Читать книгу "Смуглая ведьма - Нора Робертс"

— Айона!

Но она продолжала идти и остановилась у ступеней рядом с нишей, где стояла каменная фигура Христа.

— Символы имеют большое значение. В этом христиане пошли по стопам язычников, вырезая и раскрашивая собственного Бога, как те вырезали и раскрашивали своих бесчисленных божеств. И никто не задумывается, что один — это часть множества, а много — это части одного.

Она шагнула на узкую балюстраду, волосы растрепал ветер. Бойл крепко взял ее за локоть.

— Здесь я умерла. Или кто-то из моих предков — чувство такое же. Это случилось по пути домой. Она слишком старая или слишком больная, чтобы ехать дальше. Одни хотели сжечь ведьму, время такое было, но ее сила угасла, и ей дали приют. На ней знак, но они не ведают, как его толковать. Медная лошадь.

Айона сжала свой амулет.

— Но он знает. Он чует ее слабость. Он пока выжидает, но придет. Завершить путешествие ей уже не удастся. И она чувствует, что он приближается и жаждет забрать то, что у нее осталось. У него же теперь осталось меньше, чем было, но этого будет достаточно. Пока достаточно. А у нее нет выбора. Сразиться с ним на своей территории, там, где источник ее силы, уже не получится. Он шепчет. Слышишь?

— Уходи отсюда немедленно!

Она обернулась.

— Дело не сделано, его надо закончить. У нее есть внучка, они очень близки, и в молодой сила бьет ключом. Она передает ей то, что осталось, как сделала самая первая из их рода, как сама получила от своего отца, и вместе со своей силой отдает и амулет. Свою ношу. Как камень с сердца. Для нее этот дар всегда был тяжким бременем, и никакая радость не могла его уравновесить. Так что силу свою и знак она передает с печалью в сердце.

А грачи бьют крыльями. На холме воет волк. По земле ползет туман. Она говорит свои последние слова.

Голос Айоны зазвенел, ветер унес слова. Ирландские слова. Выше слоистых облаков что-то прогрохотало — может быть, гром, может быть, разбуженная сила. Кружившие в вышине птицы с испуганными криками взнеслись, и над головой остались только камни и небо.

— Зазвонили колокола — как будто знали, — продолжала Айона. — Девушка плакала, но в то же время чувствовала, как в ней растет сила, жаркая и белая. Она стояла сильная, молодая, полная жизни и страсти. Так что ему в очередной раз не удалось заполучить вожделенное. И снова, и снова он ждет.

У Айоны закатились глаза. Она пошатнулась, но Бойл крепко прижал ее к себе.

— Мне надо отсюда уходить, — слабым голосом проговорила девушка.

— И поскорее. — Он подхватил ее и на руках понес по узкой лестнице, через многочисленные арки, где ему всякий раз приходилось сгибаться чуть ли не вдвое, и вышел на воздух, под начинающийся дождь.

Влага на щеках вдохнула в Айону жизнь. Ощущение было божественное.

— Со мной все в порядке. Только голова немного кружится. Не знаю, что это было.

— Видение. Я как-то наблюдал Коннора в подобной ситуации.

— Я все видела: старуху, девушку, и как она умывает своей бабушке лицо. У той был жар, она как будто изнутри вся горела. Я слышала, как они говорят. И его я слышала. Как он пытался ее уговорить, вытянуть из нее все. Чувствовала ее боль, и физическую, и душевную. И как ей хотелось оградить свою любимую девочку от всех опасностей и от ответственности. Но выбора не было, да и времени тоже.

Бойл чуть подвинул ее, чтобы открыть дверь машины, усадил на сиденье, удивляясь, как у него не дрожат руки, — потому что сердце его трепетало.

— Ты говорила по-ирландски.

— Я? — Айона пригладила волосы. — Не помню. Что-то смутное… И что я сказала?

— Все я не расслышал. Что-то вроде «ты одна, а должно быть трое». И еще, кажется, «для меня это конец, а для тебя — начало». Что-то в этом духе, остальное я не понял. Глаза у тебя были черные, как у ворона, а кожа, наоборот, мертвенно бледная.

— А что глаза?

— Все как было, — успокоил он и погладил ее по щеке. — Небесно-голубые.

— Мне надо больше практиковаться. Это все равно что соваться на олимпиаду, когда не научился толком вожжи держать. А это сильнодействующее место, здесь мощная энергетика!

Он бывал тут и раньше, но ничего, кроме любопытства, не испытывал. Но сегодня, с ней…

— Оно тебя зацепило, это место, — решил он. — Или ты его.

— Или меня зацепила она, старуха. Она здесь похоронена. Когда-нибудь мы вернемся — когда все будет позади — и положим на ее могилу цветы.

Сейчас у него не было планов когда-либо еще ее сюда привозить. Однако, пока он обходил машину, чтобы сесть за руль, дождь прекратился.

— Смотри! — она взяла его за руку и показала на радугу, засиявшую над развалинами. — Свет побеждает.

Она улыбнулась. И, в восторге от этой радуги, наклонилась к Бойлу и поцеловала его.

— Умираю — есть хочу!

Ни о чем не думая, он притянул ее к себе и наградил долгим поцелуем, таким долгим, что забыл, как она только что чуть не упала в обморок.

— Тут есть одно место неподалеку, там жарят отличную рыбу с картошкой. И я бы от пива не отказался, честное слово.

— Как раз то, что нужно. Спасибо! — добавила она.

— За что?

— За то, что показал мне два удивительных места и что не дал мне упасть.

Она оглянулась на монастырь, на черных птиц над ним, на радугу. Ее жизнь изменилась — раз и навсегда. Но, в отличие от своей прапрапрабабки, Айона расценивала это как подарок небес.

В уютной кухне, с собакой, лежащей у ее ног, Айона рассказывала брату и сестре о событиях сегодняшнего дня.

— Напряженный у тебя выдался денек! — прокомментировал Коннор.

— Ох, напряженный…

— За одни сутки — три события, если можно их так назвать.

Брэнна задумчиво пила чай. Она даже не успела распустить волосы, как обычно делала после работы.

— Но только в первом участвовал Кэвон.

— В последнем тоже! — напомнила Айона. Она же чувствовала его приближение.

— Видение из прошлого. Твое или чье-то еще — все равно из прошлого. Не думаю, что он теперь замахнется на такую даль. — Брэнна посмотрела на Коннора.

— Только не сейчас. Нет. Да и к чему бы? Расскажи, что ты чувствовала — до видения, во время него и после.

— До видения? Точно не могу сказать. У меня было ощущение, что я там уже бывала. Как и в аббатстве, только там это было светлое чувство, а здесь — нет. Здесь — наоборот, какое-то тяжелое, печальное. Я видела, где все происходит и в чем суть дела, но теперь понимаю, что это была не я, а она, наша прапрабабка. У меня в голове были ее мысли, и некоторые из них — очень и очень горькие. Она понимала, что умирает, но ее страшила не смерть, а то, что она должна передать амулет, свой дар и ответственность внучке.