Читать книгу "На зоне - Евгений Сухов"

– Ах ты, шельмец! – повернулся мужчина к вору и ухватил его за шиворот.

Парень дернулся, пытаясь освободиться от цепких пальцев. И в этот момент Тимоха почувствовал, как тот сунул ему что-то в ладонь. Он посмотрел и с ужасом обнаружил в своей руке чужой кошелек.

– Да вы чего, дяденька?! Какой еще кошелек?! Отпустите меня, чего привязались!

– Где кошелек, спрашиваю, гаденыш?! – мужчина оказался необыкновенно сильным, он так крепко тряс паренька, что тот напоминал котенка, которому хозяин устроил очередную выволочку за изгаженный пол.

– Чего пристали?! Не видел я вашего кошелька!

Толпа вокруг них разомкнулась, и мужчина с парнем оказались точно в середине круга. Воров на базаре ловили все же не каждый день, и Тишка видел любопытные и даже недоуменные взгляды, созерцающие худенького паренька, который явно не походил на вора и больше выглядел школьником, возвращающимся с занятий.

– А где же он тогда?

– Да ты посмотри на этого пацана, – ткнул паренек в стоящего рядом Тимоху, который непроизвольно продолжал сжимать в руках толстое, из желтой кожи, портмоне. – Это не твой?

– Да тут вас целая шайка! – оторопел мужчина.

– Ты насчет шайки не шути, дядя! Я сюда на рынок пришел, чтобы огурцов прикупить, – и паренек достал из штанины ветхую авоську – сразу было видно, что в ней действительно таскали огурцы. – Настоящего вора лови, чего ко мне пристал. А ну отпусти! Вцепился, видите ли! Рубаху порвешь, мамка ругаться будет.

Мужчина растерянно разжал кулак, и парень, брезгливо передернув плечом, уверенно шагнул в толпу и скрылся. Некоторое время пострадавший внимательно, изучающе разглядывал Тимоху, который в оцепенении стоял перед ним, не понимая, что происходит.

– Жулье! Житья от вас нет! – наконец разразился бранью мужчина, выхватил свое портмоне из рук Тимофея и крепко ухватил его за пиджак. – Ну-ка, сволочь! Давай со мной в милицию. – И потянул Тимофея за собой.

Тимофей невольно заупирался: за что же такая несправедливость? На глаза наворачивались слезы.

– Вешать таких надо на площади, чтобы другим наука была, – выкрикнул из толпы лохматый старик.

– А раньше и вешали, – подхватил живо молодой мужчина. – Болтается такой висельник на площади и воров на разум наставляет.

– Упираться вздумал, – начинал свирепеть пострадавший мужчина. Подогреваемый возмущенной толпой, он с размаху стукнул Тимоху кулаком в лицо. – Это тебе в науку будет, а сейчас, гаденыш, пойдешь со мной!.. Вырываться не советую, от меня не уйдешь! Я еще и не таким, как ты, шеи скручивал, – уцепился он в Тимофея обеими руками, – по таким, как ты, тюрьма от плача надрывается. Ничего-ничего, казенный дом тебя сполна от этого недуга излечит.

– Дяденька, да что же это вы?! – наконец смог выговорить Тимоша. – Не брал я ваших денег! Зачем они мне! Отпустите меня! Мне тот вор нарочно кошелек сунул.

– Все они так говорят, – внушительно высказалась пожилая грузная тетка. – На прошлой недели я бельишко свое повесила, ничего такого у меня и не было – штаны и трусишки, так все с веревок поснимали!

– В иные времена за это руки рубили! – не унимался молодой мужчина в кепке. – Украл раз – кисти нет, второй раз – долой руку по локоть, а там и будь добр головушку бестолковую подставляй. И помогало ведь! Да и как не поможет, если потом конечности на площадях прибивали.

– И сейчас бы это надобно! Тогда, глядишь, совсем воровать перестанут.

Тимоха сопротивлялся, упирался ногами, пытался цепляться за прохожих, кусался, но мужчина крепко держал его за рукава, за волосы.

– Ах ты, поганец! Ты еще кусаться будешь! – И он еще раз с силой стукнул Тимоху локтем в лицо.

Тимоха почувствовал, как что-то треснуло внутри, и кровь липким неприятным соком брызнула на ворот рубашки.

– Дяденька, отпусти, не брал я твоих денег, он мне их сам сунул, я даже не знаю, как это вышло. Христом богом тебя прошу, помилуй меня! Никого у меня более не осталось – ни тятеньки, ни матушки, ни братишек, ни сестренок, все от холеры померли!

Мужчина, не слушая причитаний пацана, выволок уже переставшего упираться Тимоху из толпы и потащил в милицию.

– На жалость, стервец, берешь, только это тебе не поможет! У меня у самого шестеро детей, а ты их хотел всех без куска хлеба оставить. Чем бы я их тогда кормил, гаденыш! Вот у меня в милиции свояк работает, так он тебя упечет куда надо. Там и будешь рассказывать сказки.

Через минуту базар загудел прежней размеренной жизнью, а его завсегдатаи мгновенно забыли о случившемся.

Милиция размещалась в подвале старого дома. Тут же была и временная тюрьма, где содержались десятка два воров, терпеливо и безропотно ожидавших нескорого суда. Милиционер втащил Тимоху в подвал и толкнул с лестницы. Подросток почти скатился по ступеням прямо под ноги высокому мужчине в выцветшем галифе. Тот перешагнул через распластанное тело мальчишки и хмуро поинтересовался:

– Еще один вор? Так, так! Как зовут? Тимоха, предчувствуя новый, нелегкий зигзаг в своей судьбе, едва сдерживал от обиды и бессилия слезы. Утираясь рукавом, он всхлипнул и промямлил в ответ:

– Тимохой меня зовут. Только какой я тебе, дяденька, вор? Настоящий вор убежал, а мне кошелек в руку сунул, когда я рядом стоял.

– Вот оно что. Это известный прием. Все так говорят. Но ничего, вот в тюрьме посидишь, у тебя будет предостаточно времени, чтобы крепко обо всем подумать.

В подвал, громыхая коваными сапогами, спустился еще один грузный мужчина в милицейской кожаной тужурке. Лампа едва тлела, желтый свет выхватывал из полумрака его сутуловатую фигуру. Вошедший напоминал медведя, спускающегося к своей раненой жертве, хищника, готового разодрать ее на части.

– Привет, Поликарп, – милиционер протянул руку вошедшему и, глядя на Тимоху, зло добавил: – Видал такого? Едва с горшка соскочил, и туда же за всеми, ворует!

– Что ты, Арсений, все удивляешься, у нас ведь такими, как этот, три камеры битком набиты. А ну вставай, говнюк, – кинул он Тимохе. – Иди к своим дружкам в камеру, они тебя давно дожидаются.

– Давай, давай, там тебя научат жизни! В кутузке сидеть – это тебе не кошельки на базарах тырить. Арсений, присмотри за ним, пока я ключи принесу.

Через несколько минут Тимофея втолкнули в тюремное помещение. В нос ударило кислым запахом застоявшейся сырости. Дверь за спиной гулко захлопнулась, и Тимоха ощутил себя замурованным.

Помещение было переполнено до отказа: заключенные, в основном подростки, занимали почти всю свободную площадь камеры, они сидели вдоль стен, жались по углам, лежали в центре.

Камера больше походила на вход в преисподнюю, где грешники дожидались своего часа, чтобы предстать пред глазами падшего ангела. Тимоха несмело топтался у порога, он даже как-то съежился под множеством настороженных глаз заключенных, уставившихся на новичка. Но уже через минуту-другую они потеряли к новичку интерес, и камерная жизнь снова потекла по своим законам: парни весело переругивались между собой, вспоминали многочисленных приятелей и хвастались особенно удачными своими воровскими выходками. Среди обитателей тюрьмы выделялся худенький долговязый татарчонок, который без конца сцеживал слюну через щербинку между зубов и громко, перебивая других, рассказывал о своих жуликоватых подвигах. С его слов выходило, что он числится в отчаянных ворах и на базаре не осталось прилавка, куда бы не проникла его длань, а прозябание в кутузке для него такое же обыкновенное дело, как солнце по утрам, как лужи после грозы.