Читать книгу "Хрустальная колыбель - Сергей Станиславович Юрьев"

– Ну и какой толк в том, что мы сюда притащились? Я вот только обувку сносил да всю задницу свою тощую о седло отбил. Надо было всё сделать по-моему, и тогда уж точно ни одна зараза оттуда не вылезла бы. – Накануне Пров обнаружил в бывшей опочивальне лорда Холм-Эста погребец с початой бадейкой медовухи, но, против обыкновения, не опустошил его, а только отхлебнул с дюжину полновесных глотков. Впрочем, этого вполне хватило, чтобы на волю вырвалось огорчение, накопившееся за день в организме. – Вон в ту дырищу он убежал, который с дыркой в башке… А туда и смотреть-то страшно, не то что вдогонку ломиться.

В стене действительно зияло отверстие с оплавленными краями, в которое, даже не пригибаясь, мог пройти всадник на коне. А за ним не было ничего, только непроглядная тьма, в которой умирали отблески сальных светильников, расставленных по углам опочивальни.

Ойван и Юм, умаявшись за долгий день, спали на широкой кровати, а Герант сидел рядом с Провом на резной дубовой скамейке и смотрел туда, откуда готово было выплеснуться Небытие.

– Ты хоть говори чего-нибудь, – потребовал Пров, толкая Геранта локтём в бок. – Не молчи, а то усну я тоже… И кто тогда за дырищей присмотрит? Творец твой безымянный? Он, говорят, всё видит…

На самом деле волхву было сейчас вовсе не до беседы об устройстве Мироздания, и боролся он вовсе не со сном, а со страхом, которым веяло из бездонного пролома в стене. Юму и Ойвану повезло больше – у них даже сил не осталось, чтобы бояться.

– Нет, ты мне всё-таки скажи, что делать собираешься, если оттуда дрянь какая-нибудь попрёт, – не унимался Пров. – Опять палкой своей тыкаться будешь? И нам теперь что – всю жизнь тут караулить? Так мне и дома есть чем заняться…

– Дома, – словно эхо повторил Герант. – Если хочешь, можешь уйти прямо сейчас. Ты своё дело сделал.

– Что?! – От возмущения Пров тут же забыл и о сне, и о страхе. – Значит, как пыль глотать – Провушка, давай-давай, а как самое веселье пошло – Провушка, не обессудь?! Нет, я уж лучше туда полезу, чем восвояси… – Волхв ткнул пальцем в сторону пролома. – Пока дело не сделается, ты от меня не избавишься, и не мечтай даже.

Сначала Геранту показалось, что последние слова волхва отразились слабым эхом от высокого потолка, но едва слышный гул повторялся снова и снова, с каждым разом становясь всё отчётливей. Звуки доносились оттуда, из бездонного провала – хохот сменялся неразборчивым говорком, и всё это тонуло в многоногом топоте, ржавом скрежете и щелчках хлыста – как будто подвыпившие пастухи гнали куда-то стадо, объевшееся дурман-травы.

– Идут, кажись… – пробормотал Пров и начал неторопливо развязывать свою суму. Вскоре на столике перед ним возникло маленькое капище с крохотными, размером в палец, фигурками Зеуса, Геккора, Яриса и Хлои. – Только суньтесь… Я вам устрою – мало не покажется. Не боись, Служитель… – Пров хотел сообщить Геранту, что прошлые ошибки осознал и не собирается с помощью Владык выворачивать наизнанку земную твердь, но оказалось, что тот уже стоит на коленях, стиснув руками Посох, и что-то едва слышно бормочет.

Сзади раздался грохот упавшего светильника, и, оглянувшись, Пров обнаружил, что парни уже стоят по разные стороны кровати с обнажёнными мечами, Ойван – со сверкающим серебром клинком Служителя, а лордёныш – с покрытой окалиной железякой, которую выбросил мертвяк с раскроенным черепом. Гнать бы их отсюда куда подальше, да разве ж уйдут… Герант вон пытался и того, и другого с посланием к Орвину отправить, так ведь ни один с места не сдвинулся – нашёл бы ты, дескать, Святитель, гонцов помоложе. Ну и ладно – не дети малые, пусть сами решают, как им жить и где помирать…

Пров очертил угольком линию вокруг настольного капища, вывалил рядом горсть мелкой дубовой щепы, запалил её от светильника…

– Во славу Зеуса, Геккора, Яриса, Хлои! – Голос волхва звучал монотонно и заунывно, словно шум ночного ветра, гуляющего по верхушкам деревьев. – Во славу духов, живущих вечно под кронами Священной дубравы, во славу травы, пробивающей путь навстречу свету, уходящей корнями во тьму, во славу духов озерных, речных и болотных, во славу Белого Вепря, лесного владыки… – Через каждые два слова Пров бросал в огонь по зёрнышку ячменя, вымоченного в красном клюквенном вине. – Во славу Прародителей родов саабов – Енота, Росомахи, Пегого Оленя и Пятнистого Оленя, Волка, Лося, Зайца, Медведя, Куницы, Рыси… – Нужно было перечислить всех, чтобы никто из Прародителей не затаил обиды. – Лисы, Серого Вепря и Бурого Вепря, Ондатры, Белки, Бобра…

Пламя то и дело переливалось синими и зелёными сполохами, а идолы поднялись над головой, подпирая небо, которого не было. Их тени легли крестом на жертвенный костёр, и он начал трещать и гаснуть. Владыки отказывались принять жертву – видимо, слишком ничтожным показалось им подношение. Хлоя смеялась, Зеус угрюмо смотрел на волхва, сжимая в могучей руке застывшую молнию, Ярис хищно скалился, Геккор был печален. К умирающему костру приближался светящийся силуэт, и Пров едва узнал в нём Геранта, ощутив внезапный приступ досады. Владыки требовали иной жертвы и ясно дали понять, чего именно они хотят.

Видение растворилось во мгле, и вскоре крохотное капище с погасшим костерком вновь стояло на столе, словно игрушка, предназначенная для детских забав. Герант пел какую-то протяжную молитву, склонив голову, а Ойван и Юм уже были возле самого пролома, откуда доносился металлический лязг, топот, раскатистый хохот и шипение. Парни, видимо, решили первыми принять бой, и теперь, после встречи с Владыками, которые задарма не пожелали связываться с этим делом, их порыв казался ещё более нелепым и наивным. А может, и впрямь стоит вот прямо сейчас вот этой лавкой оглушить Служителя, подпалить на нём рясу, и тогда всё будет как надо – во славу Зеуса, Геккора, Яриса, Хлои, во славу духов, живущих вечно под кронами Священной дубравы, во славу травы, пробивающей путь навстречу свету, уходящей корнями во тьму… Он, может, и сам не против – если на пользу дела… Нет! Противно, да и поздно уже, наверное. Поздно…

Тьма, заполнившая пролом в стене, с чавканьем выплюнула первого пришельца из Небытия. Тот же самый – с трещиной в башке. Только вместо меча в раскроенном черепе торчит длинный, острый чёрный каменный осколок. Окинув тяжёлым и пустым взглядом встречающих, он выдрал из головы своё оружие и с истошным визгом бросился на Юма. Тот успел сделать шаг в сторону, пропуская удар мимо себя, и в этот момент Ойван снёс голову потерявшему бдительность мертвяку. Юм поддел её ногой и отправил обратно в клубящийся чёрный туман, и обезглавленное тело бросилось было вдогонку за ношей плеч своих, но из проёма уже торчала огромная пасть, полная ржавых игл, а по стене во все стороны побежали частые извилистые трещины. Отверстие в стене расширилось, внутрь бывшей опочивальни лорда ввалилось несколько булыжников. Вторая и третья пасть оказались точно такими же, как и первая, они начали вырывать друг у друга ошмётки обезглавленного тела, и это на какое-то время отвлекло их от дальнейшего наступления. В следующее мгновение бесшумная яркая вспышка озарила шатающиеся стены, и монстр смешался с тьмой, из которой вышел, лишь на полу осталась корчиться одна пасть на длинной волосатой шее, которую то ли Юм, то ли Ойван успел отсечь, прежде чем Посох выпустил на волю Небесный Огонь. Но место испепелённой твари тут же заняла другая, точно такая же, но теперь были видны не только стальные оскалы, но и огромные голодные немигающие глаза, глядящие из прорезей на брюхе чудовища. Вторая вспышка, сорвавшаяся с набалдашника Посоха, была слабее первой, и ослеплённый монстр только издал какой-то чавкающий стон, продолжая двигаться вперёд. Кто-то явно подталкивал его сзади, а это означало, что сражение ещё далеко до завершения – оно, возможно, только начиналось.