, с тобой считаться было недосуг. Теперь же, милостию Тэнгри Всевышнего повоевав и покорив сартаулов, пришли мы переведаться с тобой».

И пересказал посол Бурхану слова Чингисхана, и ответил послу Бурхан: «Сих слов надменных я, владыка, не глаголил!»

И сказал тогда Аша Гамбу:

«То я нанес тебе обиду, Чингисхан! И коль твои монголы делу ратному уж обучились и с нами посчитаться пожелают, пусть следуют в мои пределы, в Алашу. Там мы сразимся, и там найдется им пожива в юртах многостенных и на верблюдах вьючных люда моего. А коли возжелают серебра и злата, пусть бег свой в города Яргай и Эрижэу устремляют!»

Известясь от посла ответом оным, Чингисхан, все так же мучимый сильным жаром, воскликнул:

«Вы слышали ответ тангудов?! Как можно уходить нам восвояси, когда они глаголят нам такое! Пусть я умру, но, видит Вечный Тэнгри, врагу обиды этой не спущу!»

«Сокровенное сказание монголов», с. 214–215.

В начале весны года нокай, который является годом собаки… он (Чингисхан) прибыл в местность Онгон-Далан-кудук и там неожиданно глубоко задумался о самом себе, ибо у него был некий сон, который указывал на близость смертного часа.

Из царевичей присутствовал Есунгу-ака, сын Джочи-Касара. Он у него спросил: «Мои сыновья, Угэдэй и Тулуй, находятся далеко или близко?» – а они были (каждый) в рядах своего войска. Тот (Есунгу-ака) сказал, что они примерно на расстоянии двух-трех фарсангов (отсюда).

Чингисхан тотчас послал за ними человека и вызвал их. На следующий день ранним утром, когда они ели пищу, он сказал эмирам и присутствующим собрания: «У меня с моими сыновьями есть некие: забота, совещание и тайна. Я хочу, чтобы мы какой-нибудь часок обсудили наедине друг с другом эти тайны и в отношении сего посовещались. (Поэтому) вы на некоторое время удалитесь, чтобы мы остались наедине»…

Когда эмиры удалились, Чингисхан вместе с сыновьями сел для тайного совещания. После многочисленных увещеваний и наставлений он сказал: «О дети, остающиеся после меня, знайте, что приблизилось время моего путешествия в загробный мир и кончины! Я для вас, сыновей, силою господнею (Всевышнего Тэнгри. – А.М.) и вспоможением небесным завоевал и приготовил обширное и пространное государство, от центра которого в каждую сторону один год пути. Теперь мое вам завещание следующее: будьте единого мнения и единодушны в отражении врагов и возвышении друзей, дабы вы проводили жизнь в неге и довольстве и обрели наслаждение властью!»

Затем он сделал Угэдэй-каана наследником и, покончив с завещанием и наставлениями, повелел: «Идите во главе государства и улуса, являющихся владением покинутым и оставленным. Я не хочу, чтобы моя кончина случилась дома, и я ухожу за именем и славой. Отныне вы не должны переиначивать моего веления (йаса). Цагадая здесь нет; не дай бог, чтобы после моей смерти он, переиначив мои слова, учинил раздор в государстве. (Теперь) вам следует идти!»

Так он закончил эту речь на этом тайном совещании, затем, попрощавшись с обоими, отправил их назад, послав в государство и улус начальствовать, сам же с войском направился в (страну) Нангяс[140]…

Рашид ад-дин, «Сборник летописей», т. 1, к. 2, c. 231–232.

Портрет Чингисхана. Монгольский художник У. Ядамсурэн

Когда Чингисхан вернулся из стран Запада в свой старый лагерь на Востоке, он исполнил свое намерение выступить против тангудов. И после того… его вдруг сразил неисцелимый недуг, причиной которого был нездоровый климат[141].

Он призвал к себе своих сыновей Цагадая, Угэдэя, Улуг-ноёна, Колгэна, Джурчетея и Орчана[142] и обратился к ним с такими словами: «Болезнь моя такова, что ее нельзя излечить никакими лекарствами, и кому-то одному из вас придется оберегать трон и могущество государства и еще более возвышать пьедестал, у которого уже есть такое прочное основание…

…Если каждый из моих сыновей пожелает стать ханом и быть государем и не подчиняться никому другому, не будет ли это как в притче о змее с одной головой и о другой змее – со многими головами…»

Когда он произнес эти слова предостережения, которые есть основа их дел и их ясы, вышеназванные сыновья преклонили колени и сказали: «Отец – наш царь, а мы его рабы; склоняем головы пред приказаньем и советом».

Тогда Чингисхан сказал так: «Если вы желаете провести свою жизнь в довольстве и роскоши и насладиться плодами власти и богатства, мой совет, как я только что дал вам понять, таков: пусть на трон ханства вместо меня взойдет Угэдэй, поскольку он превосходит вас здравостью рассудка и проницательностью ума; и пусть управление войском и народом и защита границ Империи осуществляются его здравомыслием и мудрыми решениями. Посему я объявляю его своим наследником и передаю ключи Империи в его доблестные и умелые руки. Каково будет ваше решение, мои сыновья, относительно этих соображений и каковы ваши соображения относительно этого решения?»

Тогда они вновь преклонили колени почтительности к земле верности и смирения и ответили языком покорности, сказав: «Кто смеет противиться воле Чингисхана и кто может ее нарушить?.. Наше благо и благо наших преемников зависит от того, как исполняются наказы Чингисхана, и в наших делах мы вверяем себя его наставлению».