Читать книгу "Отчаянные - Билл Болдуин"

Долгое время я просто смотрел на то, как она спит, лежа на спине и склонив голову в мою сторону в мягком свете одной из лун Гелика. Длинные волосы, которыми я так восхищался, совершенно растрепались и разметались по всей подушке. Из-под простыни, которую мы натянули на себя, как только утолили первый порыв страсти, виднелись одна рука и восхитительно пышная грудь.

Глядя на нее, я вновь задумался о той загадочной составной части бытия, которую мы называем любовью, и о том миллионе с лишним раз, когда мне казалось, что я ее нашел. Возможно, едва ли не единственным разом, когда мне казалось, что я вовсе не влюблен, было, когда мы занимались любовью с этой потрясающей женщиной.

Что ж, в те дни она была для меня просто очень близким другом и сослуживцем… ну, и еще восхитительным и изобретательным партнером в постели — такого у меня еще не было. И — Вут свидетель — ухажеров у нее в те дни было больше, чем у саблекота блох! Ее вечера были расписаны так, словно все до единого мужчины Гелика стояли в очереди на нее. Мне казалось тогда, что многие из них, если не все, делили с ней ложе… собственно, я даже гордился тем, что принадлежу к их числу. Теперь, лучше узнав Клавдию как личность, я начал сомневаться в том, что их было так уж много. Как знать, возможно, я значил для нее гораздо больше, чем мне представлялось тогда. Впрочем, что взять с меня тогдашнего, если я даже теперь не был уверен в том, что научился распознавать настоящую любовь?

В то утро я так и не пришел к определенному выводу. Понял только, что спящая рядом со мной женщина оказывает потрясающий эффект на того, кем в глубине души являлся нынешний Вилф Брим. Эффект, равного которому по силе и глубине я еще не испытывал никогда раньше.

А потом мне настала пора собираться: катер 327-й модели, который за мной прислали, вылетал на Авалон меньше чем через три метацикла, а я ведь даже еще не собрал свои вещи! Вспомнив, что сон у Клавдии под утро, как правило, чуткий, я осторожно выбрался из-под простыни и принялся собирать одежду, которую мы накануне раскидали по всему полу. Повесив, как мог, на спинку одного из стульев ее безжалостно скомканное платье, я разложил на кровати различные детали ее нижнего белья и только потом занялся собственным мундиром. Увы, по нему казалось, будто я всю ночь боролся с содескийскими медведями. В общем, ни у кого не могло возникнуть ни малейшего сомнения в том, чем мы вдвоем занимались после бала! Впрочем, как знать — если бы мы позаботились об этой ночи заранее, нам, возможно, пришлось бы справляться с другими, куда более сложными проблемами.

Сказать, что мне не хотелось уходить от нее в то утро, было бы явным преуменьшением. Долгое время я просто сидел у изголовья кровати, глядя на ее лицо, охваченный незнакомыми мне доселе эмоциями. Сильными, гораздо сильнее, чем обычное желание, хотя и этого тоже хватало. Потом, как раз тогда, когда я наклонился, чтобы поцеловать ее на прощание, она проснулась, несколько раз поморгала ресницами и потянулась ко мне.

— Что, Вилф, разве уже пора? — сонно спросила она. Я прижал ее к себе, и когда наши губы встретились, мне показалось, что все начнется сначала — так действовало на меня ее дыхание на моей щеке, чувственный аромат ее духов… Каким-то образом мне удалось сохранить над собой какое-то подобие контроля, и мы оставались в объятиях до тех пор, пока мои дыхание и сердцебиение не замедлились.

— Я люблю тебя, Клавдия, — прошептал я ей на ухо, когда снова осмелился говорить?

— Я тебя тоже люблю, Вилф, — сонно отозвалась она. — Так здорово сказать это в первый раз за все эти годы.

— И что мы теперь будем делать? — спросил я в некоторой растерянности. Как-то не слишком я привык к такому. Пожалуй, мне куда спокойнее в бою, когда меня пытаются убить.

— Делать? С чем? — переспросила она.

— С нашими чувствами, — пояснил я, садясь обратно на стул у изголовья кровати. — Как нам жить после этого?

— Для таких вопросов требуется будущее, мой милый, — ответила она, — а у нас с тобой его нет. Даже те жалкие клочки настоящего, что нам с тобой удалось урвать нынешней ночью, уже почти все обратились в прошлое.

— Но мы ведь любим друг друга! — возразил я. Она с улыбкой кивнула.

— Да, пожалуй, что так, — согласилась она, прищурившись. — Как мило. Возможно, так даже будет приятнее ждать.

— Но раз так, не можем же мы просто взять и… и забыть все, будто ничего не случилось, — пробормотал я.

— Что ж, — заметила она. — Поскольку будущего у нас нет, это, пожалуй, все, что нам остается. — Она невесело улыбнулась. — Впрочем, я сама не знаю, что говорю, Вилф. — Она откинула простыню в сторону и заглянула прямо мне в глаза. — Возможно, у нас и есть еще какой-то шанс, я только не знаю, какой. Это мое тело слишком кипит гормонами, чтобы я могла еще здраво рассуждать — особенно про тебя. — Она прикусила губу и положила мою руку себе на грудь. — Но если ты не уйдешь прямо сейчас, то…

Мне пришлось собрать в кулак всю свою волю, но я, поцеловав ее еще раз, поднялся со стула.

Она тоже скользнула с кровати и, тихонько ступая босыми ногами, проводила меня до двери. Приоткрыв створку, я осторожно выглянул в кабинет.

— Лампа у меня на столе горит! — встревоженно воскликнула она, отпрянув от двери. — Я помню точно, что гасила ее, когда мы ушли сюда.

Я с опаской прошел в кабинет и почти сразу обнаружил, что дверь из него в приемную Адели как была заперта, так и осталась. Я был в кабинете совершенно один. Впрочем, голофон на столе у Клавдии оказался переключенным из положения «РАБ» в положение «ВЫКЛ».

— Он что у тебя, выключается автоматически? — спросил я, кивнув в сторону стола.

— Вовсе нет, — удивленно ответила она, следом за мной вошла в кабинет и осмотрелась в полумраке. На этот раз вид ее обнаженного тела подействовал на меня еще сильнее. Клянусь Вутом, она была истинной богиней во плоти! К черту машины 327-го и всех прочих типов! Я раскинул руки, чтобы обнять ее, когда она негромко ахнула и ткнула пальцем в сторону вешалки.

С тревожно колотившимся сердцем я повернулся и против воли разинул рот. На одном из крючков висели на плечиках аккуратно расправленный женский деловой костюм в прозрачном пластиковом чехле, белая блузка и белая же кружевная комбинация. На соседнем же крючке висел летный костюм и моя поношенная кожаная куртка, из кармана которой торчала аккуратно сложенная пилотка с хорошо различимыми даже в полумраке двумя контр-адмиральскими звездами. На маленькой полочке рядом лежала дамская сумочка и стояла пара дамских туфель, а на полу стоял мой собранный дорожный грависаквояж, на крышке которого покоились пара моих башмаков, бритва и смена чистого белья. Ко второму — явно пустому — саквояжу была пришпилена записка, гласившая: «Суньте вчерашнюю форму сюда и оставьте здесь. Заберу потом». Я так и не решил, кто провернул всю эту диверсию — Барбюс, Руссо или Уильямс. Возможно, постарались все трое при активном содействии Адели. Впрочем, это волновало меня в тот момент меньше всего; главное, что мы с Клавдией вновь оказались в долгу перед нашими невидимыми доброжелателями. Потом, после того как я побрился и переоделся, мы как-то незаметно снова оказались в постели и провели в ней еще полметацикла. Только после этого мы наконец распрощались, и я поспешил на катер…