Читать книгу "Суд и ошибка - Энтони Беркли"

— То есть вы уверены, что этой пулей из револьвера «В» не стреляли, но не можете сказать, из какого револьвера она была выпущена?

— Верно.

— Вы осматривали револьвер «А»?

Так был обозначен револьвер, принадлежащий мистеру Тодхантеру.

— Да, осматривал.

— Пуля «С» могла быть выпущена из него?

— Я провел экспертизу и определенно могу сказать, что такая возможность не исключена. Но однозначно утверждать, что это произошло в действительности, не рискну.

Сэр Эрнест кивнул и заставил эксперта повторить это заявление еще двумя-тремя разными фразами, так чтобы до самых тугодумов-присяжных дошло, что Винсент Палмер никак не мог выстрелить из револьвера пулей, найденной в беседке, а у мистера Тодхантера такая возможность была.

Когда эта небезынтересная деталь утвердилась в сознании присутствующих, опрос свидетелей пошел дальше.

Следующей явилась миссис Фарроуэй засвидетельствовать превосходные личные качества мистера Тодхантера, рассказать, как он помог лично ей и семье в целом, как близко к сердцу принял положение, в каком они оказались. Она подтвердила, что его отношение к мисс Норвуд было самое отрицательное и что он нимало этого не скрывал. К сугубому разочарованию зрителей, Фелисити Фарроуэй для дачи показаний вызвана не была. Она только и могла, что подтвердить слова матери, поэтому в ходе сцены, имевшей место в спальне мистера Тодхантера, он самым решительным образом высказался против того, чтобы Фелисити выступила в суде. Она устроит истерику, сказал он, и это принесет делу один вред.

Отсутствие Фелисити сэр Эрнест компенсировал, пригласив последнего на тот день свидетеля, чем произвел фурор.

— А теперь я вызываю… — произнес он так, что отдалось даже в дальних углах зала, — Винсента Палмера!

Аудитория отозвалась восторженным гулом. Один лишь судья сохранил внешнюю невозмутимость, но, конечно, пробрало и его. Услышать, что свидетелем вызван человек, уже приговоренный к смерти за то самое убийство, за которое он, судья, судит в данный момент совсем другого человека… тут у кого угодно холодок пробежит… И судья, несмотря на мантию, поежился.

Не то чтобы мистеру Палмеру в самом деле имелось что сообщить. Сэр Эрнест, дабы сократить время процесса и вместе с присяжными удостовериться в том, что дело о смерти мисс Норвуд рассмотрено под всеми возможными углами, предложил суду ознакомиться с официальными протоколами допросов Палмера на его собственном процессе, признав их свидетельскими показаниями. Судья это предложение одобрил, и присяжным раздали машинописные экземпляры протоколов, чтобы они не спеша их изучили.

Согласно этим протоколам, Палмер признался, что в тот вечер посетил мисс Норвуд, но уверял, что покинул ее живой и здоровой не позднее девяти вечера. То, что мисс Норвуд позже девяти видели полной жизни, было установлено как факт, однако свидетельств тому, что Палмер расстался с ней до того, обнаружено не было. Следствие полагало, что мисс Норвуд на тот момент, когда ее видели, оставила гостя на несколько минут, а потом вернулась к нему.

На расспросы сэра Эрнеста Палмер в очередной раз рассказал, что, идя в тот вечер от дома мисс Норвуд к автобусной остановке, слышал, как неподалеку церковный колокол пробил девять, — и запомнил он это потому, что, невольно подстроив свой шаг к бою колоколов, обнаружил, что на каждый удар делает четыре шага. Наблюдение было занимательное, но, разумеется, его можно было сделать когда угодно, так же как и тот вывод, что Палмеру, чтобы добраться до указанного им места к девяти часам, следовало покинуть владения мисс Норвуд не позднее 8:55.

— Уходя из сада, вы кого-нибудь видели? Или, может быть, слышали? — спросил сэр Эрнест.

— Нет, никого. Уже стемнело, и потом я был расстроен. Понимаете, мы повздорили. Сомневаюсь, что я был способен кого-то услышать, если б он даже был в саду, и уж точно никого не заметил.

