Читать книгу "Софья Толстая - Нина Никитина"

А старшая дочь в это время тонко подмечала, как за эти годы все изменилось в родительском доме, когда‑то таком дружном. Все чаще ощущался запах вина, который доносился из комнаты Миши, слышалось подозрительное перешептывание двух братьев Андрея и Миши о чем‑то «нехорошем».

Таня по уши влюбилась в Михаила Сергеевича Сухотина, легкомысленного пятидесятилетнего вдовца. В яснополянском доме она «доживала» свою девичью жизнь «напоследках», стремясь к новой жизни и желая материнства. Для Софьи замужество любимой дочери стало «роковым» событием. В доме все было «натянуто, уныло, что‑то напухло и невыносимо наболело». Софья благословила дочь образком. Венчание прошло в их приходской церкви Знамения в Зубове. Таня шла к венцу в скромном сереньком платье, не пожелав надевать пышный свадебный наряд, украшавшийся померанцевыми цветами, вуалем и прочими аксессуарами. С уходом Тани исчезли последнее утешение и любовь. После замужества дочери Лёвочка сказал, что стал опускать все ниже и ниже свое мнение о женщине. А дочь была счастлива, убеждала родителей, что «отдала себя в хорошие руки». Теперь ее стул, на котором она сидела рядом с папа, опустел, и на него долго никто не решался садиться.

В этот 1899 год состоялись сразу две свадьбы. Одна дочерняя, а другая — сыновья: Андрей женился на Ольге Константиновне Дитерихс. Но Софья восприняла это событие не столь эмоционально и взволнованно. Она все больше жила консерваторскими интересами. А семейными делами занималась больше по инерции. Кажется, прав был Лёвочка, как‑то сказав ей, что все романы кончаются тем, что герои женятся. Но описывать жизнь людей так, чтобы обрывать на женитьбе, это все равно что, описывая путешествия человека, оборвать описание на том месте, где путешественник попал к разбойникам. Ей и Танееву, думала Софья, женитьба не грозит. Поэтому и роман их не должен был чем‑то заканчиваться.

Однажды она совершенно случайно услышала от простодушного доктора Маковицкого, что Лёвочка хочет передать статью Карпентера со своим предисловием ненавистной ей Любови Гуревич для публикации в «Северном вестнике». Софья подумала, что ослышалась, ведь Лёвочка поклялся ей больше ни за что не иметь дела с этим изданием. Ее возмущению не было конца. Она захотела лишить себя жизни, потом решила поехать в Петербург, чтобы вырвать у «мерзкой интриганки» эту статью. Но в конце концов Софья отправилась в Троице- Сергиев монастырь, где в гостиничном номере ее разыскала дочь Таня. А перед этим, у лавры, цыганка предлагала ей погадать, а потом сказала Софье, что ее любит блондин, но только не смеет признаться в этом, потому что она «дама именитая, ее положение высокое, развитая, образованная, а он не твоей линии». За рубль и шесть гривен цыганка предлагала сделать «приворот». Софье «хотелось взять приворот», чтобы навсегда приворожить своего кумира, но вдруг ей стало страшно…

Она вернулась в Москву, домой, где ее со слезами на глазах встретил бедный муж. Они бросились друг к другу в объятия, и она поняла, что злосчастная статья не будет напечатана в «Северном вестнике». Софья пообещала Лёвочке больше не видеться с Танеевым и заботиться только об одном муже. На этом роман с музыкантом был исчерпан.

Глава XXVII. Сиделка

После Таниного замужества их дом осиротел. Теперь Лёвочка был уверен, что «все женщины угорели и мечутся, как кошки по крышам». Это стало открытием для него, и в душе он надеялся на то, что обе дочери выстоят, не поддадутся мужским чарам и соблазнам. Но, увы, Таня и Маша не стали самоотверженными девственницами ради отца. Теперь он желал только одного, чтобы дочери навсегда забыли о «беганье по крышам и о мяуканье». Софья тоже долго не могла успокоиться после Таниного венчания. Когда она вернулась домой, ей показалось, что вокруг пустота, мрак, точно она попала сюда с похорон.

Однако человек предполагает, а судьба располагает, и вскоре ее тяжелое состояние сменилось суетой повседневности. Жизнь брала свое. Дом вновь наполнился гостями и посетителями. С утра до вечера Софья крутилась, словно белка в колесе, у нее не было ни одной свободной минуты. Она даже едва успела отправить поздравительную телеграмму мужу в день годовщины их свадьбы. Теперь Софья целиком посвятила себя благотворительной деятельности, став попечительницей приюта для беспризорных детей, рьяно взялась за дело и сразу внесла две тысячи рублей из денег своего покойного Ванечки. Она купила для приюта корову, навязала детям уйму шапок, привезла им много игрушек, фруктов, сладостей. После этих даров они встречали ее радостными возгласами: «Графиня приехала!» Софья так любила детей, что попечительство для нее стало важным и приятным занятием, которому она отдавалась сполна и с большим удовольствием. Этот приют существовал на деньги благотворителей, денег не всегда хватало, и поэтому ей приходилось самой что‑то предпринимать и организовывать, например, литературно — музыкальные вечера, на которые приглашались дирижеры, музыканты и чтецы, выступавшие бесплатно. После таких вечеров в приют начинали поступать пожертвования от богатых купцов, в огромных количествах присылавших бумазею, сукно, бумагу, книги и прочее. Софья была несказанно довольна.

Много времени у нее уходило и на прием гостей. Так, однажды ее навестил редактор журнала «Жизнь для всех» Поссе вместе с очень известным уже Максимом Горьким, которого Лёвочка называл «лохматым». Как‑то к ним приехал прославленный Федор Шаляпин, очень веселый, талантливый, голосистый, но который не очень понравился мужу из‑за своего «громкого» голоса. Приходили и «странные» посетители, прибывшие в Россию с острова Ява и с мыса Доброй Надежды специально для того, чтобы встретиться с гениальным писателем. Посещали их гостеприимный дом принц Ольденбургский, моряк Шереметев, граф Ламсдорф, которые просто «впивались» глазами в мужа. Также к ним наведывался критик Владимир Стасов. В общем, от многочисленных гостей не было продыху, из‑за них Софья порой не могла заняться музицированием или предаться воспоминаниям. Тем не менее она по — прежнему посещала музыкальные вечера, где играл Танеев, для которого шила новые туалеты. Дочь Саша в такие моменты отмечала про себя: «Опять новое платье, и это означало встречу с Сергеем Ивановичем». А муж, так и не дождавшись ее вовремя, сам заказывал повару скромный постный обед, состоявший из пирога с рисом и семгой.

Их супружеская жизнь становилась все более умилительной, оба непременно желали чем‑то помочь друг другу, и это было для них самым главным. Они старались быть мудрее, жить сегодняшним днем, а не завтрашним и не прошлым. Сын Сережа тоже подлаживался под их жизнь, беспокоился о здоровье отца, робко предлагая ему свою помощь. Но отец был особенно благодарен ему за помощь духоборам. Конечно, было много волнений, связанныхсдетьми: из‑за гайморита у бедной Тани; из‑за подавленного состояния Маши, утратившей былую энергию после выхода замуж за ленивого и вечно сонного Колю Оболенского. Особенно досадно было то, что обе дочери никак не могли родить здорового ребенка. Дети рождались мертвыми. В этом она винила их вегетарианство. Благо, что у невесток дела обстояли иначе, и к этому времени Софья уже не раз становилась бабушкой, в ее честь даже была названа одна из внучек, ставшая ее полной тезкой. Она была благодарна сыну Андрею и невестке Ольге, которые пожелали так назвать свою дочку, родившуюся 12 апреля 1900 года в Ясной Поляне. Софья радовалась тому, что ее сын основательно занялся хозяйством и его жизнь в яснополянской усадьбе не проходила даром. А ведь он был еще так молод. Об этом она думала во время своей поездки в Петербург, предпринятой ею для встречи с графиней Александрин Толстой, которая восприняла это посещение с превеликой благодарностью и приняла его как «жертвоприношение» Софьи. Александрин не знала о главной причине ее поездки, о которой легко догадывалась дочь Саша, сопровождавшая мама, в том числе и по концертным залам, где она видела Танеева.