Читать книгу "Тиски - Олег Маловичко"

– Сейчас реже.

– Что это?

– Восемь лет назад, – начинает он рассказ, – была заваруха, если помнишь. В городе нарушился порядок. Всем как-то резко стало тесно на своих местах, и каждый почти подумал – почему это я не рулю в городе один? Началась склока. Каждый сам за себя, все против всех. Нужно было упорядочить движение. Поэтому иногда приходилось идти на жесткие меры. Но в обратку против меня тоже работали. Таю похитили.

– Что?..

– Похитили. Конкуренты мои. Три недели держали в подвале.

– Чего они хотели?

– Чтоб я ушел. Понимаешь, если бы я тогда отступился, я бы потерял все – и Таю, и дело. Я бы стал слабым, и потом я бы даже не смог им отомстить, если бы что-то случилось.

– Я ни в чем тебя не обвиняю.

– Я отказался. Они грозились прислать ее по частям.

– Мизинец?

Игорь кивает.

– Как ты нашел их?

– Не важно. В конце концов, все это вопрос денег и силы. Я оказался сильнее.

– Что с ней случилось?

– Их было трое, тех, кто смотрел за ней. Организовал все Иртыш, я потом разобрался с ним… Он говорил, что не велел им… Что они ослушались, понимаешь?

– Что с ней случилось?

– Они насиловали ее. Втроем. С утра до вечера, после того как я отказался. И теперь она живет на два дома. – Игорь невесело усмехнулся. – Понимаешь, она иногда в том подвале просыпается. Как сейчас.

– А врачи?

– Что врачи? Реланиум, феназепам… Она первые полгода как овощ ходила. Я не могу ее убивать. Знаешь, я все эти годы приходил домой, садился, хватался вот так за башку – думал, все бы на свете отдал, все, чтобы она как раньше была. Они же… Суки, они же душу из нее вытащили. Она такая веселая была раньше. А потом заперлась в доме и выйти боится одна, без охранника.

Я впервые вижу Игоря таким. Верится с трудом, но сейчас он выглядит ранимым, и мне приходится его успокаивать.

Он сидит, утопив голову в руках, и глухо говорит ­откуда-то снизу:

– Я сейчас на нее смотрю иногда – она такая, как до всего. Как будто в нее жизнь вернулась. Тысячу лет ее такой не видел. Спасибо тебе, Денис.

Абсурдная ночь заканчивается абсурдным утром. Ничего не может быть бессмысленнее, чем почти плачущий Вернер. Слово «спасибо» – не из его лексикона.

Прощаясь, Игорь оставляет мне упаковку реланиума и несколько одноразовых шприцов – если что, два куба сразу.

В окно я вижу, как он садится в свой «Кэдди» и уезжает. Иду в комнату. Тая свернулась калачиком в углу кровати. Укрываю ее одеялом, ложусь сзади и обнимаю. Я думал, что она спит, но она берет меня за руку и подносит мою ладонь к своим губам, чтобы поцеловать. Ее лицо мокро от слез.

* * *

Сегодня самый теплый день октября за последние тридцать лет. Утром сказали по радио.

Будь я, не знаю, мэром, президентом или кем-то в этом духе, короче, человеком, облеченным властью, – я устраивал бы в такие дни общий выходной. Чтобы люди выходили на улицу и смотрели, какой прекрасной может быть жизнь.

Воздух сух и прозрачен, а слабый ветер лениво гонит по чистому асфальту высохшие желтые листья. Тишина, статика, грусть.

Я съезжаю с главной дороги на проселочную, чтобы попасть в район частных домов, где живет Вернер. Выезжаю на открытое пространство. Ветер здесь сильнее, он гоняет листья сотнями.

Тая открывает дверь и быстро втаскивает меня внутрь. Награждает поцелуем.

– Мы раньше всегда вдвоем отмечали, по-тихому. Без тортов этих, свечек. – Вернер держит в руках бокал с шампанским, и в паузах между его словами слышно, как шипят пузырьки. – Сидели вдвоем, вспоминали… А потом появился Денис и все испортил – всех в себя влюбил, всех очаровал.

Мы тихо смеемся. Очень хорошая атмосфера за столом.

– Но выпить я все равно хочу не за него. Без обид, Денис, я передумал… За тебя, сестренка. За твой ­чудесный возраст. Я тебя люблю.

Он тянется к Тае и целует ее в щеку. Они смотрят друг на друга – интимным, сокровенным взглядом, свойственным только самым близким людям.

– Теперь – подарки! – и Игорь потирает ладони.

– Игорь… – Тая поворачивается ко мне: – У нас традиция есть.

– А, ну да, традиция, – снова перехватывает инициативу Игорь, и Тае это не нравится, что видно по ее поджатым губам и опустившимся глазам. – В этот день Тая может попросить у меня что угодно, и я не вправе ей отказать. Естественно, если это в моих силах. Обычно она хомяков морских просит. Хорошо не бегемотов. Но сегодня я подобрал подарок сам.

С этими словами, то ли правда не замечая неудовольствия сестры, то ли попросту не обращая на него внимания, Игорь бросает на стол незапечатанный ­конверт:

– Средиземное море. Круиз. Две недели. Люкс. ­Поедете вдвоем, отдохнете, мир посмотрите.

– Игорь, спасибо, но я хотела о другом попросить.

– Как?

– У меня есть просьба. Ты не вправе мне отказать.

Улыбка прикрывает недовольство Игоря. Он, прищурившись, смотрит на Таю и закуривает.

– Ну, раз есть желание, озвучь, не тяни интригу. – В голосе Игоря проскальзывает нетерпение.

– Отпусти Дениса.

И мы сидим молча, словно кто-то раскрыл неудобный секрет или вытащил из шкафа и посадил за общий стол старый семейный скелет.

– Тая, не в свое дело лезешь, – коротко бросает Игорь.

– Ты обещал!

– Ничего я тебе не обещал. Едешь в круиз, все.

– Я никуда не поеду. Я не хочу. Отпусти…

– Рот закрыла!!!

От Игорева крика дергаюсь даже я. Глаза Таи набухают слезами, она закусывает нижнюю губу, а Игорь выставляет указательный палец в ее лицо и зло чеканит:

– Сейчас же сотрешь тоску со своего лица и будешь улыбаться. А через неделю вы вместе с Денисом сядете на этот долбаный белый лайнер и поплывете…

– Я никуда не поплыву!

– Будешь здесь сидеть? Запрешься в четырех стенах опять? Будешь жалеть себя, ныть, орать по ночам? Хватит, проснись уже, живи…

– Сволочь, как ты смеешь? – Тая тоже начинает закипать, и в эту секунду я вижу, как они похожи друг на друга, брат и сестра, особенно в гневе. – Это же ты виноват, из-за тебя все…

– Хватит.

– Как у тебя язык поворачивается, скотина…

– Тая, хватит…

– Ненавижу тебя! Сволочь, убийца!..

Это не была пощечина. Он действительно ударил, вложив силу. Голова Таи мотнулась, девушка с криком схватилась за щеку и тихо заплакала.

– Успокой ее, – произнес Вернер, срывая с колен салфетку и вставая из-за стола.