— Прискорбно весьма, причем для всех заинтересованных сторон… В нашем представлении дела, ваша честь, — конфиденциально заметил сэр Эрнест, обращаясь к судье, — мы высказываем предположение, что свидетель покинул сад как раз в тот момент, когда подсудимый проник туда. — Сэр Эрнест продемонстрировал завидную широту суждений, но с противной стороны возражений не поступило. — Находясь в саду, вы не видели ялика, причаленного к берегу? — продолжал он допрос свидетеля.

— Нет, к реке я не спускался.

— Позвольте… — Сэр Эрнест торопливо перелистал протокол. — Итак, вы утверждаете, что провели во владениях мисс Норвуд не более двадцати минут. И что в течение этого времени вы не видели и не слышали ничего подозрительного, что свидетельствовало бы о присутствии там постороннего?

— Именно так.

Затем вступил адвокат, который задал несколько вопросов касательно встречи Палмера и мистера Тодхантера, случившейся на следующее утро на квартире у Фарроуэя. Но Палмеру и тут почти нечего было сказать. Войдя в квартиру, он увидел свой револьвер у мистера Тодхантера; он понятия не имеет, как револьвер оказался в кармане мистера Тодхантера и почему последний проявил к этому оружию такой интерес. Однако теперь Палмер знает, что у мистера Тодхантера имелся свой, точно такой же револьвер и что миссис Фарроуэй видела его у гостя еще до прихода Палмера (миссис Фарроуэй в своих показаниях это подтвердила). Как бы Палмер сейчас, зная все обстоятельства, отнесся к тому, что намерение мистера Тодхантера подменить собственный, запятнанный преступлением револьвер невинным револьвером Палмера объясняется естественным чувством вины? Что, если, считая себя единственным подозреваемым, он стремился избавиться от инкриминирующих улик? Мистер Палмер несколько насупился, но своего мнения по этому поводу не имел.

А сэр Эрнест знай себе улыбался. Свое мнение он довел до присяжных еще в начале процесса; остальное его не волновало. К примеру, то, что после пары-другой второстепенных вопросов Палмер, не сообщив ничего существенного, так и покинул зал суда под опекой двух надзирателей. Сэр Эрнест показал присяжным несправедливо приговоренного человека, как в цирке, предоставил им случай испытать острые ощущения и надеялся, что они выразят свою благодарность вердиктом.

3

На следующее утро настала очередь мистера Читтервика.

Допрашивал его, и весьма подробно, сэр Эрнест. Мистер Читтервик сумел дать важные показания, начиная с того случая, когда мистер Тодхантер пытался разузнать у него, нет ли у него на примете человека, которого не жаль убить, и кончая находкой пропавшего браслета. Скромный и застенчивый мистер Читтервик произвел превосходное впечатление на судью и присяжных и под руководством хитроумного сэра Эрнеста, сам того не осознавая, привел всех, кто присутствовал в зале, к тому важному выводу, что раз уж столь обаятельный человек считает, что дела обстоят таким образом, то, значит, так они, видимо, и обстоят.

Третий день процесса ознаменовался сенсацией: после мистера Читтервика вышел к барьеру и подвергся допросу от лица собственного помощника сам сэр Эрнест Приттибой, создавший тем самым прецедент в анналах английского правосудия. С устрашающей серьезностью поведал он залу о находках в саду, уже упомянутых мистером Читтервиком, и сумел донести до слушателей, что мистер Тодхантер никак не мог подделать эти улики и даже знать бы не мог, где их искать, не создай он их самолично в день преступления. Затем сэр Эрнест спешно покинул трибуну, дабы судья или другая какая выскочка не напомнили бы присяжным, что никто, даже полицейские, не оспаривает больше того, что мистер Тодхантер в тот роковой вечер какое-то время присутствовал в саду мисс Норвуд, и, следовательно, следы его присутствия там никоим образом не помогают установить, чей именно палец нажал курок. Внушительная немногословность сэра Эрнеста стоила целой груды скучных улик.