Читать книгу "Воевода - Юрий Корчевский"

Я добрел до постоялого двора и, едва раздевшись да стянув сапоги, рухнул в постель.

Утром голова раскалывалась. Я лежал в постели, делать ничего не хотелось, да и нечего было делать — не было у меня в Москве никаких дел. Бумаги Федору я отдал, когда ответ будет — неизвестно, да и будет ли он вообще? Прочтут писари мое послание, да и положат в архив. Тогда чего я торчу в Москве, дурью маюсь? Я, боярин и воевода, чищу нужники, раскрывая кражу. Да ну их всех, надо домой ехать. Соскучился я по семье. Но для начала надо встать, одеться. Солнце уже высоко стоит.

Однако только я поднялся и начал одеваться, как услышал в коридоре шум. Дверь резко распахнулась и на пороге появился Кучецкой.

— Ай-яй-яй! Уж полдень скоро, а ты, я вижу, даже не умывался. Едем, дьяк ждет!

— Сегодня-то я зачем ему понадобился? — едва не простонал я.

— Голову поправлять поедем!

— Нет, не хочу.

— Собирайся, я сказал! — рявкнул Федор.

Сам он был свеж и выглядел бодро, хотя

вчера его увезли в возке «уставшим». Если бы

сам не видел — не поверил бы. Крепкий мужик!

Деваться было некуда. Я умылся и уселся в возок рядом с Федором. Всю дорогу он похохатывал, намекая на мое слабое здоровье.

И дьяк выглядел как новый пятак. Благоухая заморскими благовониями, он был розовощек и улыбчив. Выскочил из-за стола, обнял и усадил в кресло. Умеют они тут в Москве пить! И самое главное — как им утром удается так хорошо выглядеть?

Дьяк не погнушался сам поставить на стол чарки и штоф с вином. От одного вида вина меня замутило. «Потерять лицо» дьяк не боялся — и я, и Федор, и он сам были боярского сословия.

Мы выпили — меня аж передернуло. Дьяк убрал в шкаф чарки и вино.

— Будя, поправились; пора и к делам приступать. Ты, боярин, чего за радения свои хочешь?

Я замялся. Чего мне желать от дьяка Посольского приказа? Не просить же назначить меня послом куда-нибудь в Европу? Так даже если и попрошу — не получится. Послов сам государь указом назначает. К тому же языков я не знаю — плохие у меня способности к языкам. В институте английский на троечку сдал.

Я пожал плечами:

— Да ничего!

Федор рассмеялся:

— Я же тебе говорил, что он ничего не попросит.

Дьяк хмыкнул:

— В Вологде что, все такие?

В разговор вмешался Федор:

— Не наглый он и гордый к тому же. На поле брани — герой, да и как воевода в двух походах — супротив татар да с литовцами под Опочкой — себя проявил. Князья, что главными воеводами были, о нем хорошо отзываются. А самое главное — голова у него работает, сталкивался я с ним в деле не раз — умен. А то, что одет без роскоши и не нагл без меры — то достоинство его боярское, кровь в нем говорит!

Вот уж не ожидал я от Федора такой речи в свою защиту. Дьяк смешался:

— Да я что? Так сказал, не подумавши.

Но Федор не отставал:

— Вот и отблагодари человека, мужа славного за деяния добрые, думаю — не оскудеешь.

Дьяк уселся за стол, размашисто подписался на какой-то бумажке, песочком мелким присыпал, сдул.

— Бери!

Я взял бумагу, прочитал. Подорожная, с моим именем. Имею право без досмотра и податей с нужными мне людьми пересекать границы безвозбранно. Неплохая бумага, в мое время цены бы ей не было — а в это? Я за рубеж ни разу не выезжал, да как-то пока и не собираюсь. Однако же свернул аккуратно подорожную и сунул за пазуху. Встал, отвесил легкий поклон.

— Э, погоди, это не все.

Дьяк полез в шкаф, вытащил небольшую золотую шкатулку искусной работы с самоцветами на крышке.

— Дарю. Вещица иноземная, французская.

Я вновь поклонился.

— Ну что, пора и честь знать, дела государевы ждут. — Федор шагнул к двери.

Я последовал за ним. Дьяк, провожая меня к двери, на прощание пожал руку:

— Ты вот что, боярин, зла на меня не держи, коли обидел нечаянно словом неловким. Коли нужда в чем будет — приходи. Ежели по моему ведомству что — помогу.

Федор, уже усевшийся в возок, высунул руку в окошко:

— Дай посмотреть.

Я протянул шкатулку. Федор покрутил ее, открыл крышку. Заиграл мелодию скрытый механизм.

— Занятная штуковина. Ты куда сейчас?

— Домой думаю, в Вологду. Бумаги через тебя передал, чего мне в Москве проедаться?

Федор не возражал. И что ему сказать-то было? Он лучше многих знал, сколь медлительна и неповоротлива государственная машина.

Мы обнялись на прощание, и я пошел на постоялый двор.

Федька-заноза обедал в трапезной. Я заказал обед поплотнее и присоединился к нему.

— Чего это ты, боярин, так наедаешься, как будто после поста?

— Домой выезжаем, Федор.

— Когда?

— А вот доем…

— Что-то уж больно поспешно.

— Никак — понравилось в Москве?

— Все лучше, чем в Вологде. Там каждый переулок знаешь, и тебя каждая собака знает.

Мы доели, я расплатился. Прислуга вывела наших коней — уже оседланных, отдохнувших и застоявшихся в конюшне.

Федор быстро сгреб наши вещи в переметные сумы, и мы не спеша выехали со двора. Впереди еще полдня — далеко отъехать успеем.

Выбрались за город. В Москве снег был серым от золы и пепла множества печей, а за городом снежная белизна глаза резала, и дышалось вольготно.

— Э-ге-гей! — заорал Федор во все горло.

— Ты чего?

— Так, боярин, от радости жизни.

— Ну-ну.

Мы пустили лошадей в галоп — только снежная пыль сзади завихрилась.

Гнали до сумерек, остановившись на ночевку на постоялом дворе. Обстоятельно — не спеша и сытно — поужинали да и улеглись спать. После гонки по морозу в комнате уютно — тепло и чисто.

Мы с Федором отрубились сразу. Однако же Далеко за полночь были разбужены криками в коридоре. Оба сразу проснулись, по привычке мгновенно оделись, обулись, опоясались саблями, и лишь после этого вышли в коридор. Из дверей выглядывали испуганные постояльцы, большая часть которых была в исподнем.

Снизу, из трапезной раздавались крики:

— Ратуйте, люди добрые, убивают!

Мы с Федором ринулись туда.

За стойкой стоял бледный от испуга хозяин, зажимая рукой разбитый, окровавленный нос. Посредине трапезной здоровенный детина в синем кафтане стрельца, изрядно в подпитии, держал за косу женщину, стоявшую перед ним на коленях. Правой рукой он яростно размахивал бердышом и орал: