Читать книгу "Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания - Жак Сустель"

Этот кодекс умеренности, борьба со страстями в первую очередь касались правителя, ибо от него зависело всё. Идеалом той эпохи был просвещенный деспот, император-философ, способный владеть собой, чтобы править для общего блага. Показательны историко-легендарные анекдоты, приводимые хронистами. Несауалькойотля в конце его царствования, покончившего с приключениями и преступлениями юности, часто представляют этаким Гарун аль-Рашидом: нарядившись простым охотником, он якобы выслушивал жалобы и сетования простых крестьян, а потом вызывал их во дворец, чтобы наградить богатыми подарками.

Однажды, стоя на балконе, он расслышал горькие слова дровосека, обливавшегося потом под своей ношей: «У того, кто живет в этом дворце, есть всё, что нужно, тогда как мы истощены и умираем с голоду!» Правитель велел позвать дровосека и посоветовал ему прежде всего думать, что говорит, «потому что у стен есть уши». Потом он предложил «соизмерить тяжесть дел, которую приходится нести ему самому, чтобы защитить, отстоять и справедливо управлять столь большим царством», и, наконец, отправил восвояси, осыпав дарами.

«Сей король был столь милосерден к бедным, что обычно он поднимался на веранду, возвышавшуюся над рыночной площадью, дабы взглянуть на бедных людей, продававших соль, дрова и овощи, чтобы поддержать свое существование, — пишет Иштлильшочитль. — И если он видел, что эти бедные люди не могут распродать свои товары, то не желал садиться за трапезу, пока его управляющие не пойдут на рынок и сами не купят все эти вещи за двойную цену, чтобы раздать их другим. Особенно он следил за раздачей пищи и одежды старикам, больным, раненным на войне, вдовам и сиротам и тратил на это большую часть выплачиваемой ему дани».

В том же духе рассказывают, что Мотекусома II, охотясь в садах на окраине города, совершил оплошность: сорвал уже созревший початок маиса, не спросив разрешения у крестьянина. «Государь, ты так могуществен, — сказал ему тот, — как же ты можешь украсть у меня початок? Разве ты не приговорил к смерти по закону того, кто украдет початок маиса или нечто ему равноценное? — Это верно, — ответил Мотекусома. — Так почему же ты нарушил собственный закон? — укорил его огородник».

Тогда император предложил ему вернуть этот початок, но крестьянин отказался. Мотекусома отдал ему свой плащ, императорский шиуайатль, и сказал своим сановникам: «Этот бедняк выказал больше мужества, чем любой другой из здесь присутствующих, ибо посмел упрекнуть меня в лицо за нарушение моих собственных законов». И он возвел этого крестьянина в ранг текутли, поручив ему управлять Шочимилько.

В этих поучительных историях нас интересует не столько то, в какой мере они соответствуют действительности, сколько их соответствие понятиям того времени. Именно таким должен быть хороший правитель: способным выслушать жалобы и упреки, милосердным, полным самообладания. Стоя на вершине общества и государства, он должен олицетворять собой добродетели, считающиеся самыми ценными в его время, от него ожидают поддержания порядка в общих интересах.

Искусства как украшение жизни

Цивилизованная жизнь, бывшая в основном жизнью высших сословий, протекала в обстановке, которую искусства делали добротной и утонченной, напоминающей тольтекский золотой век. В мексиканской культуре отсутствовало понятие «искусства для искусства». Скульптура, живопись, ювелирное дело, изготовление мозаики и изделий из перьев, мелкая пластика отражали верования и глубинные тенденции эпохи, отмечали ступени иерархии, окружали повседневную деятельность традиционно почитаемыми формами.

Не будем возвращаться к архитектуре, о которой говорилось в первой главе этой книги. Здания были наполнены статуями и украшены барельефами, по большей части на религиозные сюжеты. Однако существовала и светская скульптура: то встретится грубо вылепленная физиономия простолюдина, то знакомые образы животных или растений, то торжественное и условное, но не лишенное величественности изображение подвигов правителей или повествование о каком-нибудь историческом событии — например завоеваниях Тисока или освящении главного храма его преемником.

Императорам нравилось оставлять после себя свое изображение в золоте или в камне. Одна из редких золотых статуэток, избегнувших испанских тиглей, изображает Тисока. Четырнадцать резчиков изваяли статую Мотекусомы II в Чапультепеке и получили в награду огромные количества тканей, какао и провизии, да еще по два раба в придачу.

Некоторые здания украшали фресками — эта традиция в Центральной Мексике восходит к цивилизации Теотиуакана, она была особенно популярна в области, лежащей между Мехико и миштекскими горами. Настенные росписи ацтеков исчезли вместе с домами Теночтитлана, однако в удаленных от центра городках, например в Малиналько, еще остались их следы.

Но если фрески, украшавшие стены храмов и дворцов, были уничтожены одновременно с самими этими стенами, обрушившимися под пушечными выстрелами или под ударами кирки, то мексиканская живопись сохранилась в виде раскрашенных манускриптов, дошедших до наших дней. Это промежуточное искусство между каллиграфией и миниатюрой, с изящными, тщательно раскрашенными глифами и изображением исторических или мифологических сценок.

Тлакуило или тлакуилоани — писец-художник — был окружен большим почетом, работал ли он для храмов, правосудия или администрации. Древние мексиканцы любили свои книги, и фанатик Сумаррага, тысячами швыряя в костер драгоценные манускрипты, уничтожил огромную часть их культуры{70}.

Украшением жизни становились прежде всего изделия прикладных искусств: мастера старались «облагородить» предметы — редкостные или повседневные, и это им отлично удавалось, ведь ни в самой заурядной тарелке из терракоты, ни в золотом украшении не было ничего вульгарного, не чувствовалось «халтуры», стремления произвести эффект или жажды наживы. Особое восхищение конкистадоров вызвали необыкновенные творения создателей предметов роскоши из Теночтитлана — ювелиров, камнерезов и «перьевщиков».

Эти тольтеки (как мы помним, мастеров наделяли этим почетным титулом, устанавливавшим прямую связь между ними и великой традицией золотого века) умели плавить и формовать белое и желтое золото, обтачивать самые твердые камни, кропотливо создавать мозаики из ярчайших перьев, украшавших щиты, знамена и плащи вождей и богов. Кое-какие инструменты из камня, меди и дерева, мокрый песок для шлифовки нефрита или хрусталя, а главное — бесконечное терпение и вкус, удивительный своей непогрешимостью: вот каковы были средства, позволившие им создать столько чудесных вещей.

Ювелиры использовали восковые формы для изготовления статуэток, изображающих индейцев из чужестранных племен или животных (черепах, птиц, рыб, моллюсков, ящериц), для ожерелий, украшенных бубенцами и металлическими цветами (все это примеры, приводимые ацтекскими источниками). Они умели придавать золоту «цвет», вываривая его с квасцами. Они изготовляли золотые чешуйки и сусальное золото.

Камнерезы обрабатывали горный хрусталь, аметист, нефрит, бирюзу, обсидиан, перламутр и так далее инструментами из тростника, песка и наждака. На деревянную, костяную или гипсовую основу они крепили пластины цветных камней, художественно складывая их в мозаику.