Читать книгу "Дневник ее соглядатая - Лидия Скрябина"

– Разве ты не хочешь сделать блестящую адвокатскую карьеру? – спросила она вслух.

– Знаешь, я всегда хотел «уметь», а не «достичь». Ведь то, что ты умеешь, остается с тобой навсегда. А то, чего ты достиг, может быть отнято судьбой в любую минуту.

– Фило-ософ, – протянула Алла. А она всегда хотела только «достичь». Надо и об этом подумать на досуге.

– Ты побудешь у нас хоть чуть-чуть? – с надеждой спросил Илья и нежно сжал ее руку.

– Пару дней, – ответила Алла и нежно пожала ему руку в ответ. «Котик, тебя же надо еще трахнуть для алиби».

– А Казантип? Наша поездка не отменяется? Я всё узнал, – радостно оживился юноша.

– Еще не решила. Мне тут из учебки звонили. По-моему, этот горец долбаный собрался меня через универ прессануть.

– Что ты ему сделала?

– Не знаю, может, бывшая жена пожаловалась, что я с детьми его не хочу встречаться и считать своими сестрами. Аможет, еще что. Знаешь, я хочу уйти с юридического.

– Почему? – изумился Илья.

– Это не мое.

Они снова остановились на набережной, рядом с памятником купцу Никитину, ходившему за три моря.

– Он из Твери был?

– Да, земляк.

Повернули обратно.

Вечером после обильного ужина, разговоров и телевизионных «Вестей» пили чай, и Алла с удивлением подметила, что всю грязную посуду домочадцы дружно снесли на кухню, а чашки, каждый свою, поставили на комод. «Это что? Примета такая – чашки на ночь не мыть?» – фыркнула Алла. Но не успела придумать какую-нибудь новую язвительную теорию, потому что Илья заговорщически поманил ее в свою комнату. На роскошном старинном диване со скрипучей спинкой из карельской березы они уютно приникли друг к другу и потихоньку начали оглаживаться и обцеловываться. Наслаждение было полным, и Алле стало даже совестно. «Где же любовь? Если Каха не любовь и Илья не любовь, то где же она, любовь? И почему тогда я получаю такой кайф от этой не-любви к Илье?»

Утром ей захотелось побыстрее смыться на свежий солнечный воздух из этого музея восковых фигур, и она бодро вызвалась погулять с собакой, пока мама будет готовить завтрак из десяти блюд, а папа с Ильей поднимать бабушку.

«Имею ли я право вторгаться в эту жизнь со своим кукушонком? – сомневалась Алла, спускаясь в лифте. – Ладно, еще есть время отказаться от этой затеи и придумать что-нибудь другое», – решила она.

Псина, никчемная старая развалина, криво цокала на негнущихся лапах по асфальту. «Зачем, пока ты молод, окружать себя стариками? – недоумевала Алла, с отвращением наблюдая за судорожным передвижением дряхлой дворняги по жизни. – Ведь твое время тоже придет, и ты еще насмотришься на все это. Вот пес, какое с ним мученье! Он писает дома, ничего не слышит, пукает и храпит. Чего бы не усыпить бедное животное, которому так тяжело?» На этом месте, словно услышав ее мысли, барбос вдруг начал хрипеть и задыхаться.

– Нет, только не со мной, пошли, околевай дома! – простонала Алла и попыталась силком проволочить этого издыхающего в конвульсиях старпера в сторону подъезда.

Но он упирался и страшно хрипел.

«Вот сейчас сдохнет у меня на руках, – с ужасом подумала Алла. – А ведь я злая, только что хотела, чтобы он окочурился. А теперь жалко». Ей стало совестно.

– Пожалуйста, хороший мой, не умирай, старина! – подбодрила она пса.

Пес мужественно дохрипел до подъезда и собрался околеть на пороге отчего дома. Алла, преодолевая отвращение, хотела погладить его, чтобы он не ушел в мир иной без последней ласки, и тут заметила в его пасти какой-то заплесневелый огрызок, который он судорожно прикусил своим единственным желтым зубом.

Оказывается, подлая тварь и не думала подыхать, а давилась какой-то тухлятиной, пытаясь ее заглотнуть на ходу и боясь, что Алла отнимет добычу.

Теперь пес отчаянно сглотнул, осилив, наконец, трофей, так и не дожевав его. И хитро глянул на Аллу, самодовольно оскалив свой единственный зуб.

– Ну и паршивец, – только и сказала она, но вздохнула с облегчением.

Уезжая, Алла захватила с собой огромный короб со снедью человек на двадцать, горячие поцелуи Мариэтты и вялое пожатие холодеющей руки Андрея Александровича. «Как Илье удается быть таким миниатюрным на таких харчах? Ладно, дело сделано, дорогие бабушка и дедушка. Хотя вы еще не знаете об этом».

– Когда ты возвращаешься в Москву?

– Бабушке уже лучше, на той неделе.

– Я буду ждать!

«Интересно, как это выглядело, когда ей было хуже, – подумала Алла. – Ну и паноптикум».

– Мне так хорошо с тобой! – Илья прижался к ней, еще раз вдыхая родной, любимый запах.

– Мне тоже, – искренне сказала Алла и крепко поцеловала его в губы. С Ильей действительно было очень хорошо. Почему бы не влюбиться в такого славного парня по новой?

Хорошо катить на хорошей машине по хорошей дороге. Хорошо жить на свете. Подумать только, какая-то душа из вечности заглянула в наш мир и выбрала ее. Бывает же такое!

– Ну, как прошло сватовство? – деловито поинтересовалась прамачеха, стоило Алле показаться на пороге.

– Отлично. У него прикольные родители, просто клоуны. А еще бабушка и собака – обе после инсульта.

– Тебе там понравилось?

– А то! Иначе чего ради я там проторчала два дня, – фыркнула Алла.

– Ну, состоялось?

– Да! Да!

– А тебе Стёпа не рассказывала про свое сватовство за юриста?

– Нет! Ты хочешь сказать, что обнаружила еще дневники? Или прежние от меня заныкала?

– Клянусь, это последние. Вчера я закончила перебирать все ее бумаги, – попыталась оправдаться Лина Ивановна.

– Ты в прошлый раз тоже так говорила!

– Да, но эти были в чемодане с вещами!

– И что там?

– Прочитать?

– Конечно, еще спрашиваешь!

– «Москва 1984 год…»

– Ну и древность! – воскликнула Алла.

– Почему? – возразила прамачеха. – Стёпе только двадцать. На пару лет старше тебя нынешней. «…Я была красивой и умной, с хорошим приданым и плохим характером. Мамина подруга отловила где-то для меня боксера, который в свободное от мордобоя время посещал юридический факультет МГУ. «Боксер? Это то, что нам надо, – изрек мой отчим Георгий. – С тобой только боксер и может справиться!»

И мы начали встречаться. Алексей, боксер с юридическим уклоном, был хорошим малым. Он часто ездил в «братский зарубеж» на соревнования, шикарно одевался, жил на широкую ногу и был добр и наивен, как шестилетний ребенок. После месяца церемонных ухаживаний Алексей наконец решил представить меня своим родителям. Нас ждали к двенадцати часам. «На второй завтрак?» – с некоторым недоумением подумала я, но согласилась, рассчитывая на свежевыжатый апельсиновый сок, тосты с рокфором и импортный растворимый кофе, страшно дефицитный в те времена.