Читать книгу "Ведьма для инквизитора [= Стокгольмский синдром] - Татьяна Гармаш-Роффе"

Она пожала плечами.

– Объясни мне, детка, я действительно никак не пойму… Либо я и вправду глуп, либо это у тебя что-то с головкой, девочка. Твой собственный имидж в твоих глазах подозрительно сильно расходится с реальностью… Майя, дорогая, это ведь ты приняла решение лишить их жизни! А чья рука это сделала – не столь уж важно… К тому же меня ты собираешься убить своей рукой… Или у тебя припрятан в соседней комнате другой киллер? Или там под кроватью сидит новый воздыхатель, готовый в обмен на твои ласки перестрелять половину мужского населения? Милая, может, тебе к психиатру сходить?

– Заткнись! – Она вскочила и нацелила на него пистолет. – Еще одно слово, и я тебя пристрелю!

– Не любишь проигрывать, да? Мысль о том, что я тебя раскусил, – непереносима?

– Плевать мне на то, что ты там раскусил!

– Разве я ошибся? – спокойно спросил Алексей.

– Ошибся, не ошибся, какое это имеет значение, если тебе осталось жить считанные минуты?

– Ну, потешь меня перед неминуемой смертью – признай, что я все правильно выстроил!

– Правильно. Что с того?

– Ничего, милая. Маленькое утешения для сыщицкого самолюбия… Перед неминуемой смертью, как ты выразилась… Ты и впрямь меня собираешься убить?

– А ты думал, я шучу?

– А как же любовь? Разве убивают тех, кого любят? Признайся, ты придумала для себя сказочку о любви, девочка… Романтичную сказочку, не имеющую ничего общего с реальностью твоей души, в которой страсть к разрушению сильнее всех прочих чувств. Твоя любовь – не более чем еще один муляж. Точная копия настоящей, но все равно фальшивка.

– Заткнись! Что ты-то понимаешь в любви? Уперся рогом в землю в своей преданности и верности и ничего за их пределами не видишь и не хочешь видеть! Никакая женщина в мире не даст тебе и сотой доли того наслаждения, которое способна тебе дать я! Но куда там, у нас, видите ли, принципы! Мы такие порядочные, такие хорошие, такие верные – мы готовы пожертвовать собственным счастьем, только чтобы не разминуться со своими узколобыми принципами! Ах, жертвенность, она у нас в крови! Александр Матросов вечен в русском сознании, мы страшно любим грудью на амбразуру, национальный стиль – во имя блага всех остальных! Это я не умею любить? Нет, дорогой мой Алеша, это ты – ты не умеешь! Ты заменил любовь порядочностью. Но это сильно не одно и то же!

– Если я не люблю тебя – это не значит, что я не умею…

Майя приблизилась вплотную к кровати.

– Все, Алеша, последнее слово приговоренного к казни исчерпало отведенный лимит времени… Ты любишь Касьянову? Ладно. Прекрасно. А я не выношу любви безответной. И если уж я в кои веки кого-то полюбила, почти как себя саму… Я никому не позволю пренебречь моим чувством. Себя я все-таки люблю больше. Поэтому я тебя убью.

Она забралась на постель, снова оседлала Алексея и наклонилась к нему.

– Поцелуешь меня на прощанье? – неожиданно игриво спросила она.

Удивительное создание, она заигрывает с «приговоренным к казни»! Причем приговоренным ею же… Или она всерьез убеждена, что ее чары способны отвлечь от мыслей о весьма скором конце? И без пяти минут труп окажется в состоянии ответить на ее ласки? Нет, ошибся Кис: эта странная девочка никогда бы не смогла стать хорошей актрисой – она напрочь лишена воображения. Ей абсолютно не под силу поставить себя на место другого, что есть, как ни крути, основа актерской профессии…

– Майя, а ты не боишься, что я тебя ногами схвачу и легко нейтрализую? Или, к примеру, задушу?

– Нет, – она улыбнулась. – Ты же благороден, порядочен, добр и доверчив… Ты – настоящий джентльмен! Женщину, ногами? Уй, как некрасиво… Ты этого не сделаешь, правда же?

– Правда.

Алексей вытянул губы ей навстречу, и Майя склонилась к нему, приникла долгим поцелуем…

Столь долгим и самозабвенным, что она не сразу поняла, что лопатка ее ощутила холодную сталь пистолета.

– Ручки вверх, малышка, – произнес Серега.

Майя не обернулась, только ее глаза с отчаянием вглядывались в Алексея, будто она ждала, что он заверит ее, что это неправда, шутка такая, розыгрыш…

Но ее встретил жесткий и холодный взгляд детектива.

– Ты меня предал, – в бешеном отчаянии прошептала она… – Александру не захотел предать, а меня – предал… А ведь говорил, что мог бы меня любить! Если бы…

– Я не мог бы любить тебя, Майя. Я не люблю убийц.

– Ручки вверх, я сказал! – вмешался в лирическую беседу Серега.

Она, так и не обернувшись, все еще не отрывая глаз от лица Алексея, все еще надеясь в нем что-то вычитать, за что-то зацепиться, неохотно подняла руки, и Серега быстро защелкнул наручники на ее запястьях.

– Ну что, голубки, я не стану вам предлагать поменяться ролями – девушку прицепить к кроватке и продолжить ваши роскошные игры! Я тут чуть не кончил, право, вас слушая. Такие у вас тут крутые разборки пошли, прям кино эротическое. Еле высидел в соседней комнате! Ты, Кис, даешь, вот уж я не подозревал, старина, что ты такой у нас спец по этой части! Александру захомутал, а теперь и эту хорошенькую малышку…

– Кончай трепаться, – сурово сказал Алексей. – Магнитофон, надеюсь, выключил? Тогда отстегни меня.

– Это мы мигом! Слезайте, девушка, приехали.

Серега забрал пистолет и подал руку Майе. Она царственно оперлась скованными руками на подставленный локоть и спустилась с кровати.

– Вот почему дверь была не заперта… – проговорила она, с улыбкой глядя на Серегу. – У нас тут киндер-сюрприз обнаружился…

– Ты мне, малышка, глазки на Петровке будешь строить, у нас еще будет с тобой время. Много времени, уйма, вечность, успеем пококетничать во взаимное удовольствие… Одежки твои, держи, – Серега ткнул между рук Майи комок ее одежды, подобранной с пола. – Не допустим разлагающего влияния хорошеньких голых малышек на мужественные ряды МВД! Вставай, герой! – Он отомкнул наручники Алексея. – Пожалуйте, господа, лимузин подан!

* * *

Высаживая Киса у дома Александры, Серега высунулся в окно машины:

– Жду тебя завтра к десяти. И это, слышь… Там Александра… Она очень ждала тебя, вот.

Кис поднялся, отпер дверь своими ключами. Было уже два часа ночи, Саша, скорей всего, спала.

Но она не спала. Она вышла на звук открываемой двери, в халатике, такая родная, такая любимая…

Она молча обхватила его и уткнулась ему в грудь. Алексей долго целовал все то, до чего достали губы, – пряди волос, ушко, шею…

Наконец Саша разомкнула объятия.

– Ты голоден?

– Нет.

– Чаю?

– Нет… Хотя да… Родная, я…

– Или сначала душ?