Читать книгу "Крест и порох - Андрей Посняков"

– А чем мы хуже? – выкатили грудь колесом дозорные. – Иди сюда, путница. Мы тебя с дороги отваром походным угостим.

– Коли угостите, тогда выйду, – согласилась шаманка, перекинула ноги за борт, толкнула челнок выше и стала подниматься, положив весло на плечо: – А правда, почему вы другие? Где прежние?

– Да меняемся мы, дева, – охотно пояснили воины. – Мужи в дозорах не живут. Отстояли срок, и заместо одних другие заступают… Ой, это кто?

Сир-тя увидел, как по бокам от посудины вспенилась вода и из нее выросли трое мужчин, резко склонившихся над челноком. Отшвырнув рогожу, они схватили лежащие на дне луки и стрелы, вскинули оружие. С пчелиным гулом запели стрелы – из шести в дозорного на сосне попали четыре, и две оказались смертельными. Водяные люди повернули лица к дозорным. Воины закричали, хватаясь за копья, но было уже поздно…

– Ни в жисть больше водолазом идти не соглашусь! – поклялся Ондрейко Усов, бросая лук обратно в лодку.

Он тут же сел, развязал штанины и запрыгал, избавляясь от песка с камнями. Матвей первым делом поспешил к жене:

– Ты как, милая?

– Ты настоящий вождь. – Юная шаманка закинула руки ему за шею, подтянулась и крепко поцеловала в губы. – Мы будем править миром! А пока раздевайся, простудишься!

– И почему они огня у себя в дозорах не разводят? – недовольно посетовал Костька Сиверов, уже развешивая одежду на низких ветках орешника на просушку. Все тело его было покрыто мурашками и заметно посинело, казак ежился и дрожал, несмотря на жару.

– Снимай все скорее, – шепнула на ухо мужу Митаюки. – Снимай скорей, я тебя согрею.

* * *

Получасового отсутствия сотника Серьги никто не заметил. Казаки были заняты протаскиванием через протоку огромного корабля. Вроде как по ширине струг по реке проходил с легкостью и по осадке тоже имел изрядный запас под килем. Но вот на каждой излучине либо в берега носом и кормой упирался, либо брюхом на мелководье садился. Приходилось раскачивать, подкапывать, тянуть, вести дальше – и опять на очередном изгибе русла повторять все старания. В болотине, через которую большие трофейные лодки с легкостью скользили поверх грязи и растений, струг просто застрял. Причем на глубине, и выйти толкнуть его казаки не могли. Им оставалось только грести с борта, в то время как товарищи на лодках по мере сил веслами разгребали ряску и тину на пути.

До выходящей в озеро протоки ватажники добрались только к вечеру, привязались напротив расположения дозора и, подкрепившись вяленой рыбой, легли отдыхать.

Митаюки дала людям время прийти в себя и набраться сил, однако подняла их все же задолго до рассвета. Вернее, разбудила мужа, внушительно поинтересовавшись:

– Вы хотите золота или погибнуть? Давайте выдвигаться, иначе первыми не поспеть!

Такое наущение могло бы поднять даже мертвого казака, а потому кочевряжиться никто не стал – споро собрались, погрузились, отплыли. По озерному простору струг пошел ходко – для таких вод и создавался, – лодки вытянулись за ним в хвост.

– Сейчас высадимся, пока они все сонные, святилище окружим в два ряда, и отец Амвросий шамана здешнего низвергнет, а опосля слово божие для язычников произнесет, – потирая ладони, негромко поведала мужу шаманка свой план. – Главное, чтобы казаки первые ни на кого не напали, тогда мы все селение мирно в христианство обратим. Ты токмо рядом со священником держись. Вдруг силы его молитвы не хватит? Тогда придется рогатиной маленько подсобить. После сего идола поганого забираем, крест водружаем и обратно в острог с честью возвертаемся.

– Как ты легко про идола родового сказываешь, – не выдержал даже Матвей. – Нечто не жалко совсем?

– Это мужской бог… – небрежно, с легким презрением отмахнулась юная шаманка. Ее куда больше заботило состояние священника. Интересно, жестокая и коварная Нине-пухуця успела его хорошенько разозлить, дабы добавить силы и ярости в чувства и заклинания? Должна была. Черная шаманка знала, что делать. Да и выглядел отец Амвросий слегка потерянным, с шальным взглядом тиская крест и бормоча себе под нос молитвы.

С первыми рассветными лучами казацкий струг, обтянутый шкурой троерога, с шумом врезался в берег, пройдя между двумя лодочными причалами и один ненароком завалив. Рядом приткнулись лодки, из них тоже посыпались на берег суровые, нахмурившиеся воины.

– В два ряда округ капища становись! – приказал Матвей Серьга. – Спокойно держитесь, други, первыми сечу не начинать!

– Маюни! – поймала паренька за руку юная шаманка, указала на дерево: – Ящерку-выручалочку отпусти скорее, а то как бы амулет не отомстил. Я не могу, переводить надо.

Маюни несколько мгновений колебался, однако общее дело оказалось для него важнее неприязни к сир-тя, и он кивнул, побежал к священной березе здешнего рода, подпрыгнул, ухватившись за нижнюю ветку, стал ловко карабкаться наверх.

Отец Амвросий, ступив на берег, осенил себя знамением, низко поклонился, громко провозгласил:

– Благодарю тебя, Господи, что дозволил мне принести священные имя и слово твое на сии берега языческие, что отныне православными станут!

Между тем Михайло Ослоп, Ондрейко Усов и Ганс Штраубе уже начали деловито обдирать шкуру со святилища, дабы удобнее выгружать оттуда золотого идола.

На свет выскочил растерянный шаман – сонный, взъерошенный, как мокрый воробей, одетый лишь в золотой с лучами защитный амулет.

– На колени, несчастный! – воздел руку над ним священник. – Покайся в грехах своих, язычник! В служении богам ложным, в поклонении бесам мерзким, в чародействе и волховании! Истинная вера прольет свет свой в души ваши и на ваши земли! Повторяй за мной и радуйся словам драгоценным… Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя и на земле, как на небе! Не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого, ибо твое есть царство и сила и слава вовеки… И сними с себя, дикарь, эту богопротивную мерзость!

Отец Амвросий сорвал с груди шамана священный символ его власти и мудрости, защищающий от заклинаний и проклятий, швырнул на землю.

Митаюки тут же, от греха, подобрала его и кинула в струг. Она внимательно поглядывала по сторонам, однако ничего тревожного пока не видела. За перелеском маячили женщины. Воспитательницами становились колдуньи сильные, опасные. Однако для них высшей ценностью был Дом Девичества, а потому шаманки наверняка предпочтут остаться незамеченными и уведут в безопасное место воспитанниц.

Из мужских домов тоже повыскакивали вожди и воины – и тоже не решались ничего делать. Их было заметно меньше, чем казаков, а оставшийся без амулета шаман города наглядно доказывал, что от мудрости сир-тя против приплывших дикарей большой пользы нет. От семейных чумов осторожно подтягивались жители, среди которых были и мужчины. Причем с оружием. Но кидаться на копья казаков они тоже как-то не стремились.

Между тем трое ватажников уже лишили святилище крыши, небрежно разбрасывая обереги, амулеты, циновки со священными знаками, растолкали опорные жерди, освободили здешнего мужского бога. Казаки из оцепления стали оглядываться на их восхищенный посвист, довольно улыбаться: махина литого золота приходилась Михайло Ослопу по грудь! Ради такого и вправду стоило мучиться с протаскиванием струга, ползанием по болоту и – шаманка очень на это надеялась – воздержаться от разгульного грабежа с насилием.