Читать книгу "Были 90-х. Том 2. Эпоха лихой святости - Александра Маринина"

Однажды я обратила внимание на респектабельного мужчину, который уже несколько дней появлялся у моего книжного столика. Подумала, что он ищет какую-то определенную книгу, но разговор с ним поверг меня в замешательство и удивление. Он признался, что уже несколько дней наблюдает за моей работой, за тем, как общаюсь с людьми, оценивает мою способность поддерживать беседу и доносить информацию. Он сказал, что есть некая фирма, которой нужны такие грамотные и коммуникабельные девушки, и их обязанностью будет поддержать интересную беседу с приехавшими к нам в город бизнесменами. В голове сразу промелькнула мысль: «Предлагают стать проституткой». Мужчина постарался разуверить меня в этом, говоря, что для такого вида деятельности у них есть другие девушки. По прошествии лет я понимаю, что такой вид работы называется «девушки для эскорта», широко известное в наше время явление. Посмеявшись, что у меня строгая мама-коммунист и провинциальное воспитание, я отказалась. Мужчина дал мне время подумать и оставил телефон.

Вскоре мои хозяева стали раскручивать новую точку и меня с моим торговым инвентарем привезли на новое место. Несколько дней я привыкала к обстановке, место было бойкое, как говорили в те годы, «проходное». Выручка в конце дня была неплохой. Поскольку я человек наблюдательный и любознательный и обожаю изучать окружающий меня мир и людей, я обратила внимание на молодого человека, прямо скажем, криминальной наружности, который слонялся по рынку, о чем-то разговаривал с торговцами. Пошептавшись с соседкой, выяснила, что это «крыша». Еще одна достопримечательность 90-х. «Крыша», «быки», парни в малиновых пиджаках. Это ныне живущие мои собратья не испытывают интереса к данным экземплярам, а для нас они были сродни инопланетянам, неизвестным ранее явлением.

Через несколько дней эта «крыша» подвалила ко мне. Слово за слово парень дал понять, что я должна «отстегивать ему бабки». Когда я заикнулась, что я человек подневольный и деньги не мои, а хозяйские, он засмеялся: «Деньги-то хозяйские, а проблемы твои».

Вечером я рассказала боссу о случившемся и попросила решить эту проблему. Но защиты я не нашла, он струсил и сказал придумать что-нибудь самой. Теперь каждый выход на работу стал пыткой. Я боялась. Тем более по телевизору бесконечно крутили бандитские сериалы, больше половины книг, которыми я торговала, были про них же. Кстати, детективные новинки разбирали охотно, да и я прочитала их немало, так что, как говорится, была «в теме».

Смешно, но именно эта литература мне и помогла. Парень подходил ко мне еще несколько раз, угрозы становились все весомее, а хозяева так и продолжали прятаться за моей спиной. Ситуация накалялась. Понимала, что или мне попортят книги и с меня за них высчитают, или я лишусь работы, которая была в те времена на вес золота. И когда «крыша» в очередной раз подошла ко мне, я разразилась гневной тирадой. Прошло много лет, дословно не помню, какую-то чепуху несла, которая по смыслу заключалась в том, что у моего босса есть «крыша» круче его «крыши» и он «забьет ему стрелку», наведет разборки. Я «ботала по фене», вспоминала все блатные слова, что слышала в фильмах, читала в книгах. Не знаю, как выглядела со стороны. Хилый ботан в очках, а внутри все тряслось от страха, но отступать было некуда. Парень обалдел, озадаченно пробормотал: «Чалилась, что ли…». Больше он ко мне не подходил.

Когда я рассказывала об этих происшествиях, соседки по общежитию долго смеялись: «Дура ты, Танька! Такие шансы упустила. В первом случае стала бы валютной путаной, а во втором — главной бандершей». А я всегда и всем говорила и говорю, что высшее образование такая вещь нужная — не знаешь, где и пригодится.

Какими они были — 90-е?

Иван Образцов

Барнаул

До 90-х — школьник; во время 90-х — студент, диссидент, писарь при госучреждении закрытого типа; после 90-х — член Союза писателей России, редактор отдела литературного журнала.

Короче

Мой дед прошел Курскую дугу, но 90-е не пережил. И марать бумагу об этом ему бы в голову не пришло. И друг деда — дядя Ваня, участник Сталинградской битвы, — его в 90-е обокрали два наркоши, забрали все награды. А когда он вызвал наряд, то никто не приехал. Он пришел к ним в отдел, и менты сказали, чтобы не приходил с такой херней, потому что на улице стреляют и это важнее!

Охереть, эти ничтожества тряслись за жизни таких же ничтожеств. Одни стреляли, другие липко прятались по углам, чтоб потом строчить «героический эпос», третьи пилили на цветмет памятники вождям. А посередине всего стоял старый дед, участник Сталинградской, для меня, подростка, просто дядя Ваня — он стоял и плакал. И мне, да, именно мне лично, тогда стало так стыдно, как, сука, никогда в жизни стыдно не было — за все это безумие, за то, что 90-е показали всю мерзостность моих сограждан и меня самого, за то, что обокрали старого деда, но трясутся за свои никчемные жистенки, за то, что мой дед прошел Отечественную, а 90-е не пережил.

Вот такой стыд, это и есть 90-е, и больше ничего сочинять здесь не надо — будет только лакированный миф, которым сейчас все выжившие оправдываются. Потому что лучше бы мы все тогда с неба камнями были засыпаны, чем так обгадить себя, свою страну, свою историю и свое настоящее.

И именно потому мы все сегодня так зациклены на себе, на своих никчемных рефлексиях. Нам не нужен никто другой, нам нужна чистая совесть, только вот после 90-х нет никого в России с чистой совестью. Все — господа и дамы, рабочие и крестьяне, власть и народ — все повязаны и сейчас активно пытаемся отмыться. И никакой другой человек нас не интересует, мы все сами по себе, мы все новая разновидность фарисейской общины.

Любопытство и осознанное желание знания, интерес к неизвестному, к другому — это именно человеческие качества, но здесь и начинаются неудобные нюансы. Ведь с желанием узнавать другого, иного, не такого, как ты, приходит чувство ответственности, приходит ощущение ценности не только себя любимого, но и другого; не только своего любимого-уникального мировоззрения, но и другого. Это действительно подвиг, который может совершить только человек, так как речь идет о подвиге духовном. Но нам до человеческого опять довольно далеко, ведь были 90-е.

Предполагаю кривые усмешки ряда скептиков-интеллектуалов (этаких онегиных нашего времени) при слове «духовность», но иного слова не придумано, да и нет в таком придумывании необходимости.

И опять вспомню, что сказал один мой знакомый литератор: «Если в лихие 90-е было поступком ходить с панковским хаером на голове, то сегодня огромный поступок — это быть приличным человеком».

Вот сказал — и опять мы запутались, так как теперь необходимо договариваться о том, что значит «приличный человек»…

И такая вот плюралистическая как бы реальность как бы приличных людей, которые как бы жили в конкретные 90-е.

Короче, так вот с этим и живем!

Ольга Травчук

Киев