Читать книгу "А если это был Он? - Жеральд Мессадье"

Джон и Энн-Френсис Уэсли появились в сопровождении Лонгпеппера, Деверса и Баскина. Все пятеро — измученные, с блуждающими глазами. Нервный ропот утих.

— Добро пожаловать, господин президент, — вымолвил наконец Уильям Лакет, приближаясь к ним.

Оба обменялись не слишком протокольным объятием.

Все искали взглядом Эммануила Джозефа.

— Он попросил высадить его на углу, — объяснила Энн-Френсис Уэсли.

— Как вы понимаете, мы нуждаемся в отдыхе, — сказал президент, — Заседание завтра, в восемь тридцать.

После чего президентская чета села в лифт, направляясь в свои апартаменты.

Рассевшись в понедельник утром вокруг длинного стола, министры с удивлением увидели генерала Арминиуса и военного атташе при Белом доме генерал-лейтенанта Эдвина Хендрикса, занявших места рядом с генералом Уильямсоном. Министр торговли, дама, не знавшая генерала Арминиуса, склонилась к своему соседу, чтобы спросить его, кто это такой. И с каких пор эти двое военных участвуют в заседаниях кабинета? И что бы означало их присутствие?

Джон Ф. Уэсли выглядел отдохнувшим.

— Дамы, господа, то, что я собираюсь сообщить вам, просто, но конфиденциально. Рушатся даже величайшие империи. Мы при своей жизни видели, как без единого выстрела пала советская власть. Я бы не хотел, чтобы то же самое случилось с нашей великой страной при моем президентстве.

Он обвел присутствующих взглядом; все были почти неподвижны.

— Вы все видели вчерашние события. Весь мир был им свидетелем. Их одних достаточно, чтобы оправдать изменение нашей общей политики. Тем не менее имели место и другие события, неизвестные вам и о которых остальной мир не должен знать. Узнав их, вы поймете, что решения, которые я собираюсь вам сегодня объявить, не зависят от моих религиозных убеждений.

Он отхлебнул глоток кофе.

— В ночь Большого американского затемнения наша баллистическая оборона была парализована, — объявил он.

Все вытаращили глаза.

— В то же самое время, что и все электрические сети и даже независимые источники энергоснабжения.

Лица повернулись к министру обороны, генералу Уильямсону. Тот пояснил:

— В течение нескольких часов между компьютером президента и системами запуска ракет был прерван контакт. Доскональное техническое обследование, выполненное на следующий день, не позволило определить причину, равно как и причины, по которым отключились все электрические сети страны. Неизвестно также, почему все эти системы вновь самопроизвольно заработали без всякого технического вмешательства. Генерал Арминиус и генерал-лейтенант Хендрикс, сидящие рядом со мной, были этому свидетелями.

— По совету генерала Арминиуса я и решил вступить в контакт с… с Иисусом, — объявил Уэсли. — Мы имеем дело с некоей силой, наверняка сверхъестественной, но не менее реальной и способной полностью лишить нас средств обороны. Это, дамы и господа, должно остаться неизвестным остальному миру.

Присутствующие кивнули.

— Мы все слышали также речь того человека, который вступил с спор с Эммануилом Джозефом на равнине Ред-Буффало. Независимо от того, что с ним стало, его слова выражают чувства немалой части населения страны и даже наших избирателей. Многие и сейчас еще задаются вопросом, не является ли Эммануил Джозеф обманщиком или приспешником самого дьявола.

— И вот доказательство, — вмешался министр внутренних дел Лонгпеппер, — в президента стреляли боевики экстремистской группировки «Христианские солдаты», а члены другой организации, «Белые американские солдаты», выпустили «стингер» по президентскому вертолету. Это крайне правое крыло нашего электората.

— Крест, появившийся в небе, может быть, убедит их, — сказал президент. — Что же касается меня самого, то я глубоко убежден, что Эммануил Джозеф — точно Иисус. И я в этом не одинок.

Многие члены кабинета, и среди них вице-президент Лакет, удивленно воззрились на Уэсли. Подобное высказывание в устах президента было по меньшей мере неожиданным.

— Когда Эммануил Джозеф появился в Аппер-Сандаски и столкнулся с моим скептицизмом, равно как со скептицизмом Теда Лонгпеппера и Дика Деверса, он сам предложил представить доказательства.

Уэсли медлил, желая произвести театральный эффект.

— Из-за его спины появилась Дева Мария, — сказал он после долгой паузы.

— Дева Мария? — воскликнул Лакет.

— Моя жена и дворецкий тоже ее видели, — добавил Уэсли.

— И она сказала: «Всевышний послал его к вам, чтобы призвать вас к порядку. Он здесь по воле божественного милосердия. Выслушайте его, не уподобляйтесь тем, кто обвинил его в колдовстве. Чары вашего рассудка гораздо опаснее чар лукавого», — процитировал по памяти Лонгпеппер.

Дик Деверс кивнул.

Все знали Лонгпеппера: меньшее, что можно было о нем сказать, это то, что он не склонен к мистике.

— Тед, — спросил у него вице-президент, — вы хоть отдаете себе отчет, что вы — свидетель чуда?

— В последнее время мы были свидетелями многих чудес, — ответил Лонгпеппер.

Услышав такое признание, министры откинулись на спинки кресел.

— Я не желаю, чтобы появление Девы Марии в Аппер-Сандаски было разглашено, — опять взял слово Уэсли. — Не сразу, по крайней мере. Но я хотел посвятить вас в эту тайну, чтобы никто не заподозрил меня в том, будто я вступил в сговор с дьяволом или смалодушничал. Я не мог поступить иначе, я сделал это в интересах нации.

Это было торжественное заявление. За ним последовало другое:

— Я не хочу, чтобы Америка была уничтожена.

Фантастический характер недавних событий поблек.

На горизонте вновь замаячила ответственность.

— Теперь, — объявил Уэсли, — нас ждет трудная задача: мы должны осуществить требуемую реформу нашей политики.

Это было самое сложное.

41

«Пастор Джим Фулберт, — сказал голос ведущего, — ваши первые заявления о человеке по имени Эммануил Джозеф были довольно пылкими. Вы считали его марионеткой дьявола. Изменилось ли ваше мнение после воскресных событий?»

На телеэкране в углу кафе возникло опустошенное и встревоженное лицо пастора в каких-то неестественных тонах, что явно свидетельствовало об искусственной вставке.

Несколько клиентов, сидевших тут и там, смотрели в телевизор рассеянным или отстраненным взглядом.

— Пастор Фулберт — трансгенетический осел! — воскликнула женщина неопределенного возраста.

Двое мужчин в глубине кафе обменялись улыбками. Никто не обращал на них внимания. На одном был шерстяной вязаный шлем, на другом — бейсболка с наушниками, скрывавшими половину лица.

— Это в самом деле смущает — видеть, как ты улыбаешься, Господи, — сказал тот, что помоложе.