Читать книгу "Война 2020. Поле битвы - Россия! - Ральф Питерс"

Но случались дни, когда Шемин проявлял себя как типичный араб – чуждый логике, склонный в самый неподходящий момент цепляться за неверное решение, бесчестный, подверженный эмоциональным вспышкам и в дурном настроении почти не поддающийся контролю.

Танжани, главком иранцев, был еще хуже.

Столь же фанатичный, сколь некомпетентный, больше всего на свете он любил шипеть, как змея, и бросать в лицо Нобуру ядовитые упреки.

Ничто не могло угодить иранцу, даже приблизительно не понимавшему принципов, на основании которых действовало оружие, вложенное японцами в его руки. Он не видел дальше своего носа и, казалось, вовсе не имел представления о невероятно сложных боевых действиях, которые велись в электромагнитном спектре. Конечно, все остальные тоже мало что в этом смыслили. Даже Бирьян, командующий среднеазиатскими повстанцами против советского ига, имел лишь самое приблизительное представление о тех невидимых схватках, что постоянно сопровождали реальные бои на поле брани. Бирьян, конечно, самый профессионально грамотный из всех троих командующих, подчиненных Нобуру, он лучше всех обучен военному ремеслу. Но он же и самый безудержно жестокий, ему всегда мало пролитой крови. Кабата терпеть их всех не мог и после каждого совещания чувствовал себя так, словно его вываляли в грязи.

Он еще раз отхлебнул из бокала, и разбавленное виски горечью обволок его язык, оставив во рту вкус кислоты и дыма. Потом генерал скосил глаза на спину помощника, который сидел за личным пультом командующего, отбирая в ворохе поступающих сообщений те, что требовали персонального внимания Кабаты. Ему можно доверять – он отсеет все, кроме самого необходимого. Он обладает безошибочным чутьем на то, что нужно начальнику. Акиро – прекрасный офицер из очень хорошей семьи, и Нобуру не испытывал сомнений, что и он тоже со временем станет генералом. Однако Нобуру выбрал его не из-за семейных связей или профессиональных качеств. Немало есть других молодых офицеров, обладающих большими талантами и знаниями, чем Акиро. Нобуру взял Акиро в помощники потому, что тот – классический конформист.

Когда Нобуру задумывался, как посмотрят его собственные начальники или коллеги на какую-либо проблему, ему требовалось только узнать мнение Акиро. Молодой офицер являлся идеальным продуктом системы, безоговорочно уверенным в ее справедливости и правоте. Конечно, Нобуру понимал, что и сам он некогда был таким же, так же верил если не в идеальность системы, то в ее способность стать идеальной со временем. Теперь, в двух шагах от триумфа, Нобуру одолевал груз сомнений. Казалось, каждое новое сомнение тяжким грузом ложилось на его плечи. Генерал допил до последней капли горьковатую жидкость и поставил бокал. Пожалуй, больше не следует.

«Возможно, – сказал он себе, – все дело в американцах. Своего рода неадекватная реакция, почти суеверный ужас от собственных успехов». Сообщение начальника разведки о беспрецедентно возросшем обмене информацией между Москвой и Вашингтоном не давало ему покоя. Однако Токио не встревожился. Американцы практически ни на что не способны, даже если им и взбредет в голову вмешаться. Соединенные Штаты очень и очень далеко, к тому же их армия прочно завязла в Латинской Америке и, если все пойдет по плану Токио, эта ситуация сохранится там навсегда. США замкнулись в своем намерении сохранить за собой господствующее положение в собственном полушарии и последнее время уделяют мало внимания остальному миру. В любом случае, что американцы забыли в Советском Союзе? В этом уравнении составляющие не только военного характера – Токио не верил, что Соединенные Штаты в состоянии наскрести достаточно денежных средств на интервенцию. К тому же, если брать чисто военную сторону вопроса, кому может прийти в голову, будто США в силах оказать конкуренцию японской технологии, – нет, такое просто невозможно. Американцам преподали хороший урок – кому, как не Нобуру знать об этом, ведь он еще молодым подполковником воевал в Африке. Они не захотят снова такого унижения. Мелкие стычки в бразильских джунглях – одно, а прямое столкновение с японским вооружением – совсем другое. Даже если бы США не соблюдали своих договорных обязательств и припрятали где-то несколько ядерных ракет, никакие их средства доставки не в состоянии преодолеть японскую систему противокосмической обороны, а любое тактическое применение такого оружия они смогут отразить военными средствами и использовать во вред американцам средствами политическими. В лучшем случае американцы могут послать русским какую-нибудь военно-воздушную часть, которую войска под командованием Нобуру просто-напросто сотрут с небес.

Он хорошо умел сбивать американцев в небе и знал, как легко это сделать. И все же, вопреки всякой логике, он инстинктивно насторожился при упоминании о переговорах между Москвой и Вашингтоном и очень хотел бы, чтобы разведчики смогли каким-нибудь образом проникнуть в систему связи и расшифровать содержание их переговоров. На данный же момент существовала только одна информация – о наличии таких переговоров, и недостаточность данных раздражала Нобуру. «Возможно, – размышлял он, – все дело только в страхе, что вернутся те кошмарные сны». И без того ему тяжело приходится с арабами, иранцами и дикими среднеазиатами.

Он сомневался, что сможет преодолеть возвращение старых кошмаров и сохранить при этом ясную голову.

Он снова вспомнил о приближающейся встрече и задумался, удастся ли ему достучаться до здравого смысла этих людей. Разумеется, Нобуру не считал себя мягкосердечным человеком. Он знал, что жизнь состоит из чувства долга и вечной – причем и физической тоже – боли. Но он не мог смириться с тем, как эти варвары вели войну. В глубине души он гордился, что для выполнения поставленной задачи ему не потребовалось вводить в бой «Скрэмблеры». На взгляд Нобуру, такое оружие превосходило все допустимые пределы негуманности, и он, даже будучи очерствевшим в битвах солдатом, отнюдь не испытывал восторга, что его родина затратила столько усилий на их создание. Нобуру считал себя солдатом старой закалки. Человеком чести, и он не видел ничего честного в таком оружии, как «Скрэмблеры». Он тщательно скрывал информацию об их существовании от людей, формально являвшихся его нанимателями и – теоретически – союзниками. Стоит Шемину, Танжани и Бирьяну пронюхать о них, и они не отстанут от Нобуру, пока не вынудят его применить «Скрэмблеры». А тогда война превратится в такой кошмар, о котором Нобуру даже думать не хотелось.

«Возможно, я просто становлюсь стар, – признался он себе. – Стар и мягкотел». Но он боялся, что Япония совершила роковую ошибку, поддержав те силы, которые сейчас воевали ее оружием. Он подозревал, что в основе их действий лежала только корысть, только стяжательство. Советы были бы рады торговать богатствами Сибири на выгодных условиях, но Токио охватила навязчивая идея об абсолютном господстве. Честолюбие тоже, конечно, сыграло здесь свою роль. Нобуру хорошо узнавал его, потому что давно уже научился распознавать этот порок в первую очередь в себе самом: нежелание зависеть от милости других, страстное стремление быть хозяином положения. И вот теперь Нобуру воевал бок о бок с людьми, которых не мог воспринимать иначе, как дикарей.

Они начали наносить химические удары, не посоветовавшись с ним. В этом не было никакой военной необходимости – японское оружие без труда сметало русских с пути. Но Нобуру оказался не готов к такой глубокой ненависти, испытываемой его союзниками по отношению к русским, к «неверным». Нобуру незамедлительно сообщил в Токио об атаках на густонаселенные районы и на колонны беженцев и одновременно использовал все возможности воздействия на союзников, отчаянно пытаясь прекратить преступные действия. Конечно, он ожидал, что Токио поддержит его, подтвердит его угрозы прекратить обеспечение наступления.