Читать книгу "Загадка Скапа-Флоу - Александр Корганов"

– Балкенхоль!

Кок поднял голову. Его выпученные темные глаза с любопытством и недоверием вглядывались в темноту.

– Балкенхоль! – повторил Циппель вкрадчивым, умоляющим топом.

Балкенхоль откашлялся.

– Кто здесь? – спросил он настороженно.

– Дай мне, пожалуйста, кружку кипятка, – промямлил Циппель.

– Нет! – наотрез отказал Балкенхоль, как всегда, когда мы сто о чем-нибудь просили.

Некоторое время было тихо. Мы думали уже, что Балкенхоль заметил нас, настолько пристально смотрел он в темноту, где мы стояли. Но он только сказал:

– А вообще, если тебе чего-то от меня нужно, зайди.

– Не могу, – ответил Циппель.

И жалобно добавил:

– Моя нога, ох, моя нога.

У Балкенхоля проснулось любопытство. Он встал и, переваливаясь с ноги на ногу, осторожно и недоверчиво вышел на палубу.

В следующее мгновение из темноты за дверью вынырнули две тени, набросились на него и с быстротой призраков утащили на ростры в темный проем за спасательными шлюпками. Оттуда послышались дробные удары, подобно тем, что раздавались по воскресеньям, когда Балкенхоль делал отбивные котлеты. И в промежутке между ними – его приглушенный жалобный голос:

– За что? Что вам от меня нужно? Я ничего вам не сделал!

– Как ничего не сделал!? – ответил злобный голос. – А кто все время варил нам отвратительную баланду!

Тут вступил второй голос:

– А наше молоко кто выпил, потная свинья!?

– Я. выпил молоко?.. Никогда в жизни!..

– Не лги! Йессен видел это!

Голос Балкенхоля перешел на визг:

– Это подлая собачья ложь. я только вылизал пустую банку, которая осталась от «Старика». Там не было и трех капель!.. Так вот вы какие! Когда Шлангенгрипер разрешает давать вам молоко, то я здесь не при чем, и вы молчите! И вы гнете спину перед ним: «Так точно, господин капитан. Спасибо, прекрасно, господин капитан!» И подставляете ему задницу. А когда он запретил выдавать «напиток вахтенных», то получается, что это я у вас его отнял? За что вы меня-то лупите? Шли бы вы на шканцы и сказали все прямо в лицо «Старику», если вы настоящие парни!..

Со стороны бизань-мачты донесся кашель. Это подавал сигнал опасности Шёнборн, которого мы поставили там для охраны. Сразу после этого послышались шаги, и из темноты появился Рудлофф, третий офицер.

– Ну и ну, – удивился он, увидев нас, – свободные от вахты и не в койках?

– Ах, господин Рудлофф, – ответил лицемерно Кремер, – ночь так хороша!

– Да, она действительно прекрасна, – сказал Рудлофф и отправился дальше.

Он был лиричен по природе, и мы подозревали даже, что он пишет стихи. Однако мы уже вдоволь насытились прелестью этой ночи и потому тут же расползлись по своим койкам.

Во время следующей утренней вахты проводились работы по ремонту такелажа. Стоя на перте[73 Перты – тросовые подвески под реями, на которых стоят матросы при работе с парусами.] нижнего рея, я работал с грот-брамселем,[74 Название паруса на грот-мачте.] а выше меня, сидя верхом на рее, – Циппель. Мы были одни. Глубоко под нами виднелась палуба.

Внезапно Циппель склонился ко мне сверху и сказал:

– Пойдешь с нами? Мы решили бежать в Пенсаколе.

Я испугался:

– Как, ты не один?

Он кивнул и засмеялся.

– Конечно, не один. Почти все. Вся «синагога». И носовой кубрик тоже. Пусть «Старик» один выколачивает червей из своих сухарей!..

Раздался свисток второго офицера, и мы должны были спуститься на палубу к брасам.[75 Снасти бегучего такелажа, предназначенные для управления парусами путем поворота реев в горизонтальной плоскости.] По пути я размышлял о том, что мне сказал Циппель.

Итак, они решили бежать. В Пенсаколе. Я хорошо понимал их и, честно говоря, мне тоже хотелось бы бежать с судна, и чем скорее, тем лучше. Я посмотрел на свои руки, которые покраснели и растрескались от соленой воды, и почувствовал шишковатость в затылке, которая возникала обычно от скудной пищи с солониной, без следа зелени.

Бежать, отлично! Но куда? Что делать одному в чужой стране? Без документов, без денег!?

После смены с вахты, когда мы обедали в кубрике, я надеялся, что кто-нибудь начнет разговор об этом. Но все либо молчали, либо говорили о посторонних вещах.

После обеда я был свободен от вахты. Я прошел в нос судна и улегся на люке тросовой выгородки. В синеве неба сияло солнце. Паруса обвисли и лишь иногда слабо колыхались от порывов ветра. Со стороны форштевня время от времени слышался шум волны, как при накате на мол. Его монотонность клонила ко сну.

Через некоторое время подошел Циппель и уселся рядом со мной.

– Ну, что, ты обдумал? Будешь с нами?

– А что вы будете делать на берегу? – задал я встречный вопрос.

– Увидишь, – сказал он значительно.

– То есть, ты не знаешь? – начал раздражаться я.

Он глубоко затянулся из своей трубки и недоверчиво осмотрелся по сторонам. Затем склонился ко мне и зашептал:

– Послушай, это верное дело! Штокс знаком с несколькими фермерами оттуда. Они нуждаются в белых надсмотрщиках, как в хлебе насущном. Это настоящая жизнь! Они ездят верхом по полям, под началом – пятьдесят негров. сто негров, которые потеют и работают. А ты восседаешь на лошади и говоришь только: «Старайтесь, дети мои, старайтесь!» И в обед индюшатина и ананасы, и каждое утро какао, и все для тебя готовят негры. И спишь в шелковой кровати с балдахином, и охраняют твой сон тоже негры.

Его свистящий шепот от восторга перешел на хрип. Я не прерывал его. Картина, которую он изобразил, напоминала плакат с солнечного юга, который всегда вывешивают в вокзалах. Все бы хорошо, только Штокс был для меня неприятным исключением.

– А кто еще участвует, кроме тебя и Штокса? – спросил я.

Он перечислил всех: пять человек, и в их числе кок и Янке – юнга, с которым мы вместе пришли на судно. Да, это были далеко не лучшие люди.

– Больше никто? – спросил я.

Циппель разозлился.

– Пока да, но наверно к нам присоединится и еще кое-кто.

– Хм.

– Ну, а как ты? – спросил он напоследок и повернулся уходить.

Я не мог решиться:

– Хочу обдумать все еще раз, – сказал я.

Тогда он пожал плечами и неторопливо удалился. По его спине я видел, что он взбешен.

А я продолжал лежать и смотрел, как паруса колышутся на ветру, совершенно белые на фоне темно-синего неба.

Мои мысли раздваивались. С одной стороны, часто приходилось слышать о людях, которые находили счастье на том берегу. Не обязательно сразу становиться миллионером. Но в течение нескольких лет можно сделать какое-то состояние, и это довольно обычное дело. Если же я останусь на судне, то меня на всю жизнь ждет участь голодной собаки.