Читать книгу "Уловка медвежатника - Евгений Сухов"

– Бери все самое необходимое, и уходим. Если, конечно, не желаешь ближайшие десять лет провести на каторге. Поторопись. Две минуты на сборы!

Глава 33ВОДОЧКИ, БРАТЕЦ, ОТКУШАЙ

Вздохнув, Григорий Леонидович отправился в Московский сыск.

Оставалось последнее – арестовать Анну (или как там она себя величает) и забрать чемоданы с процентными бумагами. Следовало признать, что дело могло бы значительно затянуться, не окажись в его распоряжении такого верткого малого, каким оказался Виктор Краюшкин. Надлежало сказать, что его в Московский сыск направило само провидение. Как только из этой чертовки будет выжат последний государев рубль, нужно будет написать прошение императору о том, что Виктор Краюшкин достоин скорейшего повышения по службе. С такой недюжинной хваткой, как у него, он может пойти весьма далеко. А там, глядишь, через каких-нибудь пару лет он и сам окажется у него в подчинении.

Расследование близилось к завершению. Казалось, что благоприятное настроение начальника сыскной полиции передалось и лошадке, которая, бодро потряхивая гривой, приближалась к управлению.

Возница попридержал пролетку у самого парадного подъезда и, заполучив щедрые чаевые, боднул лохматой головой:

– Благодарствую, ваше сиятельство!

Пребывая в благодушном расположении, Григорий Леонидович постучал кучера по широкому плечу и по-отечески посоветовал:

– Водочки, братец, откушай. Сегодня у меня стоящий день.

Возница разлепил неулыбающиеся уста и клятвенно пообещал:

– Непременно, ваше высокоблагородие. Как же без того? Выпью беленькую за ваше здоровьице.

Едва кивнув полицейскому, стоящему у входа, Виноградов уверенно прошел в свой кабинет. На столе аккуратной стопкой лежала корреспонденция, на самом верху которой – конверт из кабинета министров. В какой-то момент Григорий Леонидович, едва не поддавшись соблазну, хотел было распечатать его, но, переборов желание, сначала решил позвонить начальнику сыскной полиции Санкт-Петербурга.

Через минуту его соединили с Петром Александровичем Филипповым – старинным приятелем, с которым он некогда начинал службу в Департаменте полиции.

– Петр Александрович? – жизнерадостно поинтересовался Виноградов, услышав знакомый глуховатый голос.

– Он самый. С кем имею честь беседовать?

Григорий Леонидович довольно хохотнул.

– Слышу, что ты меня не узнал, Петр Алексеевич. Значит, богатым буду. Это Григорий Леонидович Виноградов тебя беспокоит.

– Ах, вот оно что! Слушаю тебя, Григорий Леонидович.

– Спасибо тебе, что ты отправил ко мне Краюшкина. Весьма толковый малый оказался, сумел мне помочь разобраться с этим банковским делом. Говорю откровенно, если бы не он, так и не знаю, как бы я справился!

– О каком Краюшкине ты говоришь, Григорий Леонидович?

Голос Филиппова прозвучал недоуменно.

Внутри Виноградова неприятно ворохнулось от дурного предчувствия.

– Как о каком?.. О Викторе Алексеевиче, – неуверенно протянул Виноградов.

– Помилуй, дорогой мой Григорий Леонидович, я никуда не посылал Виктора Алексеевича. Последний месяц он безвылазно находится в Санкт-Петербурге. Мы загружены работой выше головы. В городе творится что-то невообразимое! А тут еще предстоит доклад императору… Чего молчишь? Случилось что-то серьезное?

– Боюсь, что да… Как выглядит этот Краюшкин?

– Ну-у… Вот он стоит рядом со мной. Сейчас мы расследуем довольно запутанное дело о мошенничестве… Замешана женщина. Кстати, следы ведут к вам, и, думаю, мне скоро понадобится твоя помощь…

– Как выглядит Краюшкин? – нетерпеливо перебил Виноградов.

– Росту Краюшкин небольшого, ниже среднего. Коренастый. Лицо круглое. Всегда тщательно выбрит. Не терпит ни усов, ни бороды. Этого достаточно?

– Вполне. Теперь понимаю, – протянул Виноградов.

– Так что случилось, Григорий Леонидович, объясни ты мне толком!

– Извини, Петр Алексеевич, не сейчас. Как-нибудь потом.

Положив трубку, Виноградов громко выкрикнул:

– Дежурный!

На громогласный оклик вбежал перепуганный полицейский. Прежде он никогда не видел Григория Виноградова в таком душевном смятении.

– Здесь я, ваше высокоблагородие!

– Вот что, голубчик, давай собирай всех и выезжай на Сухаревку, восемнадцать. Краюшкина Виктора Алексеевича знаешь?

– Кто же его не знает? – невольно подивился полицейский. – Господин из Санкт-Петербурга, прикомандирован к нашему ведомству.

– Вот что, передать летучему отряду, что он мошенник и преступник, выдает себя за господина Краюшкина. Арестовать незамедлительно, как только повстречают!

– Вот оно что! – невольно подивился дежурный. – Кто бы мог подумать! А на вид такой представительный господин.

– Сколько до Сухаревки?

– Думаю, что за полчаса управимся!

– Ну, чего стоишь? Живее! – поторопил Виноградов, выходя из кабинета.

* * *

У самого окна в небольшой квадратной комнатке на деревянном полу лежал большой холщовый мешок, перепачканный сажей. Развязав горловину, Родионов принялся бросать на стол пачки с деньгами.

– Быстро перекладывай деньги в чемодан.

– Мне бы хотелось увеличить свою долю, – неожиданно запротестовала Анна. – Ты сам знаешь, как я рисковала. Могло быть все гораздо хуже.

– Мне не нужна была твоя инициатива, – продолжал Савелий Родионов освобождать мешок. – Ты сама во многом виновата.

Анна продолжала наблюдать за тем, как пачки с деньгами, падая на стол, продолжали рассыпаться. Казалось, что им не будет числа.

– Послушай, Виктор, не скрою, я во многом виновата. Но я тоже пострадавшая сторона, мне бы хотелось компенсации.

– Сколько ты хочешь?

– Пятьдесят тысяч.

– А не много?

– Этих денег мне вполне хватит, чтобы оставить навсегда свое ремесло.

Показав пачку денег, Савелий Родионов сказал:

– Вот они. Ты их получишь, как только мы выберемся из города. Каждый пойдет в свою сторону. А теперь давай помоги мне и сложи деньги в чемодан. Иначе за нас это сделает начальник сыскной полиции.

Раскрыв чемодан, Анна проворно принялась перекладывать в него деньги. Глянув на часы, Савелий произнес:

– Сможешь закончить без меня.

– Конечно. Чемодан я вынесу сама. Не такой уж он и тяжелый.

Савелий Родионов подошел к окну и увидел, что верный слуга продолжал сидеть на облучке, цепко и внимательно посматривая по сторонам. Татарин был спокоен и сдержан, от его внимательного взгляда не могло укрыться даже малейшее движение.