Читать книгу "Целующиеся с куклой - Александр Хургин"

Если же провозгласить, что любовь — это не просто отношение одного человека к другому, но сам Бог, да внушать эту сказку с детства, да передавать из поколения в поколение, глядишь, чего-нибудь и получится. Глядишь, и меньше станет плотоядного народу, а больше плодово-ягодного. Не зря коммунисты сразу кинулись рушить церкви и веру. И не потому они это делали, что были антихристами и евреями, а потому что были нормальными хищниками. И им хотелось свободно убивать и досыта есть, жрать, обжираться. Чему любовь всегда мешает.

Об ожидании и надеждах

Как-то раз одна компания ждала, что к ним в гости придёт Алла Пугачёва с Майклом Джексоном. Они твёрдо обещали. В двадцать ноль-ноль по московскому. И вся компания их ждала. В надежде на тёплую встречу. Ну как же. Всё-таки Пугачёва и Джексон. Это вам не хрен собачий. И вот сидит эта компания, ждёт обещанных высоких гостей и без них не начинает. Не ест, не пьёт и между собой не разговаривает — чтоб умные мысли и высказывания не расплескать. Ждёт, значит. Усиленно. И так же усиленно надеется. А те не идут. Наверно, они забыли, что должны прийти, или их срочно вызвали на гастроли. Или в суд. Или они не разобрали адреса и не поняли, как от остановки трамвая добираться. А на стенах домов в этом районе ни номеров, ни названий улиц. Ну как назло.

В общем, ждала компания, ждала и, когда надеяться стало не на что, надоело ей ждать. Да и скучно без гостей. Что ж так сидеть — компанией без гостей и не начинать. Ну вот они мне и позвонили. Мол, приходи — гостем будешь. Всё бросай, если есть что бросать, и приходи.

Ладно. Приглашают — я приду. Я ж не Алла Пугачёва в самом деле. Я приду.

А что толку?

Ещё немного о себе

Её мама связала мне тапочки. Она ещё не знала, что дочка от меня ушла к визажисту, старшему сержанту в запасе, и связала мне в знак родственных чувств тапочки. Не носки, а именно тапочки. Вязаные такие, по ноге. Удобные. Во-первых, потому что ходишь в них, всё равно как в носках, легко, а во-вторых, потому что тёплые они. Короче, незаменимая у меня вещь, эти вязаные её мамой тапочки. И как я раньше без них в быту обходился и ходил по дому, мне не совсем понятно. То ли дело теперь. Теперь я хожу в них, в тапочках. И хотя её мама требует через суд тапочки вернуть как связанные по ошибке, для передачи визажисту, я эти требования от всей души игнорирую. Вот такой я принципиальный человек. И вот вам всем хуй, а не тапочки!

О тебе

— Ты стала совершать безумные поступки.

— А раньше я совершала умные?

— Раньше — неумные. А сейчас — безумные. Это разница, притом большая.

Наблюдения

На многих сайтах есть неплохой призыв: «Назад к содержанию».

А в городе Днепродзержинске есть улица «Проходной тупик».

Начало чего-то неоконченного

Люся заперла дверь, открыла форточку, легла в постель и забеременела.

По постели, пошатываясь, прошёл комар.

Приговор

Секс — только под наблюдением врача.

Диалог

— А мы против операции катаракты лазером.

— Почему?

— Потому что мы не умеем и потому что у нас нет лазера.

Четыре загадочные фразы

Гарри Поттер Мценского уезда.

Кремлёвская стена плача.

Нет, это слишком объективно.

Чтобы сказку сделать былью, нужно всего лишь к были приставить счастливый конец.

Нечто околопоэтическое

— У тебя нет Музы. В этом всё дело. Слушай, а как называется Муза у поэтесс? Музык? А давай я буду твоей Музой, а ты моим Музыком.

— Слезь с колен.

— А что, музы на коленях не сидят?

— Не сидят.

— А где они сидят?

— Они нигде не сидят. Они витают и склоняются.

— К чему склоняются?

— К чему их склоняют, к тому они и склоняются.

— Склони меня к чему-нибудь.

— Слезь с колен.

Когда поэты (или люди, считающие себя таковыми) не способны написать простые и ясные стихи с рифмой, они пишут обычно

Верлибры

* * *

Пошёл я в аптеку «Филин».

Слава Богу, не за лекарствами.

Слава Богу, за презервативами.

Пришёл, говорю аптекарше,

коротко говорю и ясно:

— «Инотекс», — говорю, — мне пожалуйста.

А она говорит:

— Один?

— Неужели я так плохо выгляжу? —

спрашиваю я у аптекарши.

И аптекарша мне говорит:

— Ой, — говорит, — извините, —

протягивает коробку

и смотрит мне вслед

с тихой грустью.

* * *

Бежала по миру собака.

На ней ехали блохи.

Не потому что собака такси им,

а просто они на ней жили.

А собака бежала не просто,

она двигалась в поисках пищи.

Блохам, конечно, жить легче,

у них пища в виде собаки

всегда в приготовленном виде,

и за ней не нужно бежать.

Хотя иногда, уж на самый худой конец, они — поэты, а не я — пишут гимны. Допустим,

Гимн Бывшего Советского Союза

Конец нерушимый республик свободных…

И т. д.

Или

Гимн моносексуалов[12]

Никто не даст нам избавленья —

Ни Бог, ни царь и ни герой.

Добьёмся мы освобожденья

Своею собственной рукой.

Ужас!

Ужас

Концентрация ужаса в атмосфере увеличивается и увеличивается, причём прямо пропорционально чему-то тайному и неизвестному. То ли атмосферу мы собою и своими отходами испортили, то ли действительно начался конец света, обещанный всем нам Армагеддон. Мы думали, что он грянет и слава Богу, а оказалось, совсем он не грянул, оказалось, он тихо грядёт. Поскольку Армагеддон есть процесс. Имеющий начало, длительный, заметный не всем, зато идущий к цели неотвратимо и с постоянством, достойным лучшего применения. А цель процесса, раз уж есть у него начало, естественно, — это конец. Так как всё, что имеет начало, не может конца не иметь. Значит, вывод отсюда такой: нельзя жить на свете и быть свободным от его конца. И это к чему-то обязывает.

Кстати, говорят, наутро после Армагеддона стояла солнечная хорошая погода.