Читать книгу "Шаг за край - Тина Сескис"

И что она ему дала, эта вера? Что эта вера хоть кому–то из них дала?

Взор ее обратился вверх, упиваясь воспоминаниями, и там, на верхней полке, она заметила яркую розовую бейсболку Дэниела, ту самую, с какой он не расставался, ту самую, которую забыли взять в парк: она тогда разволновалась из–за того, что Кэролайн объявилась, в обычном состоянии она эту бейсболку не забывала. Тогда она и Дэниела–то из коляски выпустила пораньше, заглаживая свой промах, чтоб он перестал плакать, чтобы получше себя почувствовал на воле. Если бы только она не забыла эту шапку, то, что бы ни натворили позади Кэролайн или Чарли, ничто значения бы не имело: ее маленький мальчик сидел бы, прочно пристегнутый, в своей коляске в полной безопасности. Вот и выходит, все равно во всем виновата она.

Она взяла шапочку, посмотрела на нее, повертела в руках, улыбнулась тому, что на самом деле шапочка была девчачья, о чем говорила вышивка серебром: «Привет, Китти». Дэниел был настолько миловиден, что порой, когда носил эту бейсболку, его по ошибке принимали за девочку. Она перевернула шапку и несколько долгих секунд глубоко втягивала в себя оставшийся от Дэниела запах.

Всего на миг она была спокойна, почти счастлива.

А потом снова увидела сына, лежащего мертвым на дороге, оторвала шапку от лица, швырнула на ковер и принялась топтать ее ногами, крича так, что весь дом дрожал. Потом принялась большими охапками хватать одежду сына и бросать на пол, пока всю не выбросила, упала на нее и, рыдая, обнимала руками. Такой и нашел ее Бен, когда пришел, — больше двух часов спустя.

Эмили лежала у себя в постели, уже затихшая. Бен пришел наверх с подносом, приготовив ей сэндвич из поджаренного хлеба с сыром и томатный суп, этим малое дитя кормят. Она постаралась быть благодарной, но единственное, о чем могла думать, это о том, что он притворяется. То, как он держал ее, как утешал, поднимая с пола сыновней спальни, то, как суетился вокруг нее, почти походило на то, что он все еще ее любит, но она отогнала эту мысль прочь: он всего лишь вел себя чертовски любезно, как всегда.

Он фальшив, решила она. Она уже видела вчера вечером, как он на самом деле к ней относится, видела это в его глазах, в том, как ясно читалось в его взгляде желание ударить ее.

Эмили принялась за еду. Она так сильно похудела, что у нее кости выпирали из–под кожи, образуя жуткие чужеродные комки, словно пузырящаяся на огне каша. Бен снова скользнул в спальню, Эмили заметила, что царапина на его ухе все еще не зарубцевалась как следует, и ей стало немного стыдно.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, и она выдавила из себя вялую улыбку, уловив, что сердце у него забилось немного чаще.

— Чуточку получше, — ответила. — Бен, прости, я понимаю, что веду себя ужасно.

— Не думай об этом, — сказал он. — Я все прекрасно понимаю.

И тут она попробовала душой потянуться к нему, одарить его наилучшим из подарков, какой был по силам ей в то время.

— Давай завтра съездим к твоим родителям, — сказала она. — Заберем Чарли.

Бен затаил дыхание.

— Ты уверена?

— Да, — сказала она. — Я постараюсь присмотреть за ним. — У него разгорался блеск в глазах. — Только тебе придется его выгуливать, извини, я этого пока не могу.

— Конечно, конечно, буду выгуливать до и после работы, это ничуть не трудно.

Он склонился и поцеловал ее в щеку, но она слегка отпрянула, похоже, ей больше не по силам было справляться с любовью. Впрочем, она, к их обоюдному удивлению, попросила забрать обратно Чарли… и это могло стать началом, не так ли?

На следующей неделе Бен с Эмили сидели в приемной хирурга, где, по счастью, было тихо и не было детей, хотя Бен и предупреждал ее, что может оказаться и не так, с тем, чтобы она сумела настроиться. Сегодня он уже не пребывал в таком отчаянии, вроде понемножку дела наконец–то продвигаться стали, пусть и малюсенькими шажками. Эмили, положим, отказалась в прошлую субботу поехать в Бакстон забрать Чарли, зато она была согласна, чтобы Бен съездил сам. Когда же он привез щенка домой, она особого восторга не проявила, зато, похоже, не было у нее и ненависти к нему, той, что засела в ней сразу после смерти Дэниела. Чарли здорово вырос, но вид у него был печальный, вел он себя как–то не по–щенячьи сдержанно. Может быть, ему тоже не хватало Дэниела. Или, наверное, он попросту чуял несчастье в доме, Бен читал где–то, что собаки намного чувствительнее людей. Когда они сидели на длинной скамье, поставленной у окна, Бен попытался взять Эмили за руку, но она сбросила его руку и сидела, сжавшись, уставившись в колени, не обращая внимания на журнал, который он ей принес. Похоже, она все еще не в силах была принять утешение от него, зато он порадовался, увидев, как наконец–то преуспел Чарли. В прошлый вечер пес прыгнул на кушетку рядом с Эмили, и хотя та, как обычно, попыталась его согнать, но не особенно в этом усердствовала и даже позволила собаке свернуться в клубок и положить голову к ней на колени. Последовали несколько минут недоуменной неподвижности, потом Эмили вдруг схватила пса, и Бен подумал, что она его сейчас скинет, но вместо этого она взяла щенка на руки и стала укачивать, как ребенка, зарывшись головой в мягкую светлую щенячью шерсть Чарли, Бен видел, как при этом у нее тряслись плечи. «Время — вот что ей требуется, — подумал он. — Время и все остальное, что врач сочтет для нее сейчас полезным».

«Миссис Эмили Коулман», — вспыхнуло на табло. Бен слегка подтолкнул жену, они встали и пошли по коридору к кабинету 6. Только они успели одолеть половину пути, как рядом открылась дверь и из нее выбежал маленький темноволосый мальчик, за которым шла похожая на хиппи женщина с короткими крашеными волосами и крошечным бриллиантиком в носу.

— Эмили! — воскликнула она. — До чего ж приятно тебя увидеть! Мы только что вернулись. Как ты? А где Дэниел? — А потом закричала: — Тоби! Иди сюда, стервец ты эдакий.

Бен увидел лицо жены. Он ничего другого не хотел, только бы помочь ей, защитить ее, но, увы, не знал как.

— Дэниел умер, — произнесла Эмили. — Прости. — И она пошла прочь, а Бен остался стоять, не сводя глаз с этой не вовремя подвернувшейся незнакомки, у которой от изумления отвисла челюсть, открыв язык, тоже украшенный пирсингом. Опомнившись, он извинился и последовал за женой в кабинет врача, где увидел, что она стоит, сгорбившись и содрогаясь в уголке, закрыв лицо руками.

В июне Эмили так и не решилась еще раз выйти из дому, слишком велик был риск: маленькие детишки и их доброжелательные мамаши были повсюду. Она по–прежнему отказывалась видеться с кем бы то ни было, зато опять взялась за чтение — и чем больше в книге описывалось несчастий, тем лучше. Еще она нашла утешение в Чарли, к которому теперь относилась как к малому ребенку, часами могла с ним обниматься, что щенку, разумеется, очень нравилось. Потом, по мере того как проходили недели, пес сделался чересчур большим, чтобы его держать на руках, и Эмили воспринимала это так, словно щенок опять предавал ее. Впервые в дом он попал маленьким, с Дэниела размером, его так приятно было на руках качать… а вот теперь он становился большущим и неуклюжим. Умом Эмили понимала, что ни в чем Чарли не виноват, он не мог не наступать на разбитые бутылки из–под водки, не мог не расти, однако замечала, как копится в ней обида на собаку, ненависть к ней — и она ничего не могла с собой поделать. И чем чаще она его сталкивала, тем чаще пес, возвращаясь, запрыгивал на кровать или диван, тыкался своим влажным носом ей в ладонь или настырно усаживался своим выросшим телом ей на колени, пока у нее на все на это не стало хватать нервов. Она подумала было попросить Бена избавиться от выросшего щенка, отвезти его обратно к своим родителям, но Бен обожал его, Чарли словно бы вновь зажег в Бене искру, и тот, похоже, особенно полюбил брать с собой пса в долгие одинокие прогулки, так что чувства свои Эмили держала при себе.