Читать книгу "Разведчики-нелегалы СССР и России - Николай Шварев"

Сталин постоянно интересовался ходом работ по созданию атомной бомбы. Летом 1949 года он вызвал к себе И. В. Курчатова для доклада. Игорь Васильевич положил перед Сталиным отчёт о ходе работ. Сталин не стал его читать, а лишь раздраженно заметил:

— Мне не бумажки нужны! Мне бомба нужна.

Берия, со своей стороны, торопил учёных, оказывая на них давление. Это привело к конфликту между ним и Курчатовым, который пожаловался Сталину на всесильного министра. Сталин приказал Берии не трогать учёных и предоставить им полную свободу в работе. Берия вынужден был подчиниться против своей воли. И вот настало 29 августа. На эту дату было назначено испытание первой советской атомной бомбы. На Семипалатинском полигоне никто не спал в эту ночь. Сам Лаврентий Берия метался между объектами, лично наблюдая за сборкой первого отечественного атомного устройства.

Утром Берия лично проводил «изделие» до лифта, который должен был поднять его на стальную вышку. По ходу он раздраженно сказал Курчатову, руководившему этими работами:

— Ни черта у вас не выйдет!

— Как не выйдет? — удивился учёный. — Обязательно выйдет.

Все присутствовавшие на полигоне зашли в укрытие. Начался отсчёт времени. Ровно в 7 часов утра раздался взрыв. Небо над полигоном осветила яркая вспышка, затмившая солнце. Стальная 70-метровая вышка через секунду испарилась. По полигону прокатился оглушительный гром. Курчатов выскочил из укрытия наружу с криком: «Она, она!» Его вернули обратно в укрытие.

Берия, не веривший в успех эксперимента, расцеловал И. Курчатова и Ю. Харитона, руководивших работами по сборке бомбы.

— Было бы большим несчастьем, если бы ничего не вышло, — сказал Лаврентий и побежал докладывать Сталину.

Сталин ещё спал.

— Это очень важно, — сказал Берия в трубку помощнику Сталина генералу Поскрёбышеву. — Буди его немедленно!

Полусонный Сталин, лёгший спать по обыкновений очень поздно, наконец взял трубку:

— Что тебе нужно?

— Товарищ Сталин, важная новость, всё успешно, взрыв такой же, как и у американцев! — прокричал в телефонную трубку Берия.

— Я всё уже знаю, — ответил генсек и повесил трубку.

Берия был взбешен: кто осмелился раньше его доложить Сталину об испытании? Первоначально его подозрения пали на советских учёных, однако вскоре они отпали.

В начале сентября 1949 года американцы получили от своей военной разведки фотоснимки верхних слоёв атмосферы над территорией Советского Союза. На фотографиях отчётливо просматривался грибовидный след от атомного взрыва. На основании анализа проб воздуха в атмосфере комиссия доложила президенту Трумэну, что в Советском Союзе произвели взрыв плутониевой бомбы. В США это вызвало состояние шока. «Невероятно, но Россия ликвидировала отставание, вызванное годами войны»; «Советская атомная бомба положила конец американской ядерной монополии»; «Рушится одна из главных подпорок «холодной войны»; «Большевики украли бомбу!» — такими заголовками запестрели западные газеты.

Американская администрация была потрясена тем, что их страна неожиданно утратила военное превосходство и потеряла монополию на атомное оружие, которая, по заверениям Трумэна, должна была продержаться по крайней мере 10–15 лет.

Президент США в обращении к американскому народу старался дать понять, что в России произошла авария с ядерным устройством, причём он ни разу даже не употребил слово «бомба».

А в это время в Кремле торжествовал Сталин: обрадованный успешным испытанием изделия, он затребовал у возвратившегося с полигона Берии список учёных, особо отличившихся при создании атомной бомбы.

— Список, товарищ Сталин, давно уже готов.

— А почему давно?

— Этот список я составил заранее, так, на всякий случай…

— Это как понимать? — прервал его вождь.

— Очень просто. Если бы бомба не взорвалась, то мы строго спросили бы с каждого, кто попал в этот список. Вплоть до расстрела…

— А кто же тогда должен был делать вторую бомбу?

— Для этого была подобрана вторая, запасная команда учёных.

— Значит, получается так: или грудь в крестах, или голова в кустах.

— Значит, так, товарищ Сталин. В ход вступала двойная бухгалтерия: или расстрел, или звание Героя…

— Ну а ты, Лаврентий, в том списке тоже есть? — спросил вождь.

— Да, есть.

— Под каким номером ты там идешь?

Берия насторожился, совершенно не понимая, зачем он это спрашивает.

— Под первым, товарищ Сталин. Как положено, по алфавиту…

— А ты понимаешь, что писал академик Капица? У товарища Берии, сказал он, основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. А с этим у тебя слабо, подчеркнул он… И ещё он заметил, что учёные в этом деле ведущая, а не подсобная сила. Ты, Лаврентий, напрасно не поставил в тот список впереди себя таких учёных, как академики Алиханов и Арцимович… И далее по алфавиту… Ну, хорошо, Лаврентий, мы разберёмся, кого как наградить. Привези мне завтра этот список…

Сталин и Берия келейно решили Тогда присвоить звание Героя Социалистического Труда Курчатову, Харитону, Завенягину, Зельдовичу, Ванникову, Щепкину, Флёрову, Духову. Им же по указу вождя были выданы крупные суммы денег и бесплатные автомобили «ЗИС-110», или «Победа», а также предоставлялось право на обучение своих детей в любом ВУЗе страны и разрешалось для всех членов семьи пожизненно пользоваться правом бесплатного проезда по всей стране на всех видах транспорта.

О разведчиках на какое-то время забыли. Лишь через несколько дней после сказочно высокого поощрения основных разработчиков атомного проекта заместитель председателя Совмина СССР Авраамий Завенягин пригласил в Кремль одного из руководителей научно-технической разведки Леонида Квасникова для встречи с академиком И. В. Курчатовым.

В процессе беседы Игорь Васильевич, обращаясь к Завенягину, обронил с пафосом:

— Если быть объективным, Авраамий Павлович, мы должны сказать огромное спасибо разведке. Вклад её в создание первой советской атомной бомбы составляет шестьдесят процентов, остальные сорок — наши…

Завенягин, подмигнув Квасникову, с улыбкой на лице заметил:

— А по-моему, ты, Игорь Васильевич, преувеличиваешь её заслуги. Слишком ты ей даёшь. Пятьдесят на пятьдесят — так будет справедливее.

— Согласен, пусть будет фифти-фифти. Но это не обидит вашу разведку, Леонид Романович?

— О чём вы говорите, Игорь Васильевич?! — воскликнул Квасников, обрадованный высокой оценкой Курчатова. — Мы считаем, что атомное оружие создано общими усилиями учёных, специалистов, производственников и в какой-то мере нас, разведчиков. Но мы, согласитесь, не вели расчётов, не занимались экспериментами, не стояли у станков. Мы в меру своих знаний и понимания важности для Родины обладать как можно скорее ядерным оружием добивались, не жалея себя, выполнения тех заданий, которые вы определяли разведке. Мы делали своё обычное дело и очень довольны тем, что наша информация попадала на благодатную почву, всегда получала высокую оценку и почти вся шла в дело. Вот и сейчас вы ещё раз подтвердили своё отношение к нашим разведывательным данным. Большое вам спасибо за это. Нам очень дорого сознание честно и бескорыстно исполненного долга перед Родиной… Скажите, Игорь Васильевич, я могу сообщить своему руководству об этом самом «фифти-фифти»?