Читать книгу "По волчьему следу. Хроники чеченских войн - Николай Асташкин"

2. Необоснованные ультиматумы, блокирование населенных пунктов, аресты ни в чем не повинных людей на блокпостах, которые должны были быть ликвидированы к 7 июля 1996 года, попытки свалить вину за свои провокации на чеченскую сторону — все это ставит перед нами вопрос: неужели российское руководство по-прежнему остается приверженцем своих худших исторических традиций? Это вызывает крайнюю озабоченность чеченской стороны, которая строго придерживается курса на мирное урегулирование, выполнение московских и назрановских договоренностей.

3. Если же российская сторона намерена продолжить политику провокаций и разбоя на чеченской земле, то ответ будет адекватным, с использованием всех сил и средств.

4. В связи с вышеизложенным требуем, чтобы Президент России господин Б. Ельцин как гарант и председатель Правительства РФ господин В. Черномырдин как подписант объяснили позицию официальной Москвы в отношении Московской договоренности (27 мая 1996 года) и назрановского протокола (10 июня 1996 года), а также действия отдельных членов российской делегации на переговорах.

5. Предлагаем ОБСЕ как посреднику в мирном урегулировании военного конфликта между ЧРИ и РФ, объяснить свою позицию в отношении военных и политических провокаций российской стороны против мирного урегулирования, призываем принять необходимые меры, предусмотренные международными нормами и уставами ООН, ОБСЕ в подобных ситуациях».

Тим Гульдиманн, по-видимому, раскусив уловку Яндарбиева и не желая выступать в роли третейского судьи, переправляет бумагу в аппарат Правительства РФ Сергею Степашину с припиской:

«Уважаемый Сергей Вадимович!

В связи с нашим разговором 9 июля 1996 года передаю в приложении текст "Заявления" Зелимхана Яндарбиева от 9 июля 1996 года по поводу мирного урегулирования военного конфликта».

Расчеты и просчеты

События, происходившие в Чечне летом 1996 года, постоянно пребывали в центре внимания как российской, так и мировой общественности, но при этом их смысл оставался непонятным не только простому российскому обывателю, но даже отечественным и зарубежным аналитикам. Чеченская кампания сопровождалась со стороны ее непосредственных авторов, прямых исполнителей и всех так или иначе вовлеченных в нее лиц множеством самых пространных заявлений по поводу развязанных военных действий и обилием всевозможных оправдательных попыток по принятию и осуществлению силового варианта решения проблемы. Однако откровенно пропагандистский характер выступлений одних, невразумительность других и откровенная ложь третьих только усугубляли в обществе непонимание происходящего.

Многие офицеры, находившиеся в Чечне, задавались вопросом: ради чего вообще нужно было начинать войну? Ради каких таких высших идей, разумных причин и человеческих ценностей? Неужели не существовало других, мирных подходов, способов, решений? Ведь ежедневно гибнут российские парни на клочке земли, составлявшем всего лишь тысячную долю территории России. Масса вопросов, на которые очень трудно было получить объективные или хотя бы вразумительные ответы. Но искать их, согласитесь, надо, и прежде всего потому, что эта страшная бойня, по большому счету, не нужна ни Чечне, ни России. И все же она продолжалась. Почему?

Одна из причин была в том, что Ельцин никак не хотел сесть за стол переговоров с Дудаевым. Президент России действовал через второстепенных и третьестепенных людей, которые, как правило, обещали Борису Николаевичу переубедить Джохара и его команду, вернуть России не столько «заблудших», сколько «московское правление в Чечне». Егоров стал министром по делам национальностей, клятвенно заверив Ельцина, что он «закроет чеченскую проблему» даже после «шахрайских» провалов. Кто знает, случись прямой диалог, а не «испорченный телефон» между Ельциным и Дудаевым, глядишь, к чему-то и пришли бы.

Анализ довоенных позиций каждой из сторон показывает, что у обеих они были достаточно твердые, неуступчивые. Но давайте посмотрим, когда, в каких обстоятельствах происходили «уступки». Одна из сторон шла навстречу другой только в том случае, если она видела или убеждалась, что может, в случае неуступчивости, больше потерять, чем приобрести. Что мог потерять лично Дудаев и его команда? Самое главное, конечно, — свои жизни и жизни сограждан. Так что особого выбора у него не было. Подписание какой-либо «отступной» означало бы его политическую, да и физическую смерть. С одной стороны, свои же не простили бы ему «предательства», а с другой, Дудаев, по-видимому, полагался на достаточность потенциала сопротивления, у него была твердая уверенность в стойкости чеченцев в любых чрезвычайных ситуациях и наконец он, наверняка, надеялся на трезвый и объективный подход Москвы. В этом, пожалуй, и был самый роковой просчет чеченской стороны.

Итак, война случилась.

Многие были склонны искать вокруг нее некую причинноследственную связь, единый логический охват, неизбежность, даже спланированность всех событий от начала до конца. На мой взгляд, это глубокое заблуждение. Никаких постоянных целей и задач, объяснявших все и вся, естественно, не было. Каждый раз у российской стороны возникали новые тактические цели, ставились конкретные задачи, но единой логической увязки не существовало. Все мы стали свидетелями множества планов, этапов, обещаний, заверений, которые благополучно канули в Лету, так и не сбывшись. Была, правда, одна-единственная установка — покорить Чечню, но ее, увы, так и не удалось претворить в жизнь.

Итак, какие же расчеты и просчеты допустило российское руководство?

Первый просчет, по мнению аналитиков, был психологического характера. Судите сами. Накануне войны в Моздоке сосредоточилось огромное количество войск, готовых ринуться в бой. Над Чечней постоянно барражировали самолеты, совершая устрашающее бомбометание, — это и многое другое вкупе с ультиматумом Ельцина о немедленном сложении оружия должно было, видимо, «напугать» Дудаева и его окружение, сломить дух сопротивления и подготовить соответствующую почву и моральный климат для победоносного движения российских войск на путях восстановления «конституционного порядка». Но, как выяснилось, Чечню испугом не возьмешь. Военный вызов был принят, к нему в Грозном оказались готовы. В этом первый просчет российского руководства, но отступать Ельцину было поздно, военная машина уже закрутилась.

Чеченцы оказали отчаянное вооруженное сопротивление «агрессорам», и Российская армия понесла на начальном этапе военной кампании огромные потери. Правы оказались те, кто предостерегал официальный Кремль от силового подхода в чеченском вопросе. Оправдались прогнозы и тех, кто заявлял, что молниеносной победы добиться не удастся, так как армии будет противостоять вооруженный народ, а затяжная война чревата партизанским движением и диверсионными походами, что тоже не сулит России ничего хорошего.

Из предыдущих трех крупных военных кампаний, проведенных в прошлом Россией против Чечни, явствует, что горцы отступали или «замирялись» только в том случае, когда их численность становилась менее двухсот тысяч. Значит, чтобы добиться искомой молниеносной победы в нынешней войне, нужно было в темпе уничтожить порядка 70—80 процентов чеченского населения, что требует как минимум абсолютной закрытости региона и полного контроля над средствами массовой информации. С другой стороны, российская армия оказалась морально не готовой встретить вместо ожидаемого животного страха своих жертв, как это было повсеместно в других «горячих точках», твердый дух и мужество сопротивляющихся ополченцев